Волчий Рубин

После выезда из Ватикана Чезаре становилось всё хуже и хуже, раны, вроде бы свежеперевязанные, вновь начали кровоточить, в затылке ломило и постоянно хотелось пить. Он смутно понял, когда начался лес, только потому, что стало прохладнее, а въезд в лагерь уловил по приветствиям часовых. Цветные пятна, маячившие перед глазами, мерно покачиваясь в такт шагам коня, замерли неподвижно и постепенно обрели более чёткие очертания.

Поляна, большой шатёр главнокомандующего. Чезаре, переборов слабость, спустился на землю. Мир стремительно повернулся вокруг своей оси, вызвав приступ тошноты. Только попавшийся под руку ремень узды позволил обрести устойчивость. Пока мальчишка пытался, прикрыв веки, прийти в себя, сквозь звон в ушах пробился властный голос кардинала:

– Живо приведи кого-нибудь из санаторов.

И дальше:

– Марко, ты что, всё-таки допрашивал его сам? – в голосе клокотала ярость.

– Нет, ваше высокопреосвященство, – подобострастно отвечал инквизитор. – Он был ранен, когда мы его нашли. Оказали помощь, какую смогли. Ведь санаторы все здесь, в Ватикане ни одного не осталось.

Чезаре по-прежнему не открывал глаз, так казалось, что чувствуешь себя лучше. По крайней мере головокружение прекратилось.

Подоспевший санатор уверенными жестами растолкал всех, кто окружал раненого, невзирая на сан. Расцепил пальцы Чезаре, всё ещё мёртвой хваткой сжатые на поводьях.

– Садись, юноша, в ногах правды нет. Да уведите кто-нибудь коня в сторону! И воды принесите!

Руки священника запорхали перед лицом Чезаре, от пальцев пахло ладаном и веяло успокаивающим теплом. Раненый распахнул веки, но глаза тут же словно заволоклись лёгкой дымкой. Санатор тем временем расставлял прямо на земле многочисленные скляночки, не переставая бормотать на латыни. Следивший за действиями лекаря кардинал в который раз подивился: как можно одновременно искренне молиться, разматывать бинты, готовить снадобья да ещё и погружать исцеляемого в сон, снимающий боль? Будто у санатора не две руки, а минимум пять, а голова работает совсем отдельно, не отвлекаясь на то, чтобы управлять выверенными движениями.

Когда ладони священника застыли над самой глубокой раной, Чезаре застонал, несмотря на обезболивание, и дёрнулся в сторону.

– Держите его, – приказал санатор. – Если я сейчас всю заразу из раны не вытащу, она загноится. Кто его лечить пытался, интересно мне знать?! Чудо, что до сих пор не умер.

Бок жгло огнём, но проснуться не получалось. Туманная пелена, отгородившая от мира, не рассеивалась. Сознание пойманным зверьком металось в темноте полусна, не находя выхода наружу. Единственным ощущением, не считая боли, были капельки росы на стеблях травы, холодящие пальцы.

Раскалённые щипцы дёрнули особенно сильно, крик рванулся из губ, разбивая дрёму, в которую насильно был погружён организм. Чезаре раскрыл глаза, и увидел, что санатор, утирая пот с разом осунувшегося лица, потянулся за чистыми бинтами. Как ни странно, боль утихла, словно её и не существовало. Священник наложил повязку и сказал:

– Ваше высокопреосвященство, я сделал всё, что мог. Остальное – в руках Божьих.

Тут Чезаре наконец перевёл взгляд на высокую фигуру кардинала… и вспомнил, зачем он сюда приехал. И немного пожалел, что так быстро пришёл в себя. «Что я ему скажу?» – в панике подумал юноша.

Глава 2.11

Гаэтано в задумчивости рассматривал стоящего перед ним сына, не спеша начинать разговор. Мальчишка, подштопанный санатором, выглядел гораздо лучше, разве что чуть бледнее обычного. Хотя бледность могла быть следствием волнения. Кардинал побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и наконец спросил:

– Ты собираешься рассказывать или нет?

Чезаре начал уверенно, без запинки:

– Три дня назад я, как тебе известно, во главе одного из отрядов отправился истреблять нечисть. Мы почти сразу понесли большие потери, но решили продолжать движение, поскольку недалеко должна была располагаться деревня оборотней. На подходе к месту назначения наш отряд попал в засаду, мы с большим трудом отбились… точнее… в общем, в живых остался только я, да и то тяжело раненный.

Юноша перевёл дух. До этого момента он говорил абсолютную правду, а сейчас вступал на тонкий лёд недомолвок и фантазий, талантом к которым никогда не обладал. Сердце колотилось, как бешеное, а под языком разливался противный горьковатый привкус. Чезаре никак не мог собраться с духом, чтобы начать излагать придуманную за ночь историю. За левым плечом злорадно потирал лапки чертёнок, в нетерпении ожидая, когда же подопечный человек шагнёт в пропасть смертельной лжи.

