Талисман этого места. Девушка с зелеными волосами

Сидеть на скамейке, раскачивая ногами, было здорово, но за спиной у меня, на песчаном взгорке было кладбище и это очень нервировало.

Кладбище было довольно старым, давно и хорошо заросшим, с красивой сплошной оградой, и между нами было приличное расстояние – невнимательный турист и не заметит. Но, во-первых, я знала, что оно там есть, а во-вторых, я очень не люблю кладбища, особенно, если есть и свежие захоронения. И прописные истины, что надо бояться живых, а не мёртвых, моего упёртого эмоционального восприятия не меняют. И в-третьих, мне опять на глаза попались пирамидки, и этот новый вариант «послания» совсем не понравился.

Несколько из них стояли на песке вдоль кромки дорожки, все сложены в три очень похожих между собой мелких камня, обернулась и точно – такие же и довольно много расположились вверх по склону почти до самой ограды кладбища. Никто из гуляющих не обращал на них ни малейшего внимания. А если и видел, то, скорее всего, не придавал значения. Правда увидеть коричневые пирамидки на заросшем склоне в начинающихся сумерках было сложновато, только специально приглядевшись, как я, от нечего делать…

Камни были неприятные, разглядеть я могла только те, что поближе, вдоль дорожки, но не сомневалась, что и предкладбищенская «инсталляция» выполнена в том же духе. Словно разломанные пополам, каждый из камней на сколе выглядел как сгоревший пирог с неровной чёрной поверхностью и неровными беловатыми краями, как траур. Внешняя коричневая оболочка выглядела так, будто сгоревший пирог в сердцах ещё и поваляли в густой коричневой грязи.

Если присмотреться повнимательней, то сам по себе камень довольно интересный. Такие часто встречаются по берегам рек, на взморье, цвет минерала «гуляет» в зависимости от наличия определённого количества железа – это такой бурый железняк. В каждой местности, где он встречается, имеет разные названия, но мне больше всего нравится «бархатная обманка». Недавно камешек получил ещё одно название. Кому-то из великих геологов «измятая» поверхность камня и внутренняя чернота напомнила известное произведение Гёте и появилось новое имя «гётит» – на мой вкус звучит немного тошнотворно и не очень почтительно по отношению к великому немецкому поэту.

К чему так много пирамидок из этого камня, может кто-то поддерживает статус кладбища, как «страшного места», чтобы народ поменьше шастал? Или ребята по ночам балуются, в «пугалки» играют? В одиночку «насочинять» такое количество днём практически невозможно, слишком много народу перемещается туда-сюда и не все трезвые, собаки носятся, дети…Скорее днём камни собирали на берегу, а в сумерках устраивали «кладку».

Живо представилось как девушка в с распущенными спутанными волосами в длинной объёмной тёмной юбке с мокрым подолом бредёт с полотняной сумкой, нет, лучше с плетёной корзинкой, в руках и высматривает коричневую бархатную обманку, обязательно расколотую. Ну, что ж такое все грязно траурное, когда столько оттенков доброго коричневого вокруг. Зачем и кому надо было застолбить столько грязи в окружающем мире и как давно всё это здесь нагромождено? Что это за дурацкие игры с магией камней и у кого хватило наглости так безответственно «шутить»?

Хотелось пнуть и раскидать всю эту нечисть и присыпать песочком…

Я посидела немного, пережидая лёгкую нервную дрожь, всё-таки надо попроще ко всему относиться и придумывание страшилок оставить десятилетним девочкам, устроившимся попугать друг друга в тёмной комнате под одеялом с одним единственным фонариком.

Стало потихоньку смеркаться, зажглись фонари, но ещё слабым неясным светом, один над моей головой. Бледно-голубого свет выхватывал только деревянный тротуар, устанавливая жёсткую тёмную непроницаемую стену чётко по контуру настила. Не видно ни кладбища, ни камней, никаких других «ужасов нашего городка»…

Похоже сумерки сегодня состоялись быстрые и неясные, вечернее солнышко своим красочным закатом не порадовало, сквозь кроны деревьев просвечивало только темнеющее стальное небо. Было ещё не поздно и даже маленькие птички вились вокруг фонаря, собирая последнюю вечернюю дань.

– Как вы думаете, что это за птички?, – спросил присевший рядом со мной пожилой мужчина с палочкой в классическом синем спортивном костюме, клетчатом пиджаке и клетчатой кепке в тон пиджаку. – На колибри похожи, смотрите, как крылышками мельтешат.

– Это не птички,– севшим от ужаса голосом, прохрипела я.– Это мышки летучие, их тут больше тридцати видов водится.

Накинув капюшон я в очень быстром темпе, который запрещала себе последние пять лет, ринулась вон из парка.

Первая же двойная железная скамейка набережной стала моим спасением, дрожащие от страха и напряжения ноги больше не держали, холодный пот стекал по спине, неприятно скапливался под грудью и я чувствовала, что широкая полоска моего «спортивного» бюстье мокрая насквозь. Лоб ледяной и мокрый, капли с висков стекали по скулам и высокий ворот свитера и волосы на загривке стали совсем как после душа. Хорошо, что сегодня свитер на вечернюю прогулку одела чёрного цвета, не видно в какую промокшую тряпочку он превратился.

Открытый начатый пакетик с бумажными платочками положение почти не исправил, два платочка «ушли» мгновенно, но со лба по-прежнему лило. Я даже не стеснялась чужих взглядов, промокала лицо и обмахивалась левой рукой. Минут через десять дыхание, а главное, сердцебиение потихоньку успокаивались. Если отпуск и дальше будет проходить в таком темпе, то ежедневную горсть таблеток придётся существенно увеличить, несмотря на предостережения врача…Я очень, очень, ОЧЕНЬ не только боюсь, но и не переношу летучих мышей. Когда мне было лет пять, мы с бабушкой, прогуливаясь по набережной вечерней июльской Анапы, вот также загляделись на непонятных активных «птичек». Не знаю, что их привлекло, может быть аромат бабушкиных духов или количество комаров, вьющихся возле нас, но вся стая проявила к нам повышенный интерес. К счастью, ни одна особь не запуталась в наших волосах, ни врезалась в нас. Но летали они так близко, что их оскаленные мордочки легко можно было разглядеть. Отмахиваясь белой лакированной сумкой Ба, потащила меня, прижимая к себе как можно ближе и со всей силы, в строну ближайшего домика. Им оказался маленький сувенирный магазинчик, ещё открытый. А над нами, не отставая, вилась стайка летучих мышек. Захлопнув дверь, бабушка плюхнулась в своём красивом шифоновом платье прямо на деревянный «занозистый» ящик, оставленный возле двери. А я прижав ухо к двери всё ждала – врежется стая мышей в дверь или нет. Бабушкина истерика тогда передалась и поселилась во мне навсегда. А платье она в тот же вечер выкинула… Конечно, я знаю, что летучие мыши не нападают на людей, практически, что они очень полезны и спасают нас от массы болезней, поедая насекомых. Но пусть они выполняют свою высокую экологическую миссию вдали от меня…

Слабое дуновение коснулось моего разгорячённого лба, расстегнув куртку я постояла возле парапета наслаждаясь прохладным морским воздухом и позволяя ему остудить мои, вобщем-то детские, страхи.

На набережной гуляли и вовсю развлекались люди всех возрастов, с разных сторон неслась музыка, под ногами вертелись мелкие собачки, привезённые дамами и господами с собой на отдых. Антон Павлович притомился бы, выбирая из всего разнообразия собачку для своего рассказа. Интересно, какая бы получилась история, если б вместо дамы с собачкой был господин с таксой, например.

Пахло несвежими пирогами, суррогатным кофе с молоком, сигаретным дымом, иногда доходил резкий запах чьего-нибудь парфюма. Метров через пятьсот мне уже очень захотелось свежего воздуха, но каждый сантиметр парапета был плотно занят. Большинство людей, преимущественно вышедших подышать в одиночку, облокотившись на железные перила, смотрели на тёмное море или на гуляющую толпу, громко, стараясь перекричать шум и музыку, говорили по телефону. Группки в несколько человек, хорошо отдохнувших в ресторанчиках и кафе, эмоционально фотографировались на фоне всего, что попадало в поле их зрения.