Путешествие на ту сторону

Этот менталитет постоянно ищет врага. Если посмотреть на верующих людей, находящихся в плену советской ментальности, они везде ищут корни дьявола. О Боге совсем не думают, больше о сатане. Откуда бы его изгнать и на кого переложить свою вину. В экономике и политике нам тоже все пытаются «навредить». И внутри государства и снаружи. Везде и всегда человек был способен на зло и предательство, однако, религиозная мудрость призывает не к наказанию, а к осмыслению и к прощению. И Бог не уничтожает, а преображает мир, и преобразит полностью в конце времен. Нам ли стремиться к истреблению другого?

К чему я это говорю? К тому, что, живя в Израиле, ты встречаешься с людьми, которые выросли в этой реальности, а не свалились с планеты Марс. Даже осознавая себя евреями, они не могут отрубить корни, по которым текут их жизненные соки. Тебе тоже придется преодолевать этот процесс – научиться смотреть на реальность объективно, но при этом не отчаиваться.

Еще одна черта есть у советского человека, думать, что он может на все этом мире повлиять. Россия импортирует большую часть продовольствия, и все при этом уверены, что еда не пропадет. Ты пишешь, что никогда не будешь иметь хорошую работу и жить в хорошем доме. Вспомни, еще недавно у тебя все было более чем хорошо. И дом, и престижная работа. Все рассыпалось за считанные часы, и ничего от тебя не зависело. Ты сейчас в Израиле, религиозном государстве, религии которого не свойственно отчаяние. «Звездить», может, и не будешь, а пристойно жить можешь, это в твоих руках. Отдай себе отчет, что возможно, и двигайся. То же самое касательно твоей дочери.

Если кратко охарактеризовать твое состояние, то это звучит так: «Моя жизнь драматична, но мне не хочется драмы». Так не бывает. Принцип советского человека: «Все или ничего». Принципы иудео-христианской религии: «Постепенно приближаемся к исполнению Обещания». Даже Бог действует постепенно, через страхи, радости, угрозы и предательство. Даже из отречения Петра не стоит делать историю в стиле Эпохи Просвещения: «Либо я Мальчиш-Кибальчиш, либо я Мальчиш-Плохиш, нам бы еще ночь простоять и день продержаться».

Ты описываешь природу Израиля, которая дает подсказку. К каждому кустику и цветочку подведена труба, через которую в определенный час подают воду. Воспринимай это как видимый знак того, как нужно обращаться с людьми. К каждому человеку своя трубочка, через которую поступает живительная влага в нужном количестве. Не надо пальму заливать водами Мертвого моря. Пробовать, ошибаться, постепенно облагораживать.

Не существует теоретической истины, существует истина любви Бога, которая всегда выражается в конкретной ситуации в конкретное время, совершенно по-разному. Ее нельзя забетонировать.

Тебя польют в свое время. Вспоминается образ из Книги Пророка Даниила, когда вода течет из Храма. Это животворящие силы Бога, которые дают жизнь всему.

Дорогой Эдуард!

Вода течет из Храма, потому что это Вода. Самое ценное на этой земле, потому что самое редкое. Во всем Израиле, по сути, только один большой источник пресной воды – озеро Кинерет. Тивериадское озеро. Есть еще река Иордан. По нашим российским меркам это и не река никакая, а ручеек, но она орошает ближайшие долины, как может.

Вернемся, однако, к частным проблемам. Которые тебя тоже касаются. Раза три в неделю я в шесть утра пишу тебе в интернете. Я тебя даже предупредила, что воспринимать нормально можно только то, что я пишу в шесть вечера, а что пишу рано утром, надо делить на десять. Даже я, смелая и откровенная женщина, никогда не решусь публично нашу переписку цитировать. Я даже перечитывать эти послания не решусь, ибо это реалити-шоу из моего внутреннего ада. Огонь, грешники, котлы, вопли. Знаешь, когда переживаешь несчастную любовь, то головой понимаешь, что ее уже кто-то переживал. Но все существо кричит, что такого ни у кого не было. Ты один такой на грани жизни и смерти.

