Горькое логово

– Ярун тебя баловать, – сказал Кощей. – Но здесь нужно учиться.

Сташка кивнул. Учиться – так учиться. Пожалуйста. Что угодно. Только не обратно в бессмысленную «обычную» жизнь под опекой чужих. Внезапно, напугав, под ногами взвыли двигатели. Качнуло и на секунду за стеклом близко, достать рукой, повернулась серая каменная стена. Снизу пришел едва ощутимый толчок, и двигатели, смешно мяукнув, смолкли. Кощей за руку мимо нескольких закрытых дверей вывел наружу через космического вида шлюз. Яркий свет неба и горький морской воздух плеснули в лицо. Ветер ласково взлохматил волосы, будто извинялся за смятение, что испытывал Сташка, а высоко вверху над башней по флагштоку рывками поднимался какой-то длинный узкий вымпел. Ветер развернул его – серебряно-черный, красивый… Вроде бы знакомый… И небо какое синее…

– Преждевременно, – посмотрел на вымпел Кощей, опустил глаза на Сташку и пожал плечами. – Ну, что ж… Пойдем.

И что это был за вымпел? Зачем его подняли над башней? Сташка по блестящему узенькому трапу спустился за Кощеем в синюю тень двора. Кощей втянул его в тяжелые двери и тут же быстро их закрыл. Тускло светила маленькая лампа на стене, и свет ее вдруг дрогнул от загрохотавших двигателей. Звук взвыл, поднимаясь, и стал убывать. Скоро стало тихо, Кощей небрежно толкнул дверь, впуская яркое солнце. Сташка зажмурился. Ему опять было плохо. Ярун его отослал. Надо пока быть порознь. Плохо это. Кажется, что ничто не угрожает, но сердце все равно больно и торопливо стукается о ребра, а свет снаружи и темнота коридора тошнотворно перемешиваются и качают, качают, укачивают… Голова кружится. Кощей сказал:

– Много раз некоторым силам было выгодно объявить, что наконец отыскать божественное дитя Дракона…

– …Кого-кого?! – изумился Сташка.

– Божественное дитя, – ухмыльнулся Кощей. – Я проверить. Оказалось ложь. Ну, а ты? Тоже с неба?

– …Это типа я что ли – божественное дитя? – с подозрением уточнил Сташка. – Ха. Богов – не существует.

Кощей удивился:

– Ты не будешь подтверждать, что ты божественное дитя Дракона?

– …Лабиринт, – задумчиво сказал Сташка. – Плевать на мистику и прочий поповский бред, надо просто пройти Лабиринт.

– Это не просто, – У Кощея не сбивалось дыхание от длинного подъема по лестнице с высокими ступеньками, как у Сташки. – Ты надо пройти Лабиринт унд доказать всем, кто ты есть. Пройти – хорошо, нет – все равно ты пригодиться. А чтобы не погибнуть случайно, тебя потренировать, кормить – Ярун приказать. Унд поучить тому, чему в общих начальных школах не учить… Сюда, битте… Твои апартаменты, – он чуточку брезгливо усмехнулся. – Классы дальше.

Апартаменты? Ха. Сташка открыл дверь в светлую простую комнатку с полукруглым, синим солнечным окном, вошел. Шкаф в стене, кроватка с белым одеялом. Кощей не стал входить:

– Ты прийти в себя?

– Отчасти.

– Ты быть осторожнее.

– В чем?

– Во всем. Я знаю, ты умеешь плавать. Идем.

Они прошли коридором и стали спускаться по другой лестнице. Ступеньки высокие, неудобные. Лестница винтовая. Кощей, следя за Сташкой, у которого чуть кружилась голова и он придерживался за перила, спросил:

– Тебе нехорошо? Не споткнись.

– Не дождетесь, – лучезарно улыбнулся Сташка.

– И тебе совсем не страшно?

– Жизнестойкость и адаптация, – еще лучезарнее улыбнулся он. – А что, должно быть страшно?

– Должно быть, – он даже остановился, всматриваясь. – Ты один, в незнакомом месте, ты маленький, слабенький и беззащитный. А если я привез тебя совсем не туда, куда велел Ярун? И веду сейчас, например, в темницу?

– Да что ж вам так надо, чтоб я боялся? Смешно ведь. Ну, давайте, рискните потерять доверие Яруна. Или… Вы хотите попробовать меня как следует снова напугать, чтоб я исчез с ваших глаз, как у портала? Ап, и нет ребенка – нет проблемы? Так ведь проблем только больше станет.

– Кто с тобой занимался?

– Что?

– Тебя явно готовили психологически.

– К чему? А-а, вы имеете ввиду, что меня кто-то натаскивал явиться к Яруну и занять это невозможное место божественного подкидыша? Ха. Да Контора с меня глаз не спускала, разве нет? Если меня кто и натаскивал, как вам известно, так только педагог сольфеджио к концерту… Блин. Я ее подвел, концерт-то вчера был… Ах да. Какова будет судьба пары, на попечении которых я находился?

– Будут вести свою обычную жизнь. Их нельзя винить за то, что они не смогли с тобой справиться.

– Нельзя, – согласился Сташка, раздумывая, какие подвохи Кощей разместил в своей фразе. Признать свою особенность? Зачем? – К сожалению, такая участь приемных родителей настигает нередко.

– Послушай, умник. Кем ты себя считаешь?

Прямой вопрос сбил Сташку с толку. Действительно, кем он себя считает? Поразмыслив, он решил, что смешно скрывать внешний, самый простой уровень правды:

– Внебрачным ребенком Яруна… С каким-то очень важным для него наследственным контентом. С тем самым, который позволяет пройти этот Лабиринт и взять законное имя… Послушайте, а мне можно будет продолжать музыкальное образование?

Огромный темный бассейн открывался прорубленным в черной скале выходом в море. Кощей показал, опять не переступая порог:

– Там душ, а там положить новую одежду. Наверх подниматься сам, завтрак минут через сорок.

Сташка, оставшись один, улыбнулся морской воде. Купаться!! Он торопливо содрал жаркую одежду, скользнул с бортика в чуть теплую, очень соленую веселую воду. Дно бассейна плавно уходило в синюю-синюю глубь. Нырнул, чтоб не заплакать от острого счастья, и устремился к выходу. Проплыл длинный, с красивой каменной резьбой по бортику бассейн; поворачиваясь на спину, разглядел высокий темный свод грота и, наконец, выплыл над глубиной в простор и сияющий свет.

Ласковая вода качалась спокойная, южная, ласковая; розовые лучи утра отчетливо и неотклонимо пронизывали ее и терялись в зелено-синем бездонном сумраке. Остров с башнями вырастал из воды темной великолепной громадой – отплыть в океан подальше, чтоб разглядеть? Сташка не решился. Поплавал немного, понырял, весело замирая от чувства бездны под собой; устал. Углядел невдалеке в скалах маленький причал с узенькой лесенкой, подплыл, уже изнемогая, и выбрался на горячие, белые от солнца и соли камни. Посидел, успокаивая дыхание, слушая шлепанье ленивых волн о камни, посмотрел на громадный бескрайний океан и громадное бескрайнее небо, вбирая в себя горький свежий ветер, горизонт и длинные узкие флаги облаков в небе. И улыбался. Невольно, непрерывно, неудержимо. Это было похоже на забытый счастливый сон – и теплое море, и ветер, и чем-то родной, милый воздух… Это все уже было: и небо, и бездонное синее море, и теплый родной ветер… Давно. Только что же он такое важное, про то, что тоже было давно – вспомнил там у Яруна? Забыл, пока спал… Но и это чувство забытого незаметно растаяло. Там у Яруна… Он правда родной, он возьмет к себе? Правда-правда возьмет? Это ведь не приснилось, что он сказал: «Ты дома»?

Пора возвращаться. Он неглубоко нырнул и устало поплыл из сияющего простора обратно в темноту грота. Было чуть страшно – из дня в темноту, да и устал. Да еще и Кощей там где-то со своими вопросами… И вообще еще неизвестно какие люди… Учить будут, тренировать… Кормить. Ага. Вот это важно, и он поплыл быстрее. Есть хочется. Локти дрожали, когда выбирался из бассейна, и он посидел на бортике, прежде чем встать. Отдышался, пошел смывать с себя соль, размышляя, почему никто за ним явно не следит. А как следят? Чей расчет в том, чтоб ему казалось, будто за ним не присматривают? И – на что расчет? Ждут, что без надзора натворит что-нибудь глупое? Надо быть осторожным.

Он оделся, с удовольствием посмотрел на себя в зеркало – разве это он? Какой спокойный, чистенький мальчик в нарядном белом костюмчике. И разве не захочет он приручиться и быть послушным? И не останется благодарным? И не захочет пригодиться?

Сташке снова стало немного тошно. Своему волку он верил, императору Яруну – не вполне, из-за этой невнятицы, отец он или нет и еще потому, что он сам велел верить только ему самому, Яруну; а Кощею верить – дураков нет… Как уцелеть? И зачем ему вся эта морская сказка? Неужели вот это житье с белой комнаткой, классом, бассейном – целый остров! – приготовлено именно для него? Вот ему, Сташке? А почему бы нет? Ведь Ярун ждал его, ждал, когда он подрастет? Но что тогда в нем такого, кроме родства, что настолько ценит сам император? Кроме того необъяснимого, болезненного чувства, что Ярун и сам Сташка каким-то образом – «свои»? Родство и еще какая-то, помимо родства, связь есть, тянется из бездонного прежнего. Но зачем же было разрывать ее и прятать Сташку так далеко, на Астре, в холоде и тоскливой неразберихе бессмысленной «обыкновенной» жизни? Что, и это ради безопасности он там проскулил душой все детство? Но ведь он сказал, плохо – что Сташка вырос не на его руках? Почему? Неужели знал про детский, никому не слышный скулеж, на который Сташка исходил с младенчества? Ух. Как же без Яруна-то теперь страшно, оказывается.

Он был вежлив и внимателен за завтраком, когда Кощей терпеливо знакомил его с только что прибывшими – недавно Сташка услышал, как садится гравит – тремя учителями, врачом и тренером. От них от всех пахло морем и солнцем. Красивые люди, особенно, конечно, две учительницы в светлых платьях, милые взрослые девушки, одна с темными крупными кудрями, другая, построже, со светлыми волосами ниже пояса – даже Кощей на эти золотые-медовые волосы поглядывал, не говоря уже о других мужчинах. Тренер, похожий на худого мощного медведя, правда, глаз не сводил с другой красавицы, с темными кудрями… Врач – дядька с бородой, строгий и в годах, со взглядом как рентген, но тоже большей частью в сторону уверенной златовласки. Третий учитель был похож на студента-старшекурсника, и веселый взгляд его прыгал с одной красавицы на другую, хотя, увидев Сташку, он сразу сделался серьезным и деловитым. Потом опять стал переглядываться с красавицами. Сташка даже сам озадачился: ему-то какая девушка больше нравится, темненькая или светленькая? Обе милые такие, ласковые… Он не смутился, знакомясь со всеми, хотя не понимал еще их язык; все ему улыбались, даже Кощей; девушки – каждая в щечку поцеловала, учитель подарил красивую тяжеленькую ручку. В открытые окна сияло синее солнце, пахло морем и ванилью от булочек, белая скатерть слепила глаза, а на столовом сервизе были нарисованы какие-то знакомые закорючки и маленькие синие рыбки. Несколько тарелок для обычного завтрака его тоже не смутили, и что чем есть – он тут же вспомнил, едва увидел маленькую смешную вилочку для пирожных. Вот только откуда он это знает? В его прежней жизни на завтрак полагалась тарелка каши и чашка какао с бутербродом – никаких пирожных и уж тем более вилочек к ним. Обычаи новой жизни его почему-то ничуть не настораживали и не озадачивали. Наоборот, эта жизнь, как только он задумался об ее обыденном устройстве, показалась ему более удобной и правильной, чем все такое же на Астре. Даже сервировка стола, даже последовательность блюд, даже легкий и умный флирт взрослых между собой – Кощей и тот с удовольствием перешучивался с красавицами. Скорей бы выучить язык и научиться так шутить, чтоб красавицы взглядывали с интересом и задумчиво опускали ресницы… Но вообще-то больше прямо сейчас его интересовала еда, которая была вкуснее и правильнее, чем все, что он до этого ел в жизни… Не считая Агашиной и Юлькиной стряпни, конечно. А здесь будто молоко стало более молочным. И никакой каши.

Радость – остаться жить в этом красивом замке, который после завтрака показывали Кощей и учитель. Радость – быть милым и восприимчивым. И таким же спокойным, как все, кроме Кощея, взрослые с ясными веселыми глазами, чистой кожей и чем-то таким свежим, что окружало каждого из них и было непредставимо вокруг взрослых унылого и пестрого городского мира Астры. Радость – что где-то там за морями-океанами есть Ярун. Ярун о нем позаботился. Он продумал Сташкино пребывание так, чтоб ему тут было хорошо.

