Год Крысы. Путница

– Иди сюда, я тебе щас покажу ясно солнышко!

– Да я и так напротив тебя стою, куда уж ближе? Самому, что ли, о твой кулак бородой хряпнуться? – Лавочник задрал голову, подставляясь, еще и пальцем показал.

– Тихо! – гаркнул голова так, что листья в шапке взвихрились. – Уймись, Колай. Не конец света, поработаешь на тсаря и вернешься. А тебе, сосед, стыдно должно быть: сам не рискуешь, а над другими потешаешься… Ну, кто следующий?

На сей раз заминки не возникло: курица за одно утро дважды не несется, вытянуть вторую «рыбку» кряду шанс невелик. Так и вышло. Остались в веске и Ледок, и углежог, и – эх! – дядька Хвель.

Хуторских пустили к корчаге последними. Те не особо и рвались, в надежде, что всю гадость выберут до них, но увы: оба нехороших листа остались в кучке втрое меньше изначальной.

У Миха листик потонул, а у Цыки поплыл. Фесся, не сдержавшись, бросилась мужу на шею и разрыдалась от радости. Тот неловко похлопал ее по спине, смущенно косясь на приятелей: мол, что с беременной бабы взять, по любой ерунде ревет.

Чернобородый же отнесся к проигрышу на удивление спокойно.

– Ну и ладно, – погудел он. – Хоть свет погляжу, а то уже мхом на этом хуторе оброс.

– Поглядишь, как же, – мрачно проворчал кто-то из мужиков. – Запихнут в каменоломню, еще и к тачке привяжут, чтоб не утёк…

– Кто там каркает? – сурово огляделся голова. – Щас второй раз тянуть будет!

«Ворон» примолк. Жеребьевка продолжилась, но у Сашия сегодня было шутливое настроение. Листья исправно пускались вплавь, пока в шапке не остался один. Тот самый.

– Кто еще не брал? – заозирался голова. Что за ерунда? Неужто обсчитался и придется перетягивать? В толпе вспыхнули споры: а ты тянул? А сам-то?! Поймать на вранье никого не удалось: у каждого нашлись свидетели, переживавшие по поводу его жребия.

– Вон кто! – звонко заложил углежогов «дозорный», показывая куда-то вдаль. Люди разом обернулись – и увидели Сурка, неспешно идущего со стороны речки. Рядом ехал на нетопыре путник, слегка подобревший: не иначе, хуторянин раскошелился на какой-то вопрос – а то и десяток, чтобы скрыть тот, что по-настоящему его волновал.

Сурок тоже был весел: видать, ответ ему угодил.

– Ну как, общество? – окликнул он. – Отжеребьились уже?

Все смотрели на него и молчали.

Глава 2

Крысиные драки могут быть и бескровными, но оттого не менее жестокими: нападающий вздыбливает шерсть и, щелкая зубами, начинает кружить вокруг более слабой крысы, запугивая ее своими размерами и яростью. Это может длиться несколько лучин, пока жертва не погибнет от разрыва сердца.

    Там же

– Объяснишь ты нам наконец, кто это был?! – настойчиво, но пока безрезультатно допытывался Жар. Тащить на хвосте непонятно кого, которому непонятно чего нужно, вору ну очень не нравилось.

– Старый знакомый. – Альк сосредоточенно о чем-то размышлял, уставившись на коровью холку. Желтые глаза то прищуривались, то начинали быстро-быстро двигаться, словно перед ними мелькали какие-то картины.

– Да мы заметили, что не молодой чужак! Кто он?

– Путник.

– Я имею в виду – тебе он кто?

– Старый знакомый.

Рыска засомневалась, что саврянин вообще слышит вора. У нее уже язык чесался задать Альку какой-нибудь посторонний вопрос вроде «а кто это там по небу летит?», но тут саврянин тряхнул головой и выпрямился, видимо приняв какое-то решение.

– Не дергайся, тебя он не тронет. Если сам не полезешь.

– А Рыску?

– Если сама не захочет.

– Вот еще, – возмутилась девушка. – Он мне совсем не нравится, и старый к тому же!

Альк фыркнул:

– Дура, в этом смысле ты его не интересуешь.

– А в каком?

– Ты его внимательно рассмотрела?

– Ну… да, – неуверенно подтвердила Рыска.

– Ну вот. – Похоже, саврянин задался целью напоследок довести спутников до белого каления.

Девушка обиделась и от Алька отвернулась. Примерно с тем же успехом можно было отступать с поля боя, пытаясь изобразить спиной, что единственная причина этого маневра – презрение к противнику. Жар еще немного побранился и тоже замолчал. Ладно, вон уже город виднеется, а там они с крысой расстанутся навсегда – и заодно с путником. Не разорвется же он надвое.

Въездная пошлина оказалась выше, чем в Макополе, как и стены, ворота и сами стражники. Пожалуй, одному из них даже Альк уступал, а по весу так и обоим.

– Зайцы есть? – сурово спросил великан.

– Нет, – растерялась Рыска. – А надо?

Стражники расхохотались, будто услышали хорошую шутку.

– Жалко, а то мы зайцев любим! Ну да ладно, проезжайте так.

Девушка недоуменно наморщила лобик, чем развеселила их еще больше. Вслед еще долго летел смачный гогот.

– Хорошо хоть обыскивать не стали, – вздохнул Жар, стягивая шапку и обтирая лоб обшлагом кафтана.

– А у нас есть что скрывать? – подозрительно покосилась на него подруга.

– Ну как же – деньги! – с излишней, на Рыскин взгляд, горячностью напомнил вор. – Придерутся еще, откуда у весчанки златы…

– Да там всего один с мелочью остался, на троих-то… – Девушка осеклась, заметив понимающую ухмылочку Алька, обращенную к Жару. Вор, что еще страннее, покраснел, захлопнул рот и нахлобучил шапку по самые брови.

– Ладно, забудь, – пробормотал он. – Это у меня так, привычка… не люблю стражу.

Рыска думала, что городом ее уже не удивить, но Зайцеград отличался от Макополя, как веска от хутора. Крыши и сами дома тут были ярко-рыжими по-настоящему, без крашеной соломы, – глины в округе хватало. Весело зеленели деревья, редкие, но оттого высокие и раскидистые. Ветер привольно гулял по широким улицам, выметая с них спертый городской дух. К тому же наместник обязал горожан держать в чистоте не только пороги, но и кусок улицы по ширине дома, чем сделал общину мусорщиков едва ли не самой уважаемой в городе. Ежедневно оттирать мостовую от коровьего навоза мало кому хотелось, проще всей улицей скинуться и уборщика нанять. А чуть заартачишься с платой – бросит метлу и уйдет задрав нос. Еще и сам стражникам наябедничает, гад, что там-то грязь развели. А те легки на подъем, страх сказать: даже за политую мужиком стенку штраф дерут. Нужду полагалось справлять в горшки и не выплескивать оные в окна, а идти до ближайшей сточной канавы. Поговаривали, что скоро и харкать на площадях запретят, вот ужас-то!

Жить в Зайцеграде с непривычки было неуютно и боязно. Но местные ничего, как-то приноровились.