Баба-яга костяная рука

Дождавшись Нину, она передала ей девочку и, схватив за руку Юлю, повела женский коллектив вверх по лестнице. Нине пришлось обогнать нерасторопную свекровь, потому что дочка заплакала, оповестив соседей о своём прибытии. А Юля осталась помогать бабушке, которая страдала больными ногами, и подъём ей давался с невыносимым трудом. И вот, препятствие пройдено. Татьяна Дмитриевна, задыхаясь и охая, переступила порог квартиры.

– Дайте посмотреть! – она стягивала с распухших ног бурки вместе с носками. – Не спешите заворачивать! Я тоже хочу расцеловать эту сладкую попку!

Справившись с бурками и пальто, бабуля приложила руки к стене, чтобы помочь уставшему телу переместиться в комнату.

– Иду, иду. Ой, как надрывается. Есть, наверное, захотела.

Юля тоже торопилась взглянуть на свою сестрёнку, но вместо смотрин ей пришлось распутывать шнурки на ботинках, которые сама же и затянула в узелок, мысленно устроив с бабушкой соревнования, кто первый разденется.

– А что мы так кричим? – ласково бормотала бабушка, двигаясь к спальне. – Сейчас бабуля на тебя полюбуется, а потом спатеньки.

Она вошла в комнату и сразу заметила сына, который стоял у окна, постукивая костяшками пальцев по подоконнику. На кровати сидела Нина, опустив голову над орущей дочерью, и прикладывала к щекам сложенный вчетверо носовой платок.

– Ну-ну, раскричалась, – ничего не подозревающая Татьяна сделала три тяжёлых шага к кровати и аккуратно присела рядом с внучкой, дрыгающей голыми ножками. – Ты ж моя… сладка-ая… – её голос вздрогнул, а редкие светлые брови поползли на лоб. – Нин, – свекровь заговорила приглушённым тоном, – а что это с ней, а?

Приподняв голову, Нина опустила руку с платком на кровать, глотнула от волнения, затем погладила плачущую дочь по голенькой груди и вздохнула в голос.

– Я хочу! Дайте мне! – в комнату, как ураган, влетела Юлька, сбрасывая на ходу второй сапожок, который не хотел сниматься с тонкой ножки из-за ненавистных шнурков. Споткнувшись, девчонка упала на палас и ойкнула, ударившись носом о шершавое синтетическое полотно. – Мамочки, – с обидой проговорила Юля, поднимаясь с паласа. – Больно-то ка-ак, – заметив, что на её всхлипы никто не обращает должного внимания, она встала, отряхнула задравшуюся юбчонку, шмыгнув при этом носом, и подскочила к уже успокаивающейся сестричке. – Ах, какая ты ма-аленькая-а-а, – Юля загордилась тем, что теперь и у неё есть собственная сестрёнка, – ротик малю-у-усенький, – осторожно тронула розовые губки подушечкой указательного пальца. – А щёчки какие, а глазки, а носик, волосики, – она любовалась кукольным личиком, притрагиваясь пальчиком к лицу Надюши.

Надя замолчала после первого прикосновения. Вылупив удивлённые глазёнки на постороннюю девочку, Надюша с интересом слушала, что та ласково лопочет, и постепенно уснула, когда рука Юли опустилась на животик.

– А кто тут у нас такой пухленький? – Юля повторяла фразы, сказанные при ней в квартире одноклассницы Оли, мама которой полгода назад привезла из больницы точно такую же маленькую девочку. – А чьи это глазки? А чей это носик? А где у нас ручки?

Взявшись за левую руку, Юля не сводила счастливого взгляда с родной сестры и интуитивно искала правую.

– И в кого ты у нас… – не найдя маленьких пальчиков, Юля скособочилась, заглядывая в детское одеяло. – Мама, – наморщив лоб, она вытянула губы трубочкой и снова заглянула в складки между одеялом и пелёнками. – А ручка вырастет, правда?

– Правда, – отвернув голову, Нина беззвучно заплакала.

Слушая отвратительный бред, Олег развернулся. Его лицо покрылось испариной, ноздри раздувались, как паруса, а в глазах потух огонёк.

– Что врачи говорят? Почему она такая родилась? – его не то чтобы смущал ребёнок-инвалид – ему стало страшно за будущее этого калеки. Кому нужна жена с одной рукой? Она не сможет нормально приготовить еду, приласкать, обнять… А если вдруг и повезёт пристроиться к какому-нибудь придурку, который окажется с видимым изъяном, то как же дети? У них могут родиться уроды, которых будет призирать общество. Поёжившись от собственных мерзких мыслей, Олег сунул руки в карманы брюк и решил уйти в кухню. Проходя мимо расстроенной жены, он кинул ей:

– Лучше б ты от неё отказалась.

Вышел из комнаты и закрылся в кухне, чтобы выкурить папиросу в полном одиночестве и подумать о безрукой дочке.

– Сынок! – Татьяна Дмитриевна сидела на кровати и еле сдерживала слёзы от жалости к живому комочку, получившему кару небесную за чьи-то страшные грехи. – Всё хорошо будет!

Не сводя тревожного взгляда со спящей внучки, Таня покачала головой, погладила Юлю по руке и поднялась на ноги.

– Нин, среди твоих грешных не было?

– Что? – Нина повернула голову, не понимая, что имеет ввиду свекровь.

– Может, бабка твоя колдовством занималась, или мать отца из семьи увела? Вариантов море, так что давай, рассказывай, за что Бог Надьку покарал? Ладно хоть не слепая родилась. С таким ребёнком всю жизнь мучиться – это ужас ужасный.

– Не было у нас ни колдунов, ни знахарей, – Нина считала себя виноватой во всём. – Правильно мне доктор говорила, что волнения причинят больше вреда, чем обыкновенная простуда.

– А я тебе говорила, что ты за Юльку так переживаешь? Все дети в детстве болеют, а ты не послушалась. У меня ребята из больничных не вылезали, так я утешала себя тем, что скоро вырастут, окрепнут, и мы забудем, как ночами не спали да у постели до утра сторожили. Да что теперь вспоминать. Вот она, лежит себе и не понимает, что в жизни её ждёт. Ох, Нинка, дети злые, по себе знаю. Одни кличку какую придумают, другие дерутся, а третьи подстёгивают, подстрекальничают значит. Бог с ней, с рукой, как она в школу ходить будет? А работать? Я б на левую согласилась, а без правой трудно ей будет. Очень трудно. Вон, из плечика отросток торчит, лучше бы и его отрезали. Страх-то какой, смотреть не могу.

И свекровь приблизилась к окну, заложив руки назад, как недавно здесь стоял её сын. Нина молчала. Её глаза уже просохли, в душе полегчало, потому что настроила себя на лучшее. Будет Надя счастлива, непременно будет. Нина всё сделает, чтобы девочка не чувствовала себя ненужной. Она будет окружена любовью и заботой, мама оградит её от нападок чужих детей, заткнёт каждого, кто посмеет раскрыть свой грязный рот и обидеть долгожданную дочь, которую Нина выносила вопреки всему. И Олег успокоится. Не сможет же он отвернуться от своего дитя. Ждал сына, а родилась дочка. Нина запомнила его счастливые глаза, когда он вызывал скорую по телефону и запинался, выговаривая домашний адрес. Временное помешательство уйдёт, и муж вольётся в привычное русло, заботясь о любимой Наденьке.

Глава 2

Но мечтам Нины не суждено было сбыться. Муж редко подходил к дочери, когда уставшая жена просила присмотреть за ней, потому что сама была занята уборкой, готовкой, стиркой. Он не вставал ночью, когда Надя кричала из-за частых колик, болезненного прорезывания зубов или высокой температуры, не выходил на семейную прогулку, отмахиваясь от настойчивых просьб и утверждая, что у него плохое самочувствие, устал или приболел, не стоял в очереди в молочную кухню, сбежав в гараж Григорича, чтобы залить горе дешёвым пивом. Олег замкнулся в себе и практически не участвовал в воспитании дочерей. Через четыре года он всё-таки набрался смелости и, вынув из шкафа чемодан, начал собирать свои вещи.

– Олежек, ты можешь объяснить, что случилось? – Нина металась между плачущей Надей, упавшей с подоконника, и мужем, спешившим освободить квартиру от своей персоны. – Почему ты нас бросаешь? Зачем ты так с нами? За что?

– Ты не поймёшь, – Олег отвечал грубо, не поднимая глаз. Он аккуратно укладывал свои рубашки на дно чемодана, позже туда отправились и электрическая бритва, которую ему подарили на заводе, когда родилась Надя, и фарфоровый сервиз, полученный на свадьбу, радио, инструменты, а вот пальто и ботинки положить было некуда – чемодан забит под завязку. Достав из антресоли клетчатую сумку огромного размера, Олег скрутил пальто и положил в эту сумку, затем ботинки, норковую шапку и переложил туда инструменты, потому что крышка чемодана не закрывалась из-за лишних вещей.

– Ну так поясни. Зачем же уходить, как трус? – Нина держалась молодцом. Плакать хотелось, но она не желала показывать слёзы перед Надей, которая ушибла спину, когда свалилась на пол и зацепилась о чугунную батарею.

– Нин, давай без драмы, договорились? Устал я. Что ещё ты хочешь знать? Не моё это. Не моё. Каждый подходит и спрашивает, почему у Надьки вместо руки обрубок. В магазине кассирши её жалеют и просят порадовать девочку шоколадкой. Думают, самые хитрые. У меня денег нет, а они жалость тут свою расплёскивают. В автобусе все пялятся…

– Когда в последний раз ходил с ней в магазин и ездил вместе с ней в транспорте? – сердито спросила Нина. – Когда это было? Напомни.

– Всё, я ушёл, – подняв чемодан и сумку, Олег вынес их в прихожую. – На развод подам сам. Только попрошу на алименты не подавать. Я гол как сокол, сама знаешь. Помогать буду по мере возможности, – надев кеды, посмотрел на себя в зеркало, пригладил слегка поседевшие волосы на висках, попросил вместо него попрощаться с детьми и вышел на лестничную площадку. – Прощай, Нин. – И нажал кнопку вызова лифта.

Нина потеряла дар речи. На развод? Значит, всё намного серьёзнее, чем она думала… Подобный случай был с её знакомой, когда муж уходил, но о полном разрыве не было и речи. Юра пожил какое-то время у друга, а потом вернулся, извинившись за своё безрассудное поведение. Но было это в первые годы семейной жизни. Тогда Юра не выдержал бытовухи, бессонных ночей из-за детского плача и постоянного расшатывания нервной системы частыми психами Алёны, которая была не готова к рождению ребёнка. Но молодым на тот момент было всего по двадцать лет. Такую ситуацию можно списать на неопытность, но Олегу же не двадцать. Ему исполнилось тридцать девять – впору остепениться и жить ради семьи и детей.

– Я считала, что ты хочешь пожить отдельно, – выдавила она из себя и заплакала.

Лифт остановился, и Олег поставил внутрь свои пожитки. Прижав ногой дверь, чтобы она не закрылась, он в последний раз взглянул на огорчённую им жену, сжал губы и спрятался в лифте.

– Олег! – закричала Нина, бросившись к мужу, но дверь успела закрыться. Женщина прислонилась лбом к деревянному полотну, приложила ладони и зарыдала в голос, слушая дребезжание опускающегося подъёмника вниз. – Олежка, – прохрипела Нина, заливаясь горькими слезами и ощущая, как наибольшая часть её души рвётся туда, в шахту лифта, чтобы догнать мужа, обнять и не отпускать от себя ни на метр. Можно и по лестнице догнать его, но ноги вросли в пол, и Нина не могла сдвинуться с места.

– Мама! – Надя выбежала из комнаты и встала на пороге, глядя на убивающуюся мать. – Мама! – она подошла, не торопясь, и обхватила рукой ногу матери.

У Нины перехватило дыхание. В её затуманенной всплеском эмоций голове проявилась картинка, будто Нина смотрит на себя со стороны. Вот стоит она у закрытой шахты лифта, а рядом дочка, которая вцепилась ручкой в платье мамы и прижимается всем телом к ноге, чтобы успокоить любимую мамочку. Нина ощутила стыд за своё поведение. Наклонившись, она всхлипнула и подняла девочку на руки.

– Наденька, солнышко моё, – расцеловала её розовые щёки, – ты моя девочка, любимая. Хорошая. – тело Нины слегка задрожало. Сейчас она не думала о муже, её подсознание полностью переключилось на Наденьку, прильнувшую к груди мамы. – Пойдём домой. Пойдём.

– А папа на работу ушёл? – поинтересовалась девочка, не понимая, что папа оставил её и сбежал.

– Да. На работу, – Нина вошла в квартиру, закрыла дверь и понесла ребёнка в комнату, чтобы Надя посмотрела телевизор. – Когда Юля придёт, мы все вместе пойдём на прогулку.

– И на карусели?

– Обязательно, – включив телевизор, Нина ушла в кухню.

Не успела она предаться унынию, как в квартире раздался телефонный звонок.

– Алло, – Нина всем сердцем верила, что это звонит муж.

– Нин, вы там как? – это была Алёна. – Что там с Надькой? Выздоровела?

– В понедельник идём выписываться.