Кондитерская Лавка

– Котеночек, привет! – радостно замурлыкал он.

– Привет…эээ…зайчик. Слушай. Вчерашний вечер был такой классный! А ты как думаешь?

Я решила не использовать факты, чтобы не спровоцировать вызов санитаров.

– О! Вечер был изумительный! Мне так жаль, что пришлось тебя оставить возле «Лавки»! Но я обещаю, что больше не брошу тебя! Буду настаивать на своем.

…на своем удобрении, наваленном от страха перед материнским гневом, – злорадно подумала я.

Так, стоп!

– «Лавка»?! «Кондитерская Лавка»?!

– Ну да…

Но я уже положила трубку.

Если я и вправду туда заходила, то почему не помню, как я добралась домой? Я имею в виду, в реальности. Я заснула там и далее видела только сон. Я же, черт побери, должна же была как-то телепортироваться на свою подушку, на которой проснулась сейчас. Этот вопрос затмил все остальные, которые тут же принялись наваливаться на меня, подобно чокнутым регбистам. Не может же человек уснуть, успеть насладиться наиреальнейшим сном и чудесным образом оказаться в другом месте. Что-то неладное добавляют в местные булочки… Но я сомневаюсь, что девушка, работающая в «Лавке», пусть и достаточно странная барышня, устоит перед соблазном покрутить пальцем у виска, когда я затяну байку об альтернативной мне.

Я посмотрела на себя в зеркало, боясь увидеть готическое нечто в козлячьей футболке. Ан нет. Вот моя блузка, вот моя приличная стрижка – вся полноценная я на месте. Это радует. Не радует только легкая степень амнезии.

Мне не хотелось ни есть, ни пить – на кухню я заглянула лишь для того, чтобы убедиться в ее солнечности и отсутствии пучков сушеной зелени. Я дома. Все хорошо.

«Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек», – гласила мудрость, написанная мудрецом на стене подъезда. Так. Этой надписи здесь раньше не было, – подозрительно сощурилась я, поправляя воротник на своем родном бежевом пальто.

Успокаивает то, что для создания вот таких искажений реальности достаточно заиметь несмываемый маркер и потерять совесть. А соседей с отсутствием совести у меня хоть отбавляй. По крайней мере, если судить по регулярному вою пылесоса часиков этак в полседьмого утра или полвторого ночи этажом выше. А уж когда с потусторонним хохотом по моему потолку проносится стадо неспящих в полночь маленьких человеков, у меня возникает неудержимое желание снять квартиру прямо над ними и заселить ее подкованными першеронами. Или ёжиками.

Путешествие до кондитерской было до такой степени скучным на фоне всех этих галлюциногенных вкусняшек, что я даже не хочу тратить ни время, ни буквы на его описание. Да, по дороге мы с таксистом увидели экскаватор, врезавшийся в выпавший на дорогу из мусоровоза мусорный бак. Бабулю, избивающую клюкой фонарный столб. Девочку, выгуливающую на поводке мангуста, и даже небольшую стаю ворон, клюющих поставленное кем-то на обочине соломенное чучело в черном цилиндре.

Так что я, равнодушно проводив происходящее взглядом, продолжила мечтать о том, чтобы поскорее добраться до Лавки, обнаружить ее (что очень важно!), зайти внутрь и получить ответы на мои вопросы. Ну, или хотя бы выведать рецепт чая, от которого напрочь отбивает память, и который дарует такую впечатляющую гамму эмоций, что в пору бронировать коечку в отделении для шизанутиков.

Вот она, родимая. Стоит, ждет меня. Потертая вывеска покачивается от легкого ветра. А неподалеку проходит какой-то маленький митинг.

Состоящая из десяти-пятнадцати душ кучка людей заключила в кольцо нечто, невидимое моему взгляду. Их спины были напряженно статичными, словно обсуждаемая ими тема касалась как минимум ракетной установки, активированной в сарае дяди Пети с соседней улицы.

В это время, минуя толпу, в «Кондитерскую Лавку» зашел молодой человек. Шел он быстро, едва ли не спотыкаясь в попытках совладать с излишне интенсивным темпом перемещения своих стоп. Стоп, сияющих ярко-желто-зеленым неоновым цветом. Что это: ботинки, обмотанные светодиодной лентой, или кроссовки, попавшие в чан с ядерными отходами, – насыщенность этого цвета была столь суровой, что глаза заслезились.

По-моему, я где-то видела этого парня и, скорее всего в другой обуви, ибо эту я бы запомнила раз и навсегда. В принципе, ввиду своей профессии, я уже успела по два раза перевидеть каждую блоху в этом городе, так что не удивительно, что я, даже под страхом четвертования, не смогла бы вспомнить, при каких обстоятельствах встречала этого человека.

Мы подъехали к пункту назначения, и я вылетела из такси, желая поскорее вонзить свое тело в Лавку вслед за парнем. Но почувствовала, как чья-то рука схватила меня за локоть.

– Девушка! Вы спешите в это заведение?! Неужели вы тоже пали жертвой черных сил, которые там обитают?!

– ААААААА!

Я заорала на взъерошенную женщину, которая, согнувшись, смотрела в мое лицо снизу в верх, наклонив голову на бок и горячо дыша мне в нос. И это было очень странно, потому как ростом она была примерно с меня, а то и выше. Это ж надо так изогнуться и извернуться!

Женщина, все также сгорбившись, упорно тянула меня в сторону напряженной кучки. А я, разрываемая страхом и любопытством, сопротивлялась, но не сильно. В итоге, она привела меня к людям, которые, открыв рты, слушали яростное выступление еще одной взъерошенной тетки, окружив ее узким кольцом.

Первое, о чем я подумала, – вот, к чему приводит нежелание носить шапку в холод. Второе родилось после того, как я услышала фрагмент речи оратора, – я нервно хихикнула.

– …гнусные булки! Эти запахи пленяют своей скверной! Девчонка торгует грешными мыслями! Что она нам показывает? То, чему быть не суждено! И ради чего! Развращает наши души, чтобы мы потом горели! Соблазняет! Мы сами не ведаем, что продаем наши души нечистому!..

Ну, финиш, – вздохнула я.

– Вот ты, дитя! – вдруг резко ткнула в меня пальцем женщина.

– АААА, – одернулась я от неожиданности и попятилась, уткнувшись в чье-то тело, помешавшее мне слинять.

– За твою душу ведется борьба! Расскажи нам свою историю!

Глядя на ее трясущийся палец, я, спустя пару секунд, поняла, что тарахчу негромкое:

– I am Alice, I was born…

Причем с максимально варварским акцентом, с которым обычно поют вокалисты невысокосортных кавер-групп, перепевающие каких-нибудь Бон Джови или Кранберриз и совершенно не представляющие, что, помимо абсолютного копирования чужого музыкального произведения, неплохо было бы копировать и произношение иностранных слов.

– Видите! – торжествующе возопила тетка и толпа дружно ахнула, – ее лишили рассудка, ею уже овладели темные силы!..

На самом деле никакие темные силы мной не овладевали. Это моя обычная реакция на любые внезапности, сопровождаемые массовым вниманием к моей скромной персоне. Проще говоря, я не люблю публичные выступления, и, принуждаемая к ним кем-то, от волнения начинаю лопотать глупости, от чего моя нелюбовь становится еще больше и искренней.

Но фанатиков было уже не остановить. Они достали бутылочки с прозрачной жидкостью и начали плескать ею в меня.

Я поспешила выпрыгнуть из бешеной орущей толпы и, обернувшись, поняла, что народ устремился за мной. И это было уже не так забавно, как внезапно нашедшее на меня желание загавкать на людей. Благо, неподалеку зазвучала сирена полицейской машины – митинг явно был несанкционированным. И, на мой взгляд, совершенно ненормальным даже в условиях весеннего обострения.

У фанатиков хватило мозгов разбежаться по дворам, ведь души грешных любителей сдобы из-за стен колонии спасать нелегко. На всякий случай я тоже поспешила скрыться – бравые служители закона вряд ли намерены верить честному слову барышни, резво уносящей ноги от толпы сектантов и полицейской машины. Скорее всего мне пришлось бы отдуваться за всех, кто профессионально слился с толпой, а я не затем стремилась вернуться назад в реальность, чтобы взять на себя ответственность за чей-то идиотизм.

Скрыться я решила в месте, куда и стремилась, но, едва коснувшись ручки двери, была вынуждена отскочить в сторону.

Тот самый парень в неоновых ботинках, как ошпаренный выскочил из заведения под звон колокольчиков, и, окинув меня ошалелым взглядом, исчез за углом дома под громкое мяуканье, доносящееся из глубины двора. Я вспомнила этого парня. Мы встретились при тех же обстоятельствах на этом же самом месте. Именно он, понурый, выходил из Лавки в тот вечер, когда я впервые сюда зашла. Надо же, какие перемены: горящий взгляд, взъерошенные волосы, розовые щеки – словно он не сидел в Лавке, а как минимум делал в ней ремонт.

Я взглянула вглубь двора, заросшего плотной стеной сухой травы, поднимающейся в человеческий рост. Естественно, в этой поросли я не увидела источник пронзительного мяуканья, но, совершенно не относясь к касте зооактивистов, я не сильно-то и стремилась помочь всем нуждающимся и мохнатым. Решив, что не стоит и начинать, я, выдохнув, зашла в Лавку.

Знакомый полумрак и знакомый мелодичный колокольчик, который оповестил хозяев о моем визите. Странная атмосфера, учитывая, что на улице – день, а в Лавке – полутьма. Здесь были два небольших и тонких источника света – окна, украшенные портьерами шоколадного оттенка. За ними явно вечерело. Но я предпочла объяснить это тонированными стеклами, и даже думать не хотела о чем-то мистическом. Хватит с меня.

На всякий случай я открыла дверь и выглянула на улицу. День. Прохлада весеннего утра. Да. Это явно тонированные стекла.

Я повернулась. Она стояла прямо передо мной.

– Добро пожаловать в «Кондитерскую Лавку», – мило улыбнулась девушка, сверкнув янтарными глазами и глядя прямо в мои.

В глаза бросился бейджик, приколотый к ее блузке.

«Анна. Администратор, кондитер, маг.», – прочитала я витиеватые буквы

– Доброе утро! Я тут…

– Вы, наверное, пришли забрать пакет, что забыли вчера, – мягко вставила реплику Анна, воспользовавшись паузой в моем предложении.