ИнтернатовскаЯ. Повесть

– Не, подсобить надо, – Митя настаивал на своём. – Належался уже.

– Лучше бы Федьке обувку починил, что ли…

– Лето, Ира, босиком пусть бегает, для здоровья полезно.

Митя часто говорил о здоровье, так как волновался за детей. Он прекрасно помнит, как болел в детстве и мать ухаживала за ним, укутывая потеплее после выпитого горячего молока. Мужчине запала в душу материнская забота и переживания за каждого ребёнка – это и отложилось в памяти.

Накинув грабли на плечо, мужчина взял за руку Федю и повёл в поле. Сёстры шли рядом, переговариваясь: Маша рассказывала об интернатовской жизни, а Катя слушала и удивлялась, сколько много девчонок остались без родителей.

– Так и будут жить в интернате всю жизнь? – беспокоилась Катя за подруг сестры.

– Нет, нам Изольда Валентиновна рассказывала – после окончания школы надо идти учиться дальше, а потом работать.

– А куда учиться? В нашу школу?

– В училище или институт.

– А что такое институт? У нас в деревне нету такого.

– Это как школа, только там учат, как работать надо.

Митя похрамывал, слушая девочек, и вспоминал о своём училище, которое он так и не смог закончить из-за собственной ошибки. Его исключили из-за драки, но свою невиновность доказывать не стал. Посчитал, что это не по-мужски – оправдываться, хотя схлопотал Митя изрядно.

– Вот и пришли, – отчим скинул с плеча грабли и осмотрел масштаб работы. – М-да-а, девчонки, застрянем мы здесь до самого вечера.

– Не-а, – усмехнулась Маша, схватив орудие труда с коротким черенком. – Одному тяжело, а нас трое.

Девчушка покосилась на пожелтевшие дорожки будущего сена и позвала сестру.

– Становись первая, потом я, а дядя Митя пусть после нас ворочает, – раскомандовалась Маша.

– А Федя? – Катюша заволновалась за младшего братика.

– А что Федя? Пусть цветочки собирает.

Митя и сёстры встали в ряд друг за другом и принялись за работу. Мальчик Федя, по настоянию старшей сестры, принялся бегать по нескошенной траве и собирать колокольчики и васильки. Мальчишке хватило всего десять минут, чтобы хоть как-то отвлечься, пока вокруг не появились огромные жужжащие мухи, которые так и норовили укусить за голые ножки.

– Ай-ай! – завопил братишка и заплакал.

Бросив на землю грабли, Маша подбежала к Феде.

– Что случилось? – подняла подол платья, чтобы вытереть лицо ревущему брату.

– Муха! – тыкал пальчиком мальчик в воздух.

– Слепни… – вздохнула Мария, понимая, что эти кусачие твари так просто не оставят в покое ребёнка, пока не напьются молодой крови.

Сообразив, что произошло, Митя снял рубашку и укутал ею мальчика.

– Не стой на месте, бегай, прыгай, – застёгивая пуговицы, повторял отчим. – Они не пристанут, если шевелиться будешь.

Маша слушала нового папку и поражалась: столько заботы от чужого дядьки она никогда не видела. Даже родной отец не обращал внимания на детей. Часто приходил домой уставший или пьяный, а то и вовсе спозаранку сбегал на речку, чтобы якобы наловить рыбы, а сам со своим другом распивал горькую. Ох, как мамка ругалась, даже кулаками махала, угрожая батьке расправой.

Вспоминая отца, Маша вернулась на исходную позицию и продолжила переворачивать подсушенные пласты сена.

Работа была закончена ближе к вечеру. Из-за ощущения ломоты в руках, плечах и даже в пояснице Марию потянуло в сон. Шутка ли, девятилетняя девочка так умаялась, что чуть не потеряла сознание под палящим солнцем. А лето в этом году особенно знойное.

Вернувшись в дом, девочки сразу же пошли в комнату, чтобы прилечь и немного отдохнуть. Митя занялся ужином, усадив Федю за стол.

– Пришли уже? – в открытую дверь заглянул Егор. – А я только с речки…

– Егор, – Митя строго посмотрел на мальчика, поставив ведро с картошкой на пол. – Может, хватит отлынивать? Вон сёстры твои от усталости с ног свалились, а ты?

– А что я? – мальчик схватил со стола краюху чёрного хлеба и жадно откусил. – Мамка говорит, что я ещё маленький.

– Немаленький, это я тебе, как отец, говорю.

– Ты не мой отец, – Егор нахмурил брови и вышел на улицу.

– А нашего папку Васькой звали, – поддакнул Федя, покачивая ножками.

– Теперь я ваш папа, – не поднимая головы, отчим продолжил чистить картошку.

Примерно через полчаса Ирина вернулась с фермы. Снимая на ходу косынку, плюхнулась на табурет и положила одну руку на стол.

– Руки ломит, – сказала вслух и вздохнула. – Зорька не признаёт после того, как я её сдала. Лягает копытом и смотрит, как на врага народа.

– С характером, – перемешивая картофель в сковороде, поддержал разговор Митя.

– А девки где? – спохватилась мать, понимая, в доме стоит полная тишина.

– Устали, спят.

– Куда спать? – заговорила Ира громким голосом. – Картошку полоть кто будет? Поросла, не прорастёт!

– Я дополю. Там осталось всего-то борозд пять или шесть.

– Мить, может, местами поменяемся, а? Ты будешь гряды полоть, на дойку ходить, вязать, а я…

– Унизить меня хочешь? – муж изменился в лице. – Всё с бабой сравниваешь?

– Не-не, – Ира поняла: если сейчас продолжит в том же духе, то и этого мужика потеряет. – Митенька, ну ты чего? Обиделся? Да я ж тебе только добра желаю. Не гоже мужикам на усадьбе спину ломать…

– А без работы сидеть – самое то, – выключив керогаз, Митя сел на свободный табурет.

– Не переживай ты, устроишься. Лето длинное.

– А жизнь – короткая. Приехал, как нахлебник…