Небо

Смерть ведет нас за руку. Смерть наша лучшая подруга. Она холодная и теплая.

Мама, как ты прожила свою жизнь? Наверное, лучше, чем я свою. Не знаю как ты думаешь, но почему твои глаза полнят слезы? Почему мир осиротел без твоей улыбки. Я бы все отдала за то, чтобы сделать тебя счастливой, чтобы ты никогда не знала слез.

Я не могу, не могу сказать, где я. Может, ты мне скажешь?

Глава 18

Небо.

Терпкий запах отсыревшего сена щекотал нос, я проснулась от его вязкого дыхания мне прямо в лицо. Что происходило ныне, мне было так же неизвестно. Мы в стоге благоухающих трав где-то на краю неба. Серебрящиеся иглы подле, кристаллические капли на них – наш концентрат счастья.

Я взглянула на Силу, сегодня, он был красивее обычного, бледнее обычного и, казалось, из его полузакрытых глаз тоненькой струйкой медленно и сердито течет удовольствие. Я почти зримо ощущала ее на себе: как она плыла по моим тонким рукам, касалась волос и сползала куда-то к тонким бедрам и коленям, чуть задержавшись лишь на припухлых икрах.

Сила обнял меня, почти придушив. Вот такими объятиями теперь начинается мое утро.

Сегодня мы были беспредельно отчаянны.

Холодные капли росы нисколько не трогали воспаленных удовольствием тел. Только полузажатый трепет душ летал где-то в отдалении, душ уже не наших. В серой дали не нашего неба, они навсегда скрестились и медленно таяли, чтобы навсегда раствориться.

Неожиданно зазвонил телефон, грубо разрушая нашу придуманную тишину. Мы снова на холодном полу в прихожей, в луже чего-то смердящего, в руках с холодными осколками, еще не опустошенных бутылок.

– Да, – ответил Сила, – да. Это хорошо, спасибо. Нет, все в порядке. Да. ,– и положил трубку.

С минуту молчит. В глазах вижу быстро нарастающий не то восторг, не то ужас.

– Больше нет – говорит он одними губами.

– Чего нет? – я медленно проглатываю слова, словно задыхаясь, что-то подсказывает мне, о чем идет речь.

– Его нет.

Мои руки медленно скребут пол. Мое расплавленное лицо в момент становится бесформенной массой и противно влипает в холодный пол.

Мир больше не станет таким как был. Ты навсегда покинул его. Теперь ни пепла, ни дыхания.

– Ты не плач. Я прошу тебя. Только не плач! Ты же знаешь, он не нужен тебе. Ты же знаешь я в тебе. Ты же знаешь все бред. Ты же знаешь, нас нет…

Крепкие тонкие руки обвили мою шею, и теплые горькие слезы Силы закапали на мои плечи. Так плакала бы я, будь у меня душа, будь во мне еще хоть что-то живое.

Волна то ли разочарования, то ли облегчения накатила на меня словно ледяной шквал. Все.

Мы медленно поднялись с пола, хватая тонкие грязные шприцы, неряшливо порылись в валявшейся рядом сумке, наполнили их и больше уже никогда не вспоминали тебя.

Мир стал таким, как и прежде оранжевым, зеленым, желтым, бурым и голубым, местами кроваво красным, а иногда, угольно черным. Людские глаза были открыты широко и с усилием искали нас там, где нас уже давно не было. Взявшись за руки, мы с чемоданами их ссохшихся душ смело шагали туда, где никто из них не был и не будет никогда.

Никто не любит быть убитым целиком. Все любят дышать прекрасным воздухом и полниться счастьем. Так любили и мы. Любили небо. А под утро вяли, как цветы.

Сложно устоять перед всем, что так доступно тем, кто ничего не боится. Хотелось ходить голыми, кричать, убивать и смеяться.

Сила оставался красивым, будучи таким жутким.

В этот же день мы пригласили к себе девочку, лет двадцати. По правде говоря, она давно надоедала, все время писала и звонила. Она доверчиво таращила на нас свои наивные глаза, а меня смешило до жути ее дурацкое лицо и нелепый наряд. И еще смешнее было, когда Сила раз за разом ударял ее куда-то в живот. Она прямо как тряпичная кукла, загибалась и скрипела как старая дверь.

Мне пришла мысль, что нужно смазать ее. Мы взяли много масла и намазали ее всю, однако к нашему величайшему удивлению, при ударах она наипротивнейше продолжала скрипеть. Как странно!

– Сила, она неисправна. Мы должны сжечь ее.

– да, ты права.

Мы взяли ее, а она плакала.

– Сила, скажи. Разве двери плачут? Она пытается нас обмануть. Двери ведь не плачут.

– думаю, ей не хватает гвоздя.

Но она стала скрипеть еще противнее. Еще никогда я не видела такой плохой, разваливающейся двери. Надо же, как не повезло.

Сила предложил выкинуть ее на помойку, я утвердительно кивнула.

Вчерашний вечер казался сном. Только залитые кровью полы напомнили о том, что для нас давно нет разделения на людей и предметы, есть только то, что мы хотим видеть.

– Сила, ведь это была не дверь.

– Нет.

– Хотя какая разница.

Мы рассмеялись.

Новое утро началось смехом Силы. Растерев глаза докрасна, я проснулась, и увидела его играющимся с белым маленьким котенком. Было странно наблюдать, как этот костюм человеческой плоти играл с живым комком жизни. Казалось, что тело играет со своей душой.

– Где ты вял его? – спросила я, – состроив недовольную гримасу.

– Купил. Тебе, вместо него, чтобы ты не расстраивалась.

Я улыбнулась.

Вечером мы отправились в очередной клуб.

На мне ярко-желтое гипюровое платье с черными лентами, едва прикрывающее тонкие бедра и нелепо болтающееся на безмерно худой талии. Я словно восковой манекен на выставке уродов, только с сияющими, как два больших фонаря, глазами. Сила в черном узком костюме, словно католический пастор, с выражением лица, как будто он безвозвратно и навсегда утратил свою паству.

Мы вместе весьма изысканное зрелище. Улыбающиеся, смелые, входим в клуб. В свете прожекторов и ламп, возможно, нас даже можно было спутать с живыми.

Лед прозрачной мути на дне бокала, пузырьки игривого шампанского и грубая горечь текилы, затем сонм разноцветных фигурок, снежного порошка и терпкой, вдыхаемой дряни.

Мое нелепое тело в самом центре танцпола, ласкаемое тысячью рук. Как же я люблю это приторное безумие, охватывающее меня в такие минуты. Сквозящая боль, забытая сладость живого тепла насквозь пропитывает больные сном вены, хочется громко кричать, а может даже стонать, пока не умрешь в этом исступлении жизни, в этом потоке чужеродного дыхания.

Боль пережитых прикосновений словно шрамы, жжет тело, удовольствие позволить себе вновь и вновь умирать несравнимо ни с чем. Хаос голосов, сплетение мимолетных звуков, звериных рыков и ангельских песнопений. В бешеном ритме стучащих вокруг сердец, забываешь о том, что свое давно не бьется. Дешевые отзвуки чужих страстей, пульс увядающих жизней, цокот отслаивающих душ все это придавало некий шарм все происходящему. Я кружилась, кружилась и кружилась.