Я в курсе, мне все старые эмигранты говорили, что через это проходили. Представь себе, плакали страшно абсолютно все. Мужчины, женщины, дети и старики. Все. Это как онкологический диагноз. Предстоят долгие месяцы тяжелого лечения, отчаяния и надежды. Результат неизвестен, остается только молиться. Прежние социальные связи разорваны, новых еще нет. Их нащупываешь, как кочки на болоте. И иногда проваливаешься по шею. Все время кажется, что тебя хотят обмануть, самое интересное, что тебя все и правда хотят обмануть. Эмиграция в Израиль, с одной стороны, довольно мягкая. Дают пособие на первое время, льготы, учат языку. С другой стороны, назовем вещи своими именами – в организациях, которые занимаются абсорбцией, годами обитают отнюдь не лучшие люди нашего города. Перегрызшиеся между собой, высокомерные, ленивые. Это какой-то ночной кошмар наяву. Слететь вдруг на самое дно, ходить по кабинетам, где на тебя смотрят как на мусор, перебивают, учат жизни, хамят разнообразные бабы, неизвестно по каким признакам туда набранные, но явно не по уровню компетентности и человеческим качествам. В Москве я знала, как ответить, здесь не знаю. Не понимаю пока. Но мне так часто говорили, что отвечать надо, что однажды я выступила.

Эта дама хорошо известна репатриантам Севера. Теоретически призвана им помогать. Ходит читать лекции в ульпан. В один печальный для нее день она появилась и в нашем классе. И начала с порога:

– Вы уже, наверное, поняли, что я диктатор?

Как же не понять? Неухоженный вид, немыслимые для преуспевающего юриста зубы. Байки, которые она рассказывает из года в год уже двадцать лет. Сначала вступление, как нам повезло и как нам платят пособие, которое мы не заработали, а еще выступаем и требуем не швабру с тряпкой, а достойное место работы. И какое может быть достойное место работы, если вы преподаватель политэкономии?

Какая политэкономия спустя двадцать три года после кончины социализма?

Дама скатилась в прямую уголовщину и рассказала историю про своего знакомого инженера. Который устроился электриком на маленький частный завод, а через неделю его уволили, потому что не оказалось работы.

– Ты что, дурак? – поучала его женщина. – Надо было сломать розетки и отрубить электричество, а потом его с трудом починить. Владелец убедился бы в твоей необыкновенной нужности.

Когда она закончила, я встала и включила телевизионный голос. Этим самым голосом я чеканно поблагодарила ее за интереснейшую лекцию, а потом доложила народу, как все обстоит на самом деле. И попросила ее не обращаться с нами, как с классом коррекции, который не умеет пользоваться туалетной бумагой, не знает, что такое кредитная карта, и никогда не был дальше Торжка.

– Я кого-то обидела?

Терпилы с задней парты продудели:

– Неет!

– Не апеллируйте к публике, последнее дело для оратора, – сказала я и вышла. Свидетели доложили, что Мила успела после этого соврать одной паре в вопросах визового режима.

Я специально так подробно рассказываю про одну даму, потому что она квинтэссенция этих учреждений. С ними боятся ссориться, потому что опереться не на кого. Но и Министерство абсорбции опора так себе. Между прочим, эти бабы прошли в свое время то же самое, но вместо сочувствия от них видишь только дедовщину.

Когда мы только приехали, Маша попробовала ходить в летний ульпан. Начинала она с нуля, а там дети уже месяца два учили язык. Она ничего не поняла и отказалась учиться. Я позвонила куратору и попросила, чтобы с ней немного позанимались индивидуально, объяснили начальные принципы. В ответ я услышала:

– А чего она не понимает? Я ее видела, на дебила не похожа вроде.

Да, моя дочь не похожа на дебила. Она училась в одной из лучших школ Москвы. А сейчас она сидит в мигрантском гадюшнике за сломанными партами. Ее кое-как учат языку и математике, и никак физике, химии, литературе, истории. Решив за нее, что это лишнее для карьеры продавщицы. Я найду выход, даже если она потеряет год в восьмом классе, но я привезла в Израиль чудесного, умного, способного ребенка. Даже если завтра я стану инвалидом и остаток жизни проведу на пособии, я расплатилась. Но помогите сейчас ей, черт вас возьми. Это же ваше будущее.

Дорогая Ольга!

Начну с твоих писем. Которые ты пишешь в шесть. Утра. Потом, в шесть вечера я читаю твое же размышление над тем, что ты писала утром. Это всегда очень забавно. Ты утренние письма зря не перечитываешь, давало бы ключ к пониманию многих вещей. Именно к исходу ночи к нам приходят самые сильные подсознательные страхи. Это серьезный духовный опыт. Думаю, когда ты будешь в Иерусалиме, тебе стоит сходить в Гефсиманский сад именно в это время суток. Чтобы помолиться и осознать, что переживает человек, который живет верой в Бога, взглянуть в глаза проблемам, которые создают бурю в твоем сердце и в твоей душе. С этим надо справляться, но об этом необходимо говорить. Хочется писать мне в шесть утра – пиши. Самое главное, чтобы потом ты писала в шесть вечера. Если оба послания начнут совпадать, я пойму, что дело плохо.

Страх, как любовь и смерть, переживается всегда лично. Вчера вечером я служил мессу для семьи, которая пятьдесят лет прожила в браке. Очень радостное событие. Через десять минут после завершения богослужения (такова жизнь священника) я отправился на похороны. Народа было достаточно много. Пришел дьякон и стал утешать родственников и друзей: «Покойный был такой удивительный человек, но что делать – мы все умрем». На что одна дама заметила в сторону: «Спасибо, церковные похороны не хочу». О страхе, смерти и любви мы теоретически хорошо осведомлены, но когда они приходят к нам, теоретические знания не помогают. И формальные утешения тоже.

Естественно, все твое существо кричит, но именно в этот момент нужно стоять в ночи и доверять все Богу.

Этот опыт – опыт Иова, в том смысле, что мы все привыкли к месту нашего рождения, нас окружают определенные люди, определенный язык и опыт. Однако наступает момент, когда мы должны осознать – все, что мы имеем от рождения до смерти, это дар Божий, а не то, чего мы достойны. Те, кто этого не понимает, часто ведут себя зло, недоверчиво, властно. В тот момент, когда у тебя ничего не стало, ты задаешь себе вопрос: «Почему это случилось?» Все друзья Иова пытаются ему помочь понять, но для него самого это не важно. Для него важно то, что теперь с этим делать. И требует он лишь одного – присутствия Бога в своей жизни. Пусть неверующий требует присутствия других людей и восприятия себя как личности, которой уже дано достоинство. По праву человека.

Тебе предстоит осознать, что внешнее обманчиво. Если бы ты оставалась звездой телевидения, с деньгами и положением, вокруг тебя крутилось бы много «друзей» и «помощников». Сейчас у тебя есть уникальная возможность узнать, кто оценит тебя как человека. Это тяжелый, но необходимый опыт. Еще один важный момент, даже в этой ситуации надо делать добро. Тебе придется научиться общаться с людьми из разных слоев общества и не превозносить себя. В этом принципиальная разница с госпожой «диктатором», которую ты процитировала в последнем письме, госпожа пытается показать окружающим, что они никто. В Евангелии Иисус говорил, что власть тяготеет над людьми, дает им чувствовать себя уверенно, однако добавляет, что Его царство другое, не от мира сего. Достаточно часто мы думаем, что авторитет довлеет. Настоящий авторитет дает понять, что является благом, только силой добра, не пытается использовать другого. Ты очень точно заметила, что диктатор апеллирует к общественному мнению, разворачивает позицию в соответствии с ним или будет формировать это мнение в соответствии со своим планом. Манипуляции возможны только тогда, когда положение неустойчиво. С этим также связан феномен, который ты назвала «дедовщиной». Жгучее желание заставить другого пережить то, что когда-то пережил сам. Новых боятся. В первую очередь, за свежий взгляд. Кстати, ты знаешь, что в некоторых монашеских общинах, например, у бенедиктинцев, в первую очередь просят говорить по главным вопросам новых братьев? Они еще не «как все», не знают дипломатических путей, и их оценка иногда помогает разблокировать проблемы, которые существуют годами.

В конце своего письма я хочу тебя успокоить на счет Маши. Не торопись, не думай, что жизнь так безумно коротка, что потерять год в школе немыслимо. Ты ведь знаешь отца Бенуа Лакруа, известного канадского доминиканца-проповедника? Он должен был в августе приехать к нам на фестиваль Библии, но упал, попал в больницу, ходит с палочкой и говорит: «Теперь я отдал себе отчет в хрупкости моего здоровья». Уж пора. Девяносто девять лет все-таки. Если Маша задержится на один год в школе, но проживет сто лет, какая тебе разница?

Будущее никогда не оторвано от настоящего. Что посадишь, то и вырастет. В свой срок, просто поливай и обихаживай.

Дорогой Эдуард!

В целом ты довольно точно определил, что я «ем» в полной мере. Ужас и оторопь перед будущим. Москва не самый гостеприимный город, но там я была привилегированным классом – известной белой женщиной культурной профессии. А тут, когда я говорю на иврите, путая мужской и женский род, я чувствую себя в шкуре таджикского дворника. Собственно, я хуже. Дворник лучше владеет русским и сам зарабатывает на хлеб. Но я сразу решила не тешить себя мыслью, что все наладится, отрезать и начать сначала. И будь, что будет. Иное оказалось бы еще более мучительным. Прежняя жизнь истончилась и вытекла. Господь дал новую. Какой бы она ни была, она будет другой. Начать сначала – не проклятие, а благословение. Возможность стать мудрее и что-то понять. Перестать заноситься. По крайней мере, я поняла кое-что об истинном смирении, добродетели мне доселе неизвестной. И вот еще что я поняла из важного. Бог старается сделать нас лучше, научить чему-то в земной жизни, вырастить. Надо только его слышать. Мало веры, нужно доверие. Надежда, что Он подхватит тебя, как Средиземное море, и ты поплывешь среди серебряных рыб.

Ты помнишь, как меня раздражала эта медленность жителей Квебека. Остановиться на улице, долго что-то обсуждать, зайти в магазин, поговорить с продавцом, потом с барменом. Я не понимала совершенно, что это… Знаешь, способ видеть человека. Сейчас я сама стала такой же. Пошла, встретила, поговорила, обсудила, снова встретила. Это Левант, тут никто не спешит, объятый жарой, цветами, ветром и морем. Бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение сбываться. Я уже несколько лет твержу, что мечтаю видеть море из окна. Сейчас из моего окна видна вся огромная хайфская бухта. На другой стороне Акко, за ним маяк и граница с Ливаном. В бухте стоят на рейде грузовые суда. Со времен последней войны круизные лайнеры не заходят в порт, но они вернутся, надо только уметь ждать. И знаешь, тут меняются представления о расстояниях. Весь мир сейчас в ужасе от Исламского Государства. Есть чего бояться – со времен Аль-Каиды это самое опасное и злое, что грозит человечеству. Исламское государство от меня в шестидесяти километрах. По израильским меркам вполне приличное расстояние. Я стояла на Голанах, на вершине потухшего вулкана, рядом с колючей проволокой по колено. Это не граница, это линия прекращения огня после израильско-сирийской войны 1973 года. Внизу лежала Кунейтра, где еще недавно шли бои. За ней Дамаск. И знаешь, мне не было страшно. Я не знаю, как получилось, но тут никому не страшно, даже когда летят ракеты. Это судьба, Эдуард. У евреев нужно учиться вере в Творца, разлитой в воздухе и такой густой, что ее можно есть ложкой.

Наш класс в ульпане представляет собой интересное зрелище. Одна галахическая еврейка (одна). Остальные, что называется, «на дедушке приехали». Как говорится – найди в себе еврея.

Это один из самых страшных страхов – не выучить этот непростой восточный язык…

Сколько бы ты наращивал в себе еврея, формально ты им не станешь никогда. Это вопрос крови, и доказательство изучает раввинат. Это что-то вроде страшного суда. То если раввинат, покопавшись в твоих предках, тебя евреем не назначил, тебе уже в Израиле не жениться. Езжай на Кипр, болезный, и привози оттуда бумажку. Так и быть, мы ее признаем. Если представить себе гипотетический случай с Машей – она выросла и влюбилась в парня из ортодоксальной семьи, тут случится натуральный Шекспир. Никто такую «грязнокровку» в семью не примет, тем паче, еврейство считается по матери. К счастью, у нее мало шансов познакомиться с мальчиком из ультрарелигиозной семьи.

Мне это совершенно не нравится, люди не должны быть разделены и дискриминируемы по признаку крови и религии.

Лама, лама савахфани?

Дорогая Ольга!

В твоем последнем письме меня немного удивила твоя фраза про доверие. Вера – это именно доверие, а доверие и есть вера. Достаточно часто вера отождествляется с системным богословским знанием и размышлением, интеллектуальным видением Бога. Но доверие, хотя и не исключает теоретических знаний, вовсе не является ими. Специалист по религиоведению может быть неверующим. Когда происходит знакомство, две стороны узнают друг друга, но важно не количество собранной информации, этим занимаются службы безопасности и некоторые журналисты. И вера вовсе не «кодекс нравственного поведения» молодого католика или иудея. Это живое отношение, которое доверяет себя другому.

Ритуальность в нашей жизни необходима, так как вся наша жизнь основана на определенном количестве жестов. Но иногда она может быть близка не к вере, а к суеверию. Вроде как Бог существует, но не имеет никакого значения. Имеет значение, что я пошел в храм и сделал как положено – теперь все будет в порядке. Это иллюзия отношений, которых нет. Если мы чувствуем, что Бог или другой человек желает нам добра, именно тогда мы можем доверять ему.

Тебя очень раздражала медлительность жителей Квебека, но тебе не кажется, что это просто возможность рассмотреть другого и дать другому рассмотреть себя? Это хоть немного спасает от утилитарного подхода к людям. Потому что очень часто мы следуем совсем другой дорогой: пока я могу что-то получить, я здесь, а если ничего, то разошлись пути-дороги. А не то случится страшное – полюбишь, начнешь испытывать сострадание…

Еще одна тема из твоего письма. Что значит – стать самим собой? И что значит – стать евреем?

Я не свои мысли сейчас буду излагать, а бывшего главного раввина Великобритании, умнейшего Джонатана Сакса. Он сказал, что быть иудеем – это не только сделать обрезание. Быть Израилем (Иаковом, который потом получил это имя) – это противостоять Богу и человеку. И держаться в этом противостоянии. В страхе и напряжении всю ночь бороться с ангелом, но превозмочь. И превозмочь – это не выиграть, а именно выстоять. До этого Иаков, как известно, бегал от Бога и людей и пытался всех обмануть.

Не надо задаваться вопросом, «таджик» ли ты, не владеющий языком, светская ли московская дама, которая оказалась в роли «таджика»… Спроси себя, там, где ты сейчас находишься, состоишь ли ты в общении с Богом и людьми, защищая человеческую жизнь? Свою собственную, в том числе. Жизнь и достоинство. И еще спросить себя – там, где ты находишься, помогаешь ли ты себе и другим возрастать, а не опускаться, впадая в бесчеловечное, в бездну бездуховности.

В своем письме ты пишешь, что еврейство – это вопрос крови. Частично это правда. В Ветхом Завете кровная связь с иудаизмом подчеркивается часто, но гораздо чаще подчеркивается внимание к иноземцу, к тому, кто пришел извне. Фундаментальный для евреев опыт – опыт египетского рабства и освобождения из него. И нельзя сказать, что этот опыт забыт. Проблема памяти связана с воспитанием и происхождением. Если человек связан с еврейством, он должен получить определенное воспитание и образование. Это не значит получить диплом еврея, надо, чтобы это воспитание и образование присутствовало в каждом кусочке бытия.