Другими словами. Тайная жизнь английского языка

They rise and vanish in oblivious host,

Like shadows in love’s frenzied stifled throes

And yet I am, and live – like vapours tossed.

Джон Клэр «I Am!»

В это сложно поверить, но некоторые строчные буквы появлялись позже прописных, и наоборот. Использование последних всегда было прихотливым. На техническом языке прописные буквы назывались majuscule («большие»), а строчные назывались minuscule («очень маленькие»).

Правила использования прописных букв, как правило, различались в зависимости от языка и могли быть довольно сложными. Общеизвестно, что первое слово предложения и все имена собственные всегда пишутся с прописной буквы. Однако все сразу становится не так ясно, когда дело касается английского языка.

Чтобы понять происхождение заглавного написания буквы, нужно обратиться к традиции письменности, происходящей от древнеримского типа письма, называемого унциальным. По мере того как романские языки развились из латыни, эволюционировала и письменность. После падения Рима во многих латинских текстах в раннем Средневековье использовался шрифт, известный как унциальный – это были более округлые прописные буквы, как в готических шрифтах. Слово происходило от латинского uncialis, означающего «дюйм, унция».[30 - Это то, что сейчас известно как минускульный курсив.] Он широко использовался латинскими и греческими писцами примерно в период 300—700-х годов. Их тексты были написаны без строчных букв, знаков препинания или пробелов между словами.

Средневековые писцы целыми днями только и делали, что переписывали тексты. Поскольку они писали очень быстро, форма букв постепенно менялась, чтобы сделать усилий было меньше, а скорость – выше. Писать еще не было для многих повседневным делом в то время, когда писцы переходили от грубой поверхности папируса к более гладкому пергаменту. Использование пергамента сделало возможным более округлый стиль письма с одним штрихом вместо прежнего угловатого стиля с несколькими штрихами.

По мере развития унциального письма примерно в IX веке были введены более мелкие и округлые буквы в греческом стиле, называемые минускулами. Когда в 768 году Карл Великий взошел на престол, то не поленился приложить руки и к реформе образования. Он стандартизировал письмо как способ копирования официальных, судебных и образовательных материалов, а шрифт того времени стал именоваться как «каролингский минускул» (Carolingian minuscule). По сравнению с унциалом этот шрифт было легче читать и писать, поэтому тексты были более доступными для обычных людей.

Вскоре стало распространенным явлением смешивать минускульные, некоторые унциальные и прописные буквы в одном слове. Последние использовались, если нужно было поставить дополнительный акцент.

Трудно поверить, но в английском языке до этого времени не существовало свода правил использования прописных букв. В английском языке в тот период сложился обычай использовать заглавное написание для того, чтобы сделать слово более заметным или подчеркнуть его универсальность (например, в словах Beauty,Ambition и Truth). Печатники, столкнувшись с задачей преобразования рукописного текста в шрифт, устали теряться в сомнениях, когда слово должно быть написано с прописной буквы, а когда нет, в итоге решили целесообразным писать с прописной буквы все существительные.

С 1400 года дизайнеры шрифтов начали создавать свои строчные буквы на каролингском минускуле. Деревянные ящики, в которых хранились буквы для печати, имели разные по типу отсеки. Строчные (lower case) и прописные (upper case) буквы хранились в отдельных ящичках (type cases), отсюда и пошли их названия. Обычно буквы, используемые чаще (строчные), располагались ближе (или ниже) на столе наборщика.

Хотя правила использования строчных и прописных букв изменились после 1700 года, местоимение I сохранило свое заглавное написание[31 - Считается, что первую прописную I впервые зафиксировал Джеффри Чосер в рукописи своих «Кентерберийских рассказов», написанной в конце XIV века на среднеанглийском языке.] в силу сохранившейся традиции, хотя ни одно другое личное местоимение подобной привилегии больше не получило. Возможно, как и в случае с she-кораблем, всем просто было так как-то комфортнее.

Почему в английском языке так много алкогольных эвфемизмов?

Пьяному море по колено, за чужой счет пьют даже язвенники и трезвенники, в Питере пить, пьяный как сапожник, пьяный как швед, заливший тоску, пришел на бровях, навеселе, пьяный в стельку, пьяный в лоскуты, пьяный в дупель, на шарах, под парами, подшофе, под мухой, заливший бельмы, лыка не вяжет, хлебнувший через край, языком не ворочает, пришел хороший, ногами вавилоны пишет… Многим кажется, что пить горькую – исключительно прерогатива русских, однако наши друзья с Туманного Альбиона любят заложить за воротник ничуть не меньше, а о невероятном количестве синонимов для алкогольной интоксикации ходят такие же легенды, как и о количестве слов для обозначения снега у эскимосов.

Отложите в сторону свои дела и отвлекитесь на несколько минут, чтобы наконец-то услышать ответ на один из самых животрепещущих вопросов английской лексикологии.

Почему в английском языке так много алкогольных эвфемизмов?

НЕБОЛЬШОЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АЛКОЛИКБЕЗ

В начале было… слово. Drunken или fordrunken («сильно пьян») впервые появилось в переводе Библии короля Альфреда и с тех пор прочно вошло в употребление. Чосер описывал одного из своих персонажей как «so fordrunken that he could hardly sit on his horse».

Уже англосаксы развили гораздо более изощренный словарь, включавший в себя такие слова, как oferdrunken («перепил»), indruncen («пропитанный алкоголем»), symbelgal («после излишних излияний»), symbelwlonc («окрыленный алкоголем»), наконец dryncwerig («пьяный в хлам»).[32 - Crystal, David. Words in Time and Place: Exploring Language through the Historical Thesaurus of the Oxford English Dictionary. Oxford University Press, 2014, p. 49.]

Но древнеанглийский не идет ни в какое сравнение с тем огромным алкогольным лексиконом, который затем накопил английский язык за следующую тысячу лет. Словарные списки прилагательных для различных видов интоксикации всегда самые длинные в любом тезаурусе английского языка, и если в нормативном английском не так много «пьяных» эвфемизмов, то на сленге насчитывается не менее трех тысяч подобных выражений для различных стадий опьянения: bombed, buzzed, blitzed, buzzed, fucked, canned, hammered, muntered, loaded, mullered, pissed, plastered, slaughtered, smashed, trashed, sloshed, shit-faced, wasted, wrecked. И это только в качестве аперитива.

Nor have we one or two kinds of drunkards only, but eight kinds. The first is ape drunk, and he leaps, and sings, and holloes, and danceth for the heavens. The second is lion drunk, and he flings the pots about the house, calls his hostess whore, breaks the glass windows with his dagger, and is apt to quarrel with any man that speaks to him. The third is swine drunk, heavy, lumpish, and sleepy, and cries for a little more drink and a few more clothes. The fourth is sheep drunk, wise in his own conceit when he cannot bring forth a right word. The fifth is maudlin drunk when a fellow will weep for kindness in the midst of his ale, and kiss you, saying, «By God, captain, I love thee; go thy ways, thou dost not think so often of me as I do of thee; I would (if it pleased God) I could not love thee so well as I do.» And then he puts his finger in his eye and cries. The sixth is martin drunk, when a man is drunk and drinks himself sober ere he stir. The seventh is goat drunk, when, in his drunkenness, he hath no mind but on lechery. The eighth is fox drunk, when he is crafty drunk, as many of the Dutchmen be, that will never bargain but when they are drunk. All these species, and more, I have seen practised in one company at one sitting, when I have been permitted to remain sober amongst them, only to note their several humours. He that plies any one of them hard, it will make him to write admirable verses, and to have a deep casting head, though he were never so very a dunce before.[33 - Nashe, Thomas. The Unfortunate Traveller and Other Works (Penguin Classics). Penguin Classics; Revised edition, 1972.]

Томас Нэш в своем памфлете «Pierce Pennilesse: His Supplication to the Devil» в 1592 году различал восемь видов опьянения: ape-drunk (тот, кто прыгает, поет, лезет ко всем обниматься), lion-drunk (тот, кто сразу начинает искать ссоры), swine-drunk (тот, кто быстро валится спать), sheep-drunk (тот, кого тянет на мудрые мысли, но не может их сформулировать), maudlin-drunk (тот, кто становится излишне сентиментальным), martin-drunk (тот, кто долго не пьянеет), goat-drunk (тот, кто становится распутным), наконец, fox-drunk (тот, кто пьет как голландец, хитрец, который не любит платить за выпивку).

В 1949 году П. Г. Вудхаус обновил классификацию уровней алкогольной интоксикации, предложив в своем романе «Брачный сезон» шесть альтернативных разновидностей похмелья: «сломанный компас», «швейная машинка», «комета», «атомный взрыв», «бетономешалка» и «гремлин-буги».

He shimmered out, and I subjected Catsmeat to a keen glance. I am told by those who know that there are six varieties of hangover – the Broken Compass, the Sewing Machine, the Comet, the Atomic, the Cement Mixer, and the Gremlin Boogie, and his manner suggested that he had got them all.

So you were lathered last night? I said.

I was perhaps a mite polluted, he admitted.

Jeeves has gone for one of his revivers.

ТАК ВСЕ ЖЕ ПОЧЕМУ ТАК МНОГО?

Такое алкогольное разнообразие некоторые лингвисты объясняют необходимостью маскировки. Роль сленга всегда заключалась в том, чтобы отгородиться от других. Создать свою особую языковую среду посредством собственного языкового кода и отделить «своих» от «чужих», а потом показать неугодным на дверь. После того как «код» будет разгадан, можно изобрести новые слова, чтобы они были понятны только избранным. Где бы ни прибегали к подобным уловкам, от криминального мира (где и зародился кокни) до высшего класса, сленг всегда служил задаче не впускать чужаков на свою территорию.[34 - Dent, Susie. What Made the Crocodile Cry?: 101 Questions about the English Language. Oxford University Press, U.S.A.; 1st edition, 2009, p. 10.] Эта игра, которая ведется уже на протяжении нескольких столетий.

В своей книге «Words in Time and Place: Exploring Language Through the Historical Thesaurus of the Oxford English Dictionary» Дэвид Кристал замечает, что, изучая историю алкогольной лексики, стоит обращать больше внимания на семантику, чем социолингвистику. Возникновение того или иного алкогольного эвфемизма нельзя объяснить только такими переменными, как возраст, пол, социальный класс, профессия, региональная принадлежность.

Свою профессиональную принадлежность выдают только несколько известных сленговых выражений, связанных с мореплаванием (three sheets to the wind, oversparred, up the pole,[35 - Up the pole – весьма странное идиоматическое выражение, имеющее множество значений. В частности, может переводиться и как «сумасшедший», и как «пьяный» (это значение устарело и сейчас почти не используется), и как «находиться в положении». Все варианты трактовки фразы имеют мало общего друг с другом и, по большей части, мало общего с шестами. Очень трудно объяснить, как и почему несколько столь разных значений одного и того же выражения были придуманы англичанами с разницей всего в несколько лет. Единственное, что связывает все эти варианты прочтения фразы, это то, что все они относятся к некоему кризису. Действительно, пьяный мужчина или беременная женщина, балансирующие на вершине шеста, пребывают в весьма сложной ситуации.] tin hat, honkers), этимология других часто неясна. Что интересно, в нормативном английском языке можно встретить совсем немного подобных выражений, зачастую они употребляются в юриспруденции (intoxicated, over the limit), а также несколько ранних научных терминов (inebriated, temulent, ebrious).

Среди региональных эвфемизмов иногда четко можно проследить географию. Так, пальму первенства здесь уверенно держит Шотландия. Если верить мифу о том, что существуют на свете языки, в которых для описания снега есть более 50 различных слов, то шотландцы могут посоревноваться с ними, продемонстрировав в ответ свои многочисленные термины, связанные с употреблением различных видов алкогольных напитков. Если вы hoolit, buckled, fou, strut, swash, blootered, swacked, blazin’ или steamin’, то это означает, что вы сильно перебрали. На следующее утро ваша голова будет birlin’ и sair (кружиться и болеть), вы можете hangin’, rough или due for a spew, то есть испытывать все распространенные симптомы похмелья. Для многих единственное лекарство от этой напасти – опохмелиться.

Если вы предпочитаете накачиваться в Англии, то вам, скорее всего, известны самые популярные местные эвфемизмы для тех, кто подшофе, например, bottled, pissed, rat-arsed.[36 - Любой, кто в наши дни использует английское выражение rat-arsed, в некотором смысле следует традиции линкольнширского писателя Томаса Уилсона, который использовал выражение as dronke as ratte в своей работе The Arte of Rhetorique (1553) – частично ответственной за его заключение в тюрьму и пытки католической инквизицией в Италии.]

А если вы в Австралии, то тут наготове есть свои словечки, например, blue, rotten, shickery, plonked, on one’s ear.

Однако главным «поставщиком» алкогольных эвфемизмов, конечно, является Америка. Впрочем, с развитием интернета сленг давно утратил свои географические границы.

Плодовитость этого кластера лексики английского языка нередко вдохновляла многих писателей, лексикографов, исследователей и журналистов на создание собственных списков. Словарь алкогольных эвфемизмов Бенджамина Франклина включал в себя 228 терминов для интоксикации, аналогичный словарь Поля Диксона собрал уже 2964 термина для различных видов алкогольной интоксикации (см. также Приложение в конце книги).

КОГДА АЛКОГОЛЬ БЕЗОПАСНЕЕ, ЧЕМ ВОДА. КУЛЬТУРА ПИТИЯ В АНГЛИИ XVIII ВЕКА

Ноябрьский выпуск уважаемого британского издания Gentleman’s Magazine в 1770 году развлекал своих читателей списком 80 выражений для различных видов алкогольной интоксикации. Основанный в 1731 году, он был первым журналом, который мог так себя называть официально, потому что первым начал использовать аббревиатуру mag, обращаясь к самому себе.

Опубликованная в журнале подборка не подразумевала собой, что это сниженная, ярко выраженная региональная лексика, или же криминальный жаргон. Напротив, находиться в подпитии с точки зрения общественного сознания XVIII века было вполне нормальным явлением, и если бы вы свернулись калачиком после излишних излияний прямо под обеденным столом под конец вечера, на это бы никто даже не обратил внимания.

Секта любителей пивасика vs секта любителей джина в XVIII веке. 1:0 пиво побеждает по очкам. Уильям Хогарт «Beer Street and Gin Lane» (1751)

Среди прочего в этом списке можно было встретить и как знакомые нам drunk, intoxicated, tipsey, happy, boozey, in his cups, got his skin full, as drunk as a Lord, так и достаточно редко встречающиеся сейчас overtaken, concerned, bosky, а также got his little hat on, been in the Crown Office, наконец, he clips the King’s English.[37 - Dеcharnе, Max. Vulgar Tongues: An Alternative History of English Slang. Pegasus Books, 2017, p. 171.]

Распитие алкогольных напитков и многочисленные эвфемизмы для этого занятия были таким образом прочно закреплены в культуре того времени. Поскольку источники пресной воды в Лондоне XVIII века были довольно скудными WATER COULD KILL YOU – безопаснее было выпить то, что прошло специальную обработку, было соответствующим образом дистиллировано и продезинфицировано, например, red fustian kill priest (портвейн), bingo/cool nants (бренди), rum guttlers (сладкое белое вино), bristol milk (херес), knock me down (крепленый эль), а если вам не очень повезло, то balderdash (фальсифицированное вино), наконец, тот же moonshine, который гнали по ночам на побережье Кента и Сассекса предприимчивые бутлегеры.[38 - Первоначально в Англии XVII века boot-leg использовалось просто для обозначения голенища высокого сапога. Однако в Америке в конце XIX века термин «boot-legger» приобрел свое современное значение, связанное с алкоголем. В нью-йоркском издании «The Voice» за 1890 год можно было прочитать следующее: «The „boot-legger“ is a grim spectre to the anti-Prohibitionist… He is a man who wears boots in whose tops are concealed a flask or two of liquor». Примерно в это же время появилась фраза – еще один пример американского сленга – означающая всех, кто занимается незаконной продажей алкоголя.]

В Англии пиво исторически считалось одним из немногих доступных источников питания, которое всегда употребляли бедняки. Здоровое британское пиво всегда было предметом национальной гордости.

Известный английский художник Уильям Хогарт даже изобразил в паре совпадающих гравюр противопоставление упорядоченной, довольной жизнью на Beer-Street хаотичной развратности Gin-Lane, как бы намекая, что джин был завезен в Великобританию с другого континента. Эта вера в целебные свойства некоторых видов алкоголя преобладала, когда шестидесятилетний писатель Филипп Тикнесс в 1780 году опубликовал свой труд «The Valetudinarians Bath Guide, or, The Means of Obtaining Long Life and Health», где не только превозносил преимущества того, что «всегда вдыхал дух молодых женщин, когда они оказывались на его пути»,[39 - Dеcharnе, Max. Vulgar Tongues: An Alternative History of English Slang. Pegasus Books, 2017, p. 175.] но и настоятельно рекомендовал регулярное употребление алкоголя:

Old Saunders, the well known landlord of the Angel at Abergavenny, who died lately at a very advanced age, seldom went to bed for the last forty years of his life, before he had swallowed some quarts of strong liquor, without any regard to the quality of it, nor much to the quantity, yet he died, I believe, a stranger to the gout.

В сленге английского языка XVIII века можно найти достаточно большое количество эвфемизмов, посвященных джину, я бы даже сказала, собрать свой удивительный лингвистический коктейль с такими терминами, как: diddle, sweetstuff, strip-me-naked, tiger’s milk, tittery,[40 - Потому что джин заставлял тебя «to titter» шататься.]royal bob, needle and pin, mother’s ruin.

В своем дорожном дневнике «A Journey to the Western Islands of Scotland and the Journal of a Tour to the Hebrides», опубликованном в 1775 году, Джеймс Босуэлл делится историей о том, какого мнения был доктор Джонсон об изменении английских манер из-за перехода от эля к вину, и о том, что «когда все порядочные люди в Личфилде напивались каждую ночь, о них не думали хуже».

Потому что в те времена в английском обществе это было обычное дело.

We talked of change of manners. Dr. Johnson observed, that our drinking less than our ancestors was owing to the change from ale to wine. «I remember, (said he) when all the decent people in Lichfield got drunk every night, and were not the worse thought of.Ale was cheap, so you pressed strongly. When a man must bring a bottle of wine, he is not in such haste. Smoking has gone out. To be sure, it is a shocking thing, blowing smoke out of our mouths into other people’s mouths, eyes, and noses, and having the same thing done to us. Yet I cannot account, why a thing which requires so little exertion, and yet preserves the mind from total vacuity, should have gone out. Every man has something by which he calms himself: beating with his feet, or so. I remember when people in England changed a shirt only once a week: a Pandour, when he gets a shirt, greases it to make it last.