За краем пустошей

Не видя больше своей невесты, барон понял, что теперь приказы отдаёт он один, и направил солдат окружать кладбище – единственное место, где можно было скрыться, не выходя на открытое место. А мне казалось, что ещё немного, и я начну сочувствовать этим двоим, забыв, что они оба – чудовища.

Выбравшись из толпы, я прошла опустевшими коридорами в комнату рядом с покоями навсегда исчезнувшей леди Камиллы. Комнату, которая уже не принадлежала мне, и где мне было разрешено провести свою последнюю ночь в Стэнфорде.

Я не хотела знать, чем всё закончится.

На следующий день проводить меня вышла одна только Флори. Она рассказала, что не успели люди барона окружить кладбище, как из аллеи вышла леди Элис. Говоря, что не хочет начинать семейную жизнь с чьей-либо казни, она умоляла жениха помиловать не причинившего ей вреда разбойника, и не преследовать его. Потом попросила гостей простить её за то, что свадебные торжества на день откладываются, и удалилась в свои покои.

Уязвлённый тем, что графиня не только сама приняла решение, но и объявила его, говоря лишь от своего имени, барон не внял её просьбе и приказал продолжить поиски преступника, что было легко сделать по оставленному им на земле кровавому следу, ведущему к склепу. Стражники ворвались в склеп, но он был пуст. А на рассвете в зарослях шиповника нашли мёртвыми двоих людей барона. Их трупы были растерзаны, но на лицах застыли улыбки блаженства.

Глава третья

Похоронный Звон

Крупные капли дождя прибили сухую пыль и иссякли, даже во влетевшем через окно ветерке не чувствовалось влаги. Леди Джейн провожала глазами плывущую к горизонту так и не пролившуюся грозовую тучу.

– Можно ехать. Сама судьба мне благоволит.

Разумеется, на самом деле она так не считала. Наоборот, она была уверена, что судьба наказывает её, и эта уверенность ясно сквозила в её тоне, сводя на нет смысл сказанных слов. За два года службы в её доме я достаточно успела изучить свою госпожу, чтобы понять – ни в какое благоволение судьбы она не верит, и даже если на неё вдруг прольётся золотой дождь, она и его сочтёт дурным знаком.

С тех пор, как леди Джейн приняла ухаживания графа Рэдмонда, её не оставляло чувство вины, которое казалось мне вдвойне неразумным, потому что было искренним. Уж коли поддалась на уговоры, так люби и не оглядывайся. А если грех так тебя страшит, то успей подумать об этом прежде, чем кидаться в мужские объятия.

Устав от жалоб и молитв своей госпожи, я невольно думала, что стало бы со мной, сдайся я два года назад барону Ховарду. Наверное, уже оказалась бы на улице, лишённая доброго имени, надежды и средств… в общем, лишённая всякого будущего, кроме постыдного. А леди Джейн была пусть и не слишком знатной, но – дворянкой, и пусть не слишком богатой, но не бедствующей. К тому же любовник её не бросил и продолжал заботиться от ней даже теперь, когда её неожиданная беременность поставила под угрозу тайну их связи.

Прислуга шепталась, что любая женщина на месте моей госпожи, сочла бы любовь графа Рэдмонда величайшей удачей: знатен, богат, хорош собой, с таким мужчиной стойкость если и проявляют, то лишь для вида. И даже беременность более здравомыслящая женщина могла бы обратить себе во благо – у графа была дочь от законной жены, и роди любовница сына, это могло бы стать для неё удачей. Однако леди Джейн не видела в своём положении ничего, кроме наказания за греховную связь.

Словно услышав мои мысли, она отвернулась от окна, бросив в мою сторону взгляд, в котором сквозило привычное печальное осуждение, впрочем, вряд ли относящееся ко мне, скорее уж, к собственным её мыслям.

– Мэри, проверь багаж.

Я поклонилась и с облегчением вышла из комнаты. То ли настроение госпожи передалось и мне, то ли виной было тягостное ощущение непролившейся грозы в душном воздухе, но бездействие выматывало и я была рада любому пустяковому поручению. Скорее бы уже пуститься в дорогу. Тем более, решение леди Джейн уехать было разумным. Пока её положение не было заметным, но потом неизбежные недомогания могли охладить чувства графа, а если добавить к ним такие же неизбежные пересуды в обществе, да ещё и подозрительность графини… В городе, расположенном в нескольких днях пути отсюда, леди Джейн принадлежал довольно большой дом, и отъезд туда был наилучшим решением.

Проходя мимо окна, я мельком заметила во дворе мужчину, держащего в поводу крупного гнедого коня. Он стоял спиной ко мне, разговаривая с управляющим. В груди что-то дрогнуло, заставив остановиться и медленно вернуться к окну. Высокая худощавая фигура, перевязанные на затылке длинные тёмно-русые волосы – всё это могло принадлежать кому угодно, не такие уж редкие приметы, но я застыла, ожидая, когда он повернётся в мою сторону. Два года прошло и мне казалось, что ужас от пережитого в Стэнфорде успел сгладиться, но глядя на стоящего во дворе человека, я чувствовала, как ко мне возвращается страх и просила бога, чтобы это оказалось просто случайным сходством, чтобы мужчина поскорее обернулся и я увидела незнакомое лицо, совсем не похожее на лицо человека, внушавшего мне страх даже больший, чем хозяйка Стэнфорда.

Замерев, я молилась, чтобы это оказался не он, и мужчина во дворе наконец обернулся. В груди оборвалось. Это был он.

В этот момент в коридор вышла Мэг, которая теперь, когда стало понятно положение госпожи, сменила меня возле неё, как опытная в таких делах женщина, замужняя и имевшая собственных детей. При виде её я подавила желание отпрянуть от окна, чтобы не показать волнения.

– Кто это? – я постаралась, чтобы мой голос звучал безразлично-спокойно.

Мэг остановилась и выглянула наружу.

– Миледи наняла сопровождающего в дорогу. Путь-то неблизкий, да ещё через лес… – и она стала спускаться по лестнице, оставив меня дальше бороться с тревогой.

Похоже, судьба зло посмеивалась над леди Джейн, которая в довершение своих истинных проблем и надуманных невзгод ещё и наняла себе в охрану убийцу!

Снова выглянув в окно, я увидела, что гнедой привязан возле ворот, а его хозяин поднимается на крыльцо. Не желая оказаться у него на пути и не думая о том, что постоянно избегать его всё равно не получится, я шмыгнула за дверь ближайшей комнаты, прильнув к щели. