Последний Словотворец. Ложная надежда

Ия расплылась в улыбке, и я невольно ответил ей тем же.

– Кха-кха-ха, – сестрёнку скрутил приступ кашля.

– О Небеса! Ия, зачем ты встала?! А ты не прохлаждайся и бегом на работу! Я не собираюсь за тебя краснеть перед тётушкой, – мама мгновенно появилась рядом и, подхватив малышку на руки, унесла в спальню.

Всё одно и то же. Мне словно прокаженному не давали находиться рядом с сестрой. Из кухни с новой силой запахло едой и живот свело судорогой. Раньше всегда пахло травами, и весь стол был завален пучками, соцветиями и стеблями. С каждым днём их становилось всё больше и больше. Мама хорошо в них разбиралась и словно лесная фея гордилась каждым собранным листочком. Но и это было тем, что она оставила в прошлом, заставив себя забыть и пытаясь быть нормальной. Не обращая внимание на голод, я вышел из дома.

Погода на улице стояла не по-весеннему жаркая. Солнце ярко светило, нагревая землю и становясь с каждым годом всё более безжалостнее. Лёгкий ветерок развевал зелёную листву. Всё казалось таким живым и таким серым одновременно. Поправив свой мешок, я направился в небольшую пекарню на окраине. Пройти в неё можно было двумя способами, но самый короткий путь лежал через вторую малую площадь. Я не любил её за толпы людей и проезжих торговцев, расположившихся там, но сейчас времени не оставалось.

Чем ближе было к площади, тем незаметнее мне хотелось стать. Я наклонил голову так, чтобы отросшие волосы упали на лицо, прикрыв собой его добрую часть. Хотя, что ни делай, а приезжие всё равно кидали на меня свои косые взгляды. Я был слишком высоким и широкоплечим для здешних мест. Раньше меня часто останавливали и спрашивали: «Не из северных ли я народов?». А те, кто был поострее на язык и вовсе горланили, что моя мать понесла от дикарей и скрывает это. Поэтому я всегда предпочитал идти в обход – длинной дорогой.

Но сегодня на меня мало обращали внимание. Большая часть толпы сгрудилась у помоста. До меня доносился звучный голос проповедника, который зачитывал «писание Трёх Богов» и возносил хвалу нашему правителю. Люди стояли, перешёптываясь, а некоторые даже громко спорили. Большинству не нравилась политика нового короля, другие же наоборот защищали его, поклоняясь ему словно Божеству. Я, как и многие помнил бесконечные войны и казни при прежнем правителе. Короли Дарте?лии менялись, но одно оставалось неизбежным – страна угасала, своими стараниями они опустили её на дно. Но пять лет назад, после кончины очередного кровавого тирана, на трон взошёл молодой наследник – Ба?рдоулф. Народ не ждал ничего хорошего от шестнадцатилетнего юноши, даже несмотря на признание его правления Богами. Но с каждым годом он доказывал свои способности в ведении переговоров, восстанавливая по крупицам руины, доставшиеся ему в наследство. Хотя некоторые по-прежнему высказывали своё недовольство.

Я поспешил пройти через толпу зевак. Мне не было дела ни до короля, ни до политики, ни до религии. Моя жизнь сводилась к более простому – нужно работать. Работа – это деньги, а деньги – это жизнь. Пусть о возвышенном рассуждают те, кому нечего делать. Меня же ждёт обычная и поэтому не опасная рутина.

Я выбрался на более узкие и пустынные улочки. Обычно здесь редко можно было встретить людей, но мне сегодня не везло. Возле небольшой лавочки громко спорили юноша и старик. Они так распалились, что даже не заметили моего присутствия.

– Ты с меня 120 да?ртов хочешь содрать за клочок бумаги?! – старик тряс в воздухе кулаком. – Я же не письмо написать прошу!

– Так смотри, тут даже не на нашем языке написано. Это ещё дороже, нужно сначала разобрать символы, сверить их. А тут слов разных много. Смотри сколько написано, – парень упрямо выпятил острый подбородок и, расправив письмо, указал на закорючки.

Я невольно пригляделся к словам, на которые показывал писарь. Что это именно он, было несложно догадаться по изображению пера и чернильницы на вывеске. Да, стиль написания был старым, но при этом точно дартелевским. Парень явно врал, как и насчёт того, что написано «много разных слов». Даже с такого расстояния можно было заметить, что слова повторяются. Старика нагло обдирали.

