Потерянная мелодия

«Ничего, ничего, – думала она, пока поднималась по темной тропинке к дому, – Ничего, сейчас сразу усну, а завтра проснусь поздно – его уже здесь не будет. Ничего у него не выйдет. Она его просто дразнит. Завтра днем приду к ней и все расскажу. Она хитрая, но добрая. Следующим летом она не станет мешать. Может быть, она совсем не приедет».

Как же хорошо и просто все было раньше. Летом они приезжали сюда из своих городов, и целых три месяца были неразлучны. Носились на старых помятых велосипедах по ухабистым дорогам. Купались, по вечерам играли в карты с местными. Засиживались допоздна, болтали обо всем и ни о чем. Она совсем о нем не думала, пока он не стал думать о другой…

Каждое утро начиналось одинаково. Спросонья, она голодная, нагулявшаяся до ночи, сладко ежилась в постели, предвкушая вкусный завтрак. Жареную картошку с луком и холодное молоко с малиной и сахаром. У воздуха, разлитого вокруг был такой же нежный молочный привкус. Бабушка возилась с посудой на кухне. За окном кричал дед, разговаривая с соседом через улицу. Начинался день. Пора вставать.

Пока завтракала, смотрела в открытое окно. Лето, долгожданное и теплое лето. Запах полыни и ромашки. Голубое небо. На горизонте лес, большой и темный, но отсюда видны лишь его тонкие призрачные очертания – узкая полоска светло-бирюзового цвета. Несмотря на раннее утро, жара уже в разгаре, только легкий летний ветерок налетает порой, принося с собой минуты блаженства. Время остановилось, дни слились воедино. Уже не слышно часов, а лишь скрипичные оркестры кузнечиков и цикад.

После завтрака она выходила на залитое солнцем крыльцо, потягивалась и смотрела в сад. Среди кустов смородины, малины и крыжовника – чудо чудное – подсолнух о двух головах.

В полдень одетая и умытая она стояла у зеркала и таращила глаза, чтобы те казались большими. Пришла соседка, принесла молоко, и дед, с гордостью посмотрев в ее сторону, сказал: «Наша внучка». «Хороша девка, – кивнула соседка, – Тьфу, как бы не сглазить, дак ведь и у меня внучка красавица. Приедет, посмотрите».

Вечереет. Солнце проникает в окно сквозь ветви деревьев. Вечерний покой. В застывшем воздухе слышатся голоса крестьян. Трудовой день подходит к концу. Скоро погонят коров по домам. Для местных это событие. Каждый, выходя за своей коровой, одевает на себя все самое, по его мнению, красивое и нарядное. Кто-то выезжает на велосипеде, кто-то на мотоцикле. Остальные пестрой толпой шествуют среди пыли, поднятой десятками копыт, несмолкаемого коровьего мычания и мотоциклетного треска. Зрелище красочное и уморительное одновременно.

Еще одно зрелище – местный базар. Чтобы успеть купить хлеба, пряников и сахарного песка нужно встать в половине восьмого утра, быстренько одеться, и бодрым шагом отправиться к сельсовету, куда три раза в неделю приезжают автолавки.

По дороге им встретились местные, мать и дочка.

– Ба! Какие мы красивые, – поприветствовала их бабушка.

– А что же нам все драными ходить?! Мы не только с грязным пузом, мы еще и с мылом моемся!

Когда они прошли мимо, бабушка сказала: «О! Платье вечернее надела, а у самой пятки черные, да трещины такие, что клопы могут завестись».

Небольшой пятачок возле сельсовета уже набит народом. Все ждут хлеба. А она озирается вокруг, наслаждаясь зрелищем. Деревенские бабы накрасились и вырядились, одна ярче другой. И это в восемь утра, ради того, чтобы пятнадцать минут потолкаться на базаре. К ним подошла соседка в блестящей вязаной кофте и с грязным белым платком на голове:

– Зрасте вам, вон моя внучка, вон за песком стоит, – и показала пальцем на высокую девушку в коротких джинсовых шортах и голубой майке, стоящую к ним спиной. У нее были длинные загорелые ноги. Девушка обернулась.

– И впрямь красотка, сказала бабушка, – Глазищи-то какие огромные, синие, а грива какая шикарная. Цвет-то какой красивый, как мед. Свой?

С ней стало веселее, она все время подшучивала над ним, и они обе смеялись. Сначала он злился, но потом тоже стал смеяться и шутить в ответ, правда, как-то очень осторожно. Она все время придумывала разные забавы. Ночью они привязывали картошку на длинную нитку и подвешивали на окно какой-нибудь выжившей из ума старухе. Сами прятались далеко в кустах и дергали за нитку. Картошка стучала в окно, а старуха думала, что к ней не иначе, как злой дух в гости пожаловал, и наутро это было известно по всей деревне.

Она всегда что-нибудь рассказывала и смеялась. Они ездили купаться на дальнюю речку, там, в зарослях ив прятался маленький песчаный пляж с пологим чистым спуском, и рядом росла мягкая трава, на которой они стелили старое одеяло и устраивали пикники. Дни пролетали незаметно. Из лета в лето…

Этим летом все изменилось.

– Ну что мы все на речку и обратно, – сказала она. – Давайте завтра на источники поедем. – Каждое лето собираемся только.

– Поехали, – тут же ответил он, – Я тоже давно хотел. Моя бабушка говорит, там вода святая. Никогда не портится, чистая и вкусная. Она мне даже легенду рассказывала. Там на горе был монастырь, в нем жили десять монахов, а однажды туда пришли разбойники, убили монахов, разграбили и сожгли монастырь. Но на том месте появились источники – десять ключей бьют из-под земли и сливаются в один ручей. Ручей стекает с горы, и есть поверье – если встать под воду и досчитать до десяти, все грехи с тебя смоет. Только кричать нельзя, и говорить, иначе не поможет.

– Давайте потом поедем,– с надеждой сказала другая, – Я же колесо проколола сегодня, забыли что ли? Надо заклеить и надуть, а насоса нет, я завтра деда в город пошлю за насосом, а послезавтра поедем.

– Нее, – протянул он, – Надо ехать сейчас, пока жара стоит. Вода там ледяная. Скоро могут дожди зарядить. Давай, мы завтра вдвоем сгоняем, а я потом как-нибудь с тобой еще съезжу. «Или втроем еще поедем», – сказав это, он тут же отвел взгляд.

– А ты дедов велосипед возьми, – радостно предложила первая, и, лукаво улыбнувшись, посмотрела на него.

– Там тормоза не работают, – угрюмо ответила она. – Ну, ладно. Во сколько едем?

Ветер звенел в ушах и доставал короткие темные волосы, запрятанные в кепку, спасающую от жары. Вокруг поле, все покрытое цветами и запах от них такой, что голова кружится. Страшно. Руль слишком тяжелый. Запахи васильков, ромашек, иван-чая и еще каких-то знакомых, но безымянных цветов смешались, и получился один упоительный медовый аромат. Синее небо все покрыто белой барашковой рябью и где-то там, уходя в бесконечность, оно вбирает в себя золотисто-пестрое поле, и они становятся одним голубым горизонтом…

«Ну вот, почти приехали. Начинается темный лес».

У нее велосипед без тормозов, поэтому она едет медленнее. А они несутся во весь опор. Ее длинные светлые волосы развеваются впереди, как флаг. Он едет рядом, и совсем не смотрит на дорогу. Впереди коряга, велосипед спотыкается, и он падает, она тоже останавливается, смеется, дает ему руку. Они снова в седле и скоро скрываются за поворотом. Они даже не оглядываются, совсем забыли про нее. Тропинка идет в гору, и ей очень тяжело крутить тугие педали.

Вот и полянка. Скорее, скорее! Наконец, она видит его: – А вот ты где! Чего не подождали то? – обиженно говорит она запыхавшимся голосом.

– Да вот, – тихо отвечает он, не поворачивая головы. Он зачарованно смотрит туда, где первая стаскивает с себя одежду и всем своим разгоряченным от быстрой езды телом подставляется под струю водопада. Ледяная вода обжигает и уже невозможно стоять, но она терпит, вертится под этим водопадом – смывает с себя грехи.

Наконец и ее очередь. Сейчас он увидит, какая она сильная и смелая. Она шагнула в ледяную воду и даже не дрогнула, только закрыла глаза. Досчитала до десяти и вышла, улыбаясь. Но где они? Только что стояли здесь. Она увидела, как они поднимаются на гору, он забегает вперед, останавливается и подает ей руку, но она все время старается опереться на его плечо.

– Окунулась? А мы лазили на гору, оттуда такой вид! – они засмеялись.

Очень сильный ветер в лицо, и она снова с трудом крутит педали тяжелого дедушкиного велосипеда. Уже не до красот природы. Приехав домой, она в изнеможении падает на кровать. Путь проделан неблизкий и усталость на время прогоняет смутные тревожные мысли. Почудилось. Совпадение. Сейчас ей хорошо, в душе мир, медленно закрываются глаза, и она засыпает…

Она покинула светлый круг костра, но перед тем как идти домой, полчаса пряталась в стогу и чего-то ждала. Она ждала, но ничего не происходило, как будто они знали, что чьи-то глаза следят за ними из укрытия темноты.

«Она ему не нравится, не очень-то она и красивая – думала она, ворочаясь дома в кровати, – следующим летом я подрасту, отращу себе длинные волосы и стану очень красивой…» На этом она успокоилась и уснула.

Утром, выйдя из дома, она обрадовалась летнему дождику, который, казалось, принес с собой долгожданную прохладу, но он только слегка прибил пыль и кончился. Потом было пекло, и она, сидя на крыльце, изо всех сил выставляла свои белые ноги на солнце. Под вечер начался ливень.

– Хорошо, прохладно, – сказала бабушка.

«Да, хорошо, – подумала она, – Ливень, значит, разговор с ней откладывается на завтра».

Она возвращалась домой, в город. Впереди была пыльная неровная дорога, прыгающая по холмам и пригоркам. Огромный красный диск солнца медленно выходил из-за леса и насыщал деревья атласной зеленью. «Следующим летом я обязательно ей все расскажу, – подумал она, посмотрела в окно, и песня, которую она где-то когда-то слышала, закрутилась в голове: «…Наши годы длинные, мы друзья старинные…».

Хочу, чтобы был дождь

– Входную дверь на два замка. Дверь в коридор – на щеколду. Я все закрыла. Никто не придет. Давай спать, – она зевнула, – Завтра мне рано вставать.

– Завтра ты опять уедешь? И тебя не будет целый день и целую ночь?

– Всего лишь день. Ночью ты будешь спать, а наутро я приду, и у нас будет целых три дня. Хочешь, пойдем в кино? Или в парк на карусели, купим мороженое. Все, спи! – она погасила ночник…

Немного поворочавшись, она затихла и захрапела. Аня лежала, боясь пошевелиться, боясь потревожить ее сон. Старая раскладушка скрипит чуть ли не от каждого вздоха, а сестра спит очень чутко. Странно, что она не слышит Этого. Вот опять. Шаги у входной двери. Но теперь еще и скрежет в замочной скважине. Ключ поворачивается, сейчас дверь откроется…

– Лена! Лена! Включи свет!

– Что!? Ну что еще? Чего ты орешь!? – сестра, как ошпаренная вскочила с дивана. – Ты издеваешься? Если я еще раз усну на работе, меня уволят. И где я потом найду такую работу? Слушай, там в коридоре никого нет. Пойдем, посмотрим. Видишь? Ну все. Спать. О, Боже! Скорей бы ты поступила в институт и съехала от меня в общежитие. Никакой личной жизни, так еще и спать не даешь. Ну все, не хнычь. Пойдем, у меня хороший коньяк есть. С Нового Года стоит. Налью тебе чуть-чуть, выпьешь залпом и уснешь быстро.

Ночь догорала. Они сидели на кухне. Лена выпила полбутылки коньяка и теперь плакала: – Мне мама часто снится. Говорит: «Хочу, чтобы был дождь». И всегда дождь после этого. Вот! Ни разу не ошиблась, как синоптик, хотя какой синоптик, они-то врут всегда.

– Мама любила дождь. Она говорила, что в такую погоду очень уютно дома. Совсем не обидно, что нельзя выйти погулять… Лен, пожалуйста, не уезжай завтра. Мне так страшно здесь одной. В прошлый раз ваза на шкафу сама прыгала, я тарелку с горячим супом несла, ее как будто из рук у меня выбил кто-то, я вся обварилась, посмотри. И еще эти шаги. Я стояла в коридоре и почувствовала, как на меня кто-то смотрит через дверь. Помнишь, мама рассказывала про домовых и полтергейстов.

– Ань, тебе уже восемнадцать скоро. Какие домовые, какие полтергейсты? Я не могу больше отпрашиваться. Думаешь, мне нравится вставать ни свет, ни заря, ездить за тридевять земель, сидеть там безвылазно у экрана. Принял – отгрузил – отгрузил – принял. Да у меня знаешь, как глаза болят? Да я пока доберусь до работы уже вся разбитая, а мне еще целые сутки таращиться на эти цифры. А что делать? За квартиру надо платить, одеваться надо, кушать надо, теперь вот ты еще на моей шее, – она уже почти кричала, поднялась из-за стола, посмотрела на старый фонарь за окном. Ночь уходила, и его свет становился все тусклее. Лена успокоилась, – Ань, мне уже собираться надо. Поставь чайник. Сделай мне кофе в термос. Придется опять хлебать в дороге, чтоб не заснуть. Слушай, Ань, я тебя понимаю, – она достала сигареты и зажигалку из своей сумочки и закурила, – Тебе маму жалко. Мне тоже, но она уже не вернется. Ни призраком, ни полтергейстом. Она сама виновата.

– Почему?

– Не надо было столько пить. Тут бабка одна жила то ли на восьмом, то ли на шестом этаже. Тоже плохо кончила. Ань, ты не сиди весь день дома, сутки одна в четырех стенах, конечно, тут начнет мерещиться. Погуляй, в магазин сходи. Все, я в ванную. Сваргань что-нибудь перекусить по-быстрому.