Это главное – есть Ярун. И уж после этого главного – вся эта правильная жизнь, в которой он блаженствует так же, как замерзшая рука в прошлогодней варежке. Вроде забыл, как все может быть хорошо, а теперь это счастье снова случилось. Все, спасибо Яруну, встало на свои места.

Кощей – прозрачные глаза пустые и острые – дал несколько строгих подробных наставлений. Сташка послушно кивал – свой испуг на печке он не забыл. Да, Кощей мог тогда быстро отвезти к Яруну, и Сташка стал бы счастлив так же бессовестно, как сейчас. А если б не отвез? Кощею верить нельзя. Он хочет, чтоб Сташка собственной тени боялся… Чтоб остался позорным, никчемным бастардом, трусом, заморышем. А Ярун назвал: «Царевич»…

Чего бояться? А без недель в волшебном ЛЕСУ, без Котьки и ребят он не научился бы чему-то важному. И уж конечно, Кощей бы не провел его через Мост. И Сташка не почувствовал бы в себе никакой не то что силы, а даже уверенности. Не увидел бы на себе черного платья с драконом. И не заметил бы никакой тайны новой жизни, не чувствовал бы волшебства Сети ни в себе, ни во всем здешнем воздухе. Кроме того, теперь ведь он живет по правде. Ему перестали врать, что он обыкновенный мальчик. Не говорят пока, кто он, и Ярун темнит с отцовством, ну да это ведь не вранье. Главное, что жить можно честно. Надо только найти способ взаимодействия с Сетью – а то вот же она, руку протяни. Столько силы. Столько знаний… Надо только вспомнить, где спрятан интерфейс. Тот обруч черный, который он видел на себе в зеркале. Он есть. Где-то. Ничего, отыщется. И Сташка совсем успокоился.

Вместе с учителем Кощей внушил ему правила поведения и наконец улетел на машине поменьше гравитоплана, каких Сташка на Астре никогда не видел. Дышать стало еще легче. И тихо стало – никто больше не уродовал Чар бесконечными инфинитивами. Общий, главный государственный язык Сташка на Астре только-только начал учить и знал только алфавит да горсточку слов. Язык Астры учителя, с которыми он остался, не знали. Объяснялись жестами, но жизнь, казалось Сташке, течет свободно и легко, как веселая, глубокая, искрящаяся под солнцем река. Все хорошо. Взрослых этих он и без слов пока хорошо понимал.

Его долго осматривал доктор, потом тренер немного погонял его в бассейне, потом Златовласка занималась с ним без перевода понятными математикой и физикой, и скоро наступил обед – с той же удобной, хотя, конечно, несколько избыточной сервировкой. Никогда в жизни Сташка не ел суп с таким удовольствием. Рыба оказалась еще вкуснее – в общем, десерт, как поэтически ни выглядел, привлечь его не смог. Неприлично захотелось спать – и врач тут же что-то сказал всем и отвел Сташку в его комнатку с полукруглым окном, которая нравилась и сама по себе такая белая, и потому, что здесь не было ничего лишнего, никаких комодов, ковров и игрушек.

Доктор велел отдыхать, хотя день еще не кончился, но разрешил взять из класса большие красивые книги с иллюстрациями. На них даже Астра была прекрасной. А разве нет? Там ему было плохо – но ведь дело не в планете и не в городе, а в нем самом… Сташка лежал в кроватке, листая тяжелые нарядные книги, созерцал созвездие на картинках и радость, тихая и настоящая, мешала дышать. Долго, совсем по-новому он разглядывал дивные города на картинках – тот северный, в котором он рос, выглядел одним из самых дивных, – пустыни, леса, горы, широкие реки, людей разных рас, храмы и сокровища, невероятно и привычно обжитый космос и огромные звездные корабли. В чем еще, в каких чудесах нуждается этот прекрасный, так грамотно устроенный, ухоженный мир созвездия, если тут потребовался какой-то там божественный ребенок? Которым почему-то может оказаться он. Почему-то? А кто катался на коньках в ледяной темноте? А кому Ярун роднее всех родных? А кто на самом деле – звездная зверюга бессмертная?

Глаза склеивались. Он вытянулся на теплой кроватке и тут же ухнул в сон, и никаких видений больше не хотел, только слышал, как время шумит морем, идет к вечеру, и в ночь. Но в глубокой темноте середины ночи он проснулся от собственных слез, и никак не мог успокоиться, пряча плач в подушку и никак не понимая, о чем плачет.