– Не хочешь платить так не надо, иди и ищи другое место.

Видно, что мужчина хотел, что-то возразить, но лишь покачал головой. Он переставил свою трость поудобнее и полез в карман. Мне стало жалко этого несчастного. Скорее всего, его так облапошат ещё ни один раз. Поддавшись секундному порыву, я ускорил шаг и якобы случайно задел его, стараясь сделать это несильно, но всё равно от толчка старик качнулся вперёд и выронил свою трость.

– Простите меня, совсем не смотрю куда иду, – натянуто улыбнувшись, я нагнулся за упавшей тростью.

Подобрав её, я подошёл вплотную к старику и понизил голос до шёпота, надеясь, что у писаря не такой острый слух:

– Он вас обманывает, письмо не стоит таких денег, – и уже громче добавил. – Извините ещё раз.

Старик удивлённо смотрел на меня, не говоря ни слова. Я быстро развернулся, стремясь скорее уйти. Возможно, он даже не поверил мне, ведь перед ним был просто очередной увалень, который чуть не опрокинул беднягу на землю. Запоздало пришла мысль о том, что мой поступок был немного опрометчивым, но я отмахнулся от неё. Не думаю, что старик, даже запомнив меня, сможет найти.

***

– Ты – бестолочь! Опять отдал хлеб этой мелюзге! Ни на что не годен! Весь в своего папашу, бесхребетный, да ещё и ущербный, тьфу! – грузная женщина сплюнула под ноги и скрылась в подсобке.

Я сидел на крыльце небольшой лавочки, которую содержала семья моей тёти. Здесь и была моя однообразная тяжёлая работа. За неё мне немного платили и отдавали подгоревший хлеб. Ничего сложного, но я частенько подкармливал беспризорную малышню испорченной выпечкой, за что и получал нагоняи. Когда тётя Аннин это замечала, то любила припомнить и моего отца и, конечно же, неполноценного меня. Её ничуть не смущало то, что я плохо его помнил и не знал, как он умер на самом деле. Некоторые говорили, что его казнили за то, что он скрывал преступника, другие же – что его нашли в сточной канаве. Вариантов было много, но правды так никто и не знал. Мама молчала и лишь злилась. А когда я захотел порадовать её и стал читать одну из отцовских книг, то она впервые меня ударила. На следующий же день мама сожгла все его книги и записи, запретив даже вспоминать о том, что я умею читать. Тогда мне удалось спасти только несколько книг, включая и его собственную. Отец перед отъездом оставил её именно мне, говоря, что две одинаковые книги станут нашим мостом через расстояние и время. Потом мы переехали из нашего уютного и вкусно пахнущего травами домика на окраину шумного и многолюдного центра Дартелии. Вот так одним днём была перечёркнута прежняя семья и по желанию моей матери мы стали обычными, смешавшись с разношерстной толпой. Она выкинула все свои травы, а мои кошмары и тягу к книгам назвала постыдным отклонением. Для всех остальных я был бедным больным ребёнком, который порой вёл себя очень странно. Последствием такого выбора стало скорое появление ещё одного человека в нашей жизни – отчима. Всё было терпимо и даже хорошо, пока я не стал вырастать и походить на отца. Об этом мне каждый раз напоминала тётя: «Ты просто его копия, такой же непробиваемый, хорошо ещё, что в книжонки не утыкаешься». После этого мама стала смотреть на меня более настороженно.

Под их косыми взглядами я рос замкнутым. Мне было сложно подружиться с другими детьми, и я предпочитал быть один. И конечно больше всего на свете мне нравилось читать, хотя приходилось тщательно это скрывать. С годами мало что изменилось, мне также трудно было найти общий язык с ровесниками. Единственные, кто тянулся ко мне везде и всюду были дети. Они приходили в восторг, когда я им в тайне от всех рассказывал сказки и иногда подкидывал негодный хлеб. Круг замкнулся.

– Хватит балду пинать, – тяжелая фигура тёти появилась в дверном проёме, – возьми вон те мешки и отнеси их в таверну, да пошевеливайся.

Я вздохнул и покосился на очередные неподъёмные баулы. Тётя Аннет нетерпеливо ждала, сложив руки на груди. Примерившись к мешкам, я поочерёдно закинул их за спину. Казалось, ещё немного и мой позвоночник просто сломается под их тяжестью.

– Ничего, вон какой лось вымахал, а морщишься, словно старый осёл, – сказала она, наблюдая за мной. – Отнесёшь и можешь домой валить.

Идти было не так уж и далеко, но под солнцем, которое накалило уже всё вокруг, эта дорога казалась путём на посмертный костёр. Таверна встретила меня приятной прохладой и запахом дубовых бочек. Для посетителей было ещё рано и только за одним столом я заметил кучку завсегдатаев. Владелец – невысокий и улыбчивый мужчина – увидев меня, приветливо махнул рукой. Только сняв с себя мешки, я понял, что промок от пота до нитки и сейчас продал бы что угодно за глоток воды. Хозяин открыл мешки и, проверив содержимое, довольно хмыкнул.

– Как всегда, отлично, – он окинул меня взглядом и улыбнулся ещё шире, – Ми?ха, налей парню прохладной водички. А ты Этан сядь, передохни.

Я с благодарностью опустился на ближайший стул и откинулся на его спинку. За соседним столом громко галдели мужики, и я невольно прислушался к их спору.

– Брешешь всё.

– А вот и нет! – кулак одного из них стукнул по столу. – Говорю же, ищут их до сих пор.

– Так это сказки всё, их и не было никогда.

– Было, не было, какая разница, – первый понизил голос, и я немного наклонился вперед, чтобы расслышать. – Ты представь деньги то какие за это получить можно?! Работорговцы то мигом хватились. Они сейчас этих разыскивают и потом сдают куда надо за хорошие суммы.

– Так они же не настоящие.

– А им какая разница, они нашли тех, кто подходит и сдали. А там уже пускай верха разбираются, что с ними делать. Только говорят, обратно ещё никто не возвращался.

– А может просто наш король мальчиков любит, – мерзко гоготнул второй, – вот и привозят ему товар на выбор.

Первый почесал свою бороду.

– Да какая разница, главное за это платят много. А мальчиков там или этих мне вообще нет дела, – он с досадой опрокинул в себя остатки выпивки и крикнул. – Эй, девка, неси ещё пойла, живее! Я тут деньги плачу.

Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. Миха была хозяйской дочкой и помогала обслуживать посетителей. Она всегда казалась мне слишком скромной и милой для такой работы. Многие даже приходили сюда просто полюбоваться ей, но находились и такие отбросы, позволявшие себе грязно к ней обращаться.

До моей руки слегка дотронулось что-то прохладное. Я поднял голову и столкнулся взглядом с Михой. Её длинные пальчики скользнули по моей коже и она, едва заметно, качнула головой. Девушка улыбнулась и поставила передо мной запотевшую кружку.

– Эй, скоро там? Каракатица быстрее ползёт! – этот мерзкий бородач развалился на стуле и выжидающе смотрел в нашу сторону.

Миха развернулась к ним и, улыбнувшись, сказала:

– Я не смогу принести вам выпивку, вы задолжали ещё с того раза. Но если вы сейчас расплатитесь, то я вынесу вам столько выпивки, на сколько хватит ваших щедрых кошельков.

Я удивлённо смотрел на это хрупкое создание. Она проговорила всё без запинки, твёрдым голосом.

– А если откажусь? – видимо выпил он много, потому что только в пьяном угаре можно было быть таким пустоголовым. За порядком всегда следила городская стража. Новый король строго относился к любым дебошам и нарушениям. А зачинщиков бросали в темницу, а в некоторых случаях прилюдно казнили в назидание остальным.

– Тогда мне придётся позвать стражников, – Миха стояла гордо выпрямившись.

– Ах ты дрянь! Да кто тебя учил так со старшими разговаривать? – бородач вскочил, опрокинув стул, и подался вперёд. Я мгновенно встал рядом с девушкой, загораживая её собой.

– Я научил. А тебя кто учил? – из подсобки вовремя вышел хозяин. От его дружелюбия не осталось и следа. – Убирайтесь-ка вы из моего заведения, стража то вон уже идёт. Они в это время постоянно заходят. Ну а если не хотите, что же посмотрим на вас, когда в темницу бросят.

– Чтоб тебя демоны драли, – сплюнул бородач. – Пойдём отсюда.

Он кинул пару монет на стол и вместе со своим дружком вышел, громко хлопнув дверью.

– Фух, – облегченно выдохнула Миха. Я почувствовал, как чуть выше локтя натянулась ткань моей рубашки и оглянулся. Девушка слегка дрожала и одной рукой держалась за меня. Заметив мой взгляд, она немного покраснела и разжала свои пальчики. Я же готов был стоять так хоть вечность.