– Я долго блуждал по лесу, несколько раз сознание терял. Наверное, от потери крови ослаб, поэтому никак не мог верную дорогу найти. Когда в очередной раз очнулся, уже стемнело, и я побоялся идти дальше. Кое-как раны перетянул и заснул. Почему меня оборотни не нашли, не знаю. Повезло, наверное, отошёл в сторону от их троп. Следующий день почти до полудня в бреду валялся, даже на ноги встать не мог. Но потом понял, что если не пересилю себя, то здесь и отдам Богу душу, и никто не будет знать, что со мной случилось. Побрёл опять, наугад, потому что направление давно потерял, и ближе к вечеру оказался на краю леса, в прямой видимости от Рима. Понял, что до лагеря не дойду, и решил идти в Ватикан. Пока я ковылял к городу, ночь наступила, ворота закрыли. Тогда я вспомнил про подземный ход, который ты мне показывал. Долго же мне пришлось дверь искать! Весь берег Тибра облазил! – В голосе прозвучала неподдельная обида. – Пошёл к твоему дому, а там замок. Вернулся, направился к ризнице, дверь тоже была заперта, но я кинжалом поковырялся, вскрыл. Пока блуждал так, дело уже к утру… Устал, как будто поле вспахал. В твоём доме, как только на порог ступил, слышу голос этого… – Чезаре сделал паузу, мысленно перебирая все известные ему ругательства, но в итоге сказал просто, – голос Марко. И так мне тошно стало, что решил я ему на глаза не попадаться, взять по быстрому бинтов, лекарств и убираться обратно, к нам в лагерь. Но не успел. Вот так всё и было, – закончил мальчишка, уже понимая, что нестыковок, заметных даже на первый взгляд, в рассказе куча. Чертёнок довольно улыбнулся, как кошка, слопавшая тарелку сливок.

Однако кардинал кивнул, словно принимая на веру малореальную историю, и вкрадчиво уточнил:

– Значит, в резиденции Святой Палаты ты в ту ночь не был?

– Нет, – помотал головой Чезаре, но в глаза отцу посмотреть не решился.

– А откуда труп священника в коридоре около ризницы? Тоже не курсе?

Мальчишка помолчал, чувствуя, что к щекам начинает приливать кровь, но подумав, что начав лгать, на середине не остановишься, ответил:

– Когда я там шёл, никакого тела не было. Отец, мне кажется, что те, кто учинил резню, пришли по моим следам. Если бы я нормально себя чувствовал, то заметил бы слежку, а так… – Ангел за правым плечом сокрушённо закрыл лицо ладонями.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь постукиванием пальцев Гаэтано по дереву подлокотника.

– А где же ты своё оружие растерял? Ведь раньше с луком никогда не расставался.

– Не помню. Наверное, пока по лесу блуждал, где-то забыл. Я же почти в бессознательном состоянии был. – Слова, перечёркивающие истину, срывались с губ всё проще, словно сами по себе, без участия говорящего. Но от этого не становилось менее больно и неприятно.

Тяжёлый вздох кардинала не предвещал ничего хорошего. И действительно последовавшие слова заставили сына главы инквизиции вздрогнуть:

– Чезаре, сколько раз я тебе говорил: не пытайся делать то, к чему у тебя нет способностей. Врать ты никогда не умел.

Мальчишка опустил голову, уставившись в пол, не зная, какое чувство в нём сейчас сильнее – стыд от собственного вранья или страх перед неминуемой расплатой. Чёрный омут собственной никчёмности, грешности, вязкая топь предательства разрастались в душе, грозя поглотить её целиком. И не осталось почти ничего от наивного мальчика, считавшего себя правдивым. Лишь ангел-хранитель боязливо подбирал крылья, боясь испачкать белоснежные перья в болотной жиже.

– Сядь! – резанул ухо властный голос Гаэтано, и Чезаре опустился на неудобный (не чета личному креслу кардинала!) походный стул. – Теперь я расскажу, как всё было. Если что-то перепутаю, то ты меня поправишь, сынок. Итак, – инквизитор плеснул себе в бокал вина и пригубил; на этот раз напиток не кислил, – ты был в плену. Это очевидно. Во-первых, с такими ранениями без посторонней помощи ты бы не проходил и до вечера, не говоря о двух сутках. Во-вторых, не верю, что оборотни не учуяли запах крови. Даже если, как ты говоришь, их тропы остались в стороне, то они пошли бы по твоему следу. Верволки – хищники, инстинкт охоты у них в крови, и они никогда не дадут скрыться подранку. В-третьих, мальчик мой, насколько я тебя знаю, лук ты не бросил бы ни за что на свете. Значит, его отобрали. А самая главная нестыковка у тебя в том месте, где ты добрёл до моего особняка. Ну, ведь не было у тебя с собой никаких лекарств, когда Марко тебя в тоннеле поймал. И бинтов не было. Только не надо говорить, что ты к тому времени уже и повязки успел сменить. Это я привёл в пример самые очевидные доказательства твоих фантазий. Мне продолжить перечисление?

Чезаре подавленно молчал.

– Не возражаешь. Уже хорошо. Продолжаю историю. Оказавшись в плену, ты рассказал оборотням или, что более вероятно, главенствующему над ними магу… как его? Конрад, кажется?.. о секретном ходе в Ватикан. Скорее всего, этим ты купил себе жизнь. Ночью ты привёл их в резиденцию, вся охрана была убита. А ведьмы-то там и не оказалось. Я специально приказал её в своём доме держать, чтобы Марко за ней наблюдал. Не представляю, как вы догадались, что пленную магичку следует искать там. Однако в чью-то светлую голову эта мысль пришла. И ты прошёл в дом, чтобы через заднее крыльцо впустить еретиков, потому что знал – тебя никто не посмеет остановить. Разве только Марко, но он к счастью не попался на пути. А простым слугам и в голову не пришло, что неоткуда взяться моему сыну ранним утром в Ватикане. Ещё один неясный для меня момент, почему вы не пошли вызволять ведьму сразу же. Зачем было скрываться в тоннеле? Может, удовлетворишь моё любопытство? Или будешь утверждать, что я не прав?

Мальчишка к моменту завершения тирады кардинала уронил голову на руки, заслонив горящее лицо ладонями. Он начал говорить очень тихо, без конца запинаясь:

– Да, отец, ты правильно догадался… почти обо всём. Только… я не просто смерти боялся. Если бы речь шла исключительно о моей жизни, то, поверь мне, я бы предпочёл сдохнуть. Но… этот маг… Ты не представляешь, что он может сделать с человеком. Я, пока в бреду был, упомянул твоё имя… они сначала хотели с тобой поторговаться, но потом… я проговорился про тоннель. Не понимаю, как это произошло… А после… – Он вскинул пронзительный взгляд на Гаэтано. – Он мне мозги просто наизнанку вывернул! Отец, ты не понимаешь, как это больно и страшно! Конечно, я всё сказал. И привёл их в Ватикан. Я… пытался сопротивляться, правда! Но не смог, сил не хватило… а может, смелости.

Гаэтано чувствовал, как внутри глухая ярость соединяется с безысходностью. Гнев на сына, который, как ни крути, а предал все идеалы и цели инквизиции, пусть даже не по собственной воле, готов был вот-вот вырваться, разрушая его жизнь. Всего одно слово… Доказательства слишком очевидны, да и признался он только что.

– Почему ты не попросил помощи у охранников моего особняка? Ты ведь по доброй воле пошёл на обман и впустил врага черным ходом.

– Я… клятву дал, – голос Чезаре стал почти совсем не слышен. – Пообещал, что помогу им выбраться с территории Ватикана. Они не знали, что ведьму держат в твоём особняке. Я сам об этом только сегодня утром услышал.

– Поклялся?! – Кардинал задохнулся от возмущения. – Ты понимаешь, что говоришь?! Поклялся помогать еретикам?!

По плечам мальчишки пробежала волна дрожи.

– Прости, отец…

Серо-зелёная глубина глаз сверкнула, как переливы солнца на морской волне. И черты смазались, напоминая кардиналу о том, чего он не хотел вспоминать. «Как же ты похож на мать… Не думал, не гадал, что сходство окажется не только внешним, что ты повторишь её судьбу, проиграв свою душу Дьяволу. Может, ты не виноват? Скажи что-нибудь, что смягчит твою вину…»

– Почему? – лицо Гаэтано исказила с трудом сдерживаемая внутренняя боль. – Почему ты это сделал?

– Я сам не совсем понимаю. В первую очередь, конечно, боялся за свою жизнь. В горячке боя – готов на смерть пойти, не раздумывая. А когда появился хоть малейший шанс выжить… Но это не единственная причина. Кроме мага был ещё один, Влад. Он точно человек. Только странный какой-то… Одет чудно, говорит не по-итальянски, но смысл слов понятен… Он мне жизнь сохранил, хотя любой на его месте меня бы прикончил. Влад очень любит магичку, которая в плену была. Не знаю… жалко мне его стало, что ли. Решил отплатить за добро добром. Вот и получилось с этой клятвой… Пообещал вывести его из Ватикана скрытно, чтобы поменьше наших пострадало. В тот момент мне это казалось правильным. А сейчас… уже не знаю…

«Где-то я уже подобное слышал, – напряг память глава инквизиции. – И про одежду необычную, и про странности всякие…»