Время дождя. Парижские истории

– Особенно много дел, – поддакнула Полина.

– Приходило. Но мне не нравится думать о смерти, – ответила я.

– Боишься?

– Предпочитаю думать, что она меня не касается. Хотя и боюсь ее, как черта. Verra la morte e avra i tuoi occhi.

– Придет смерть, и у нее будут твои глаза[6 - Слова Чезаре Павезе, итальянского писателя и переводчика.], – перевела Полина. – Странно, что мы говорим о смерти на Пасху, когда вся природа просто голосит о воскрешении и новой жизни… Сыграй нам! – она протянула Яну гитару. – Этому вечеру не хватает только живой музыки.

Шарль вышел в сад с бутылкой вина и бокалами. Ян взял гитару в руки, долго настраивал ее, вертел ее и так и этак, и наконец заиграл. Он играл какую-то душистую, словно мята, мелодию, и погруженные в нее, как в воду, мы сидели вчетвером, и мелодия лилась в дурманящий сад, наполненный запахами цветущих трав. Мы все были этим садом, и сад был нами. В этом саду не было ни будущего, ни настоящего, ни прошлого, только весна, вино и чарующая музыка.

«Существует только здесь и сейчас, – думала я. – Ян прав. На самом деле, сейчас – это все, что у нас есть».

Закат медленно окрашивал реку в пурпурные цвета. Мы сидели так долго, пока не настала ночь, и мы вдруг очутились в мягкой, будто светящейся изнутри темноте, сами не заметив, как она сумела так незаметно опуститься нам на плечи. А за нашими спинами горел желтым загадочный прямоугольник – окно в сад.

***

Ян уехал к себе в Германию. Они продолжали переписываться с Полиной. Помню, что она как-то обмолвилась, что он вдруг бросил учебу и уехал домой, в Россию.

– Это на него совсем не похоже, – удивленно сказала она.

Летом Полина была в Санкт-Петербурге и предложила ему встретиться, но он ответил категоричным «нет», ничего не объясняя. Полина обиделась.

– Не понимаю, что произошло, – твердила она. – Мы так хорошо ладили, и вдруг он просто вычеркнул меня из своей жизни.

– Что именно он сказал? Что не хочет тебя видеть?

– Я написала, что буду проездом в Питере и было бы здорово с ним увидеться. А он просто ответил «нет».

– Нет – это нет, – сказала я. – Надо уважать волю другого человека. «Нет» может означать что угодно: он занят, не хочет тебя видеть или что у него есть веские причины держаться подальше от тебя. Гадать бессмысленно. Настаивать тоже. Если захочет, он позвонит тебе.

– Я все-таки напишу ему, – решила Полина. – У меня сердце не на месте.

Но Ян ответил только, что пока не может говорить. И больше не отвечал.

Зеркало, смысл жизни и шаткость бытия

В последний раз я побывала в ресторане Бекташа осенью. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере заведения, как будто на столь привычный для меня мир, состоящий из терпких оттенков, варева, манящих запахов, разговоров, стука посуды и гула телевизора, набросили тяжелое покрывало. Воздух стал приглушенным и безвкусным, потерял цвет и запах. Даже посетители казались не людьми, а призраками этих людей. Все вокруг становилось шатким и зыбким, словно это место стремительно проваливалось из настоящего в прошлое, а я зачем-то пыталась удержать его перед глазами усилием воли, оставить все таким, каким я его помнила. Я села за свой любимый столик, но чувствовала себя там неуютно. Мне хотелось встать и уйти, но Полина как раз вышла из кухни и шла ко мне, улыбаясь своей стремительной, как сон, улыбкой, и я осталась. Она единственная была настоящей в этом пасмурном и безликом дне. Бекташа нигде не было. Его жена стояла за кассой, а дочь курила на террасе сигарету за сигаретой. Полина села за мой столик.

– Привет! – прошептала она. – У нас тут все вверх дном. Бекташ слетел с катушек и улетел с Катей в Египет.

– Да уж. Каждый ищет счастья на свой манер… Ты не боишься так открыто увиливать от работы? Мегера за кассой так и сверкает на тебя глазами.

– Пусть сверкает, – отмахнулась Полина. – Хорошо, что я сижу к ней спиной. Не беспокойся, я уже уволена. Дорабатываю последние дни.

– Если тебе нужна помощь…

– Разберусь как-нибудь! Ты же знаешь, когда нет выхода, выход как-то находится. Как ты? Что у тебя нового?

– Все по-старому. Вот только Шарль сделал мне предложение.

– Классно. А ты?

– Я согласилась. Свадьба через шесть месяцев. Ты, конечно, приглашена!

– Шарль – именно то, что тебе нужно. Я никогда не могла представить тебя с кем-то еще.

– Знаешь, с ним все становится простым. Когда его нет рядом, мне никогда не приходится беспокоиться, думает ли он обо мне. Когда он рядом, мне не надо притворяться кем-то еще.

– И что ты чувствуешь?

– Радость. И страх.

– Почему страх?

– Семья – это единственное, что я никогда не просила у этой жизни. И как ни странно, это первое, что было мне дано.

– Может, это то, чему тебе действительно нужно научиться? Со всем остальным ты справляешься неплохо.

– Чему именно?

– Любви.

Мы помолчали.

– Если уж речь зашла о семье, у меня тоже есть новости, – сказала Полина. – Я жду ребенка.

Я знала, что нужно что-то сказать, но не сразу нашла, как отреагировать на это.

– Правда?

– Да. С Гилерми у нас все как всегда непонятно, и вдруг – я обнаружила, что беременна.

– Это очень на тебя похоже…

– Быть беременной?

– Что-то в этом духе. И что теперь?

– Он был в шоке. Я ответила ему, что ничего у него не прошу, просто ставлю в известность, ребенка оставлю и сама как-нибудь разберусь. Он пропал на две недели, а потом позвонил и предложил съехаться. Ради ребенка.

– А ты?

– Я согласилась.

– Ты хоть влюблена?

– Не думаю. Но меня куда-то несет на крыльях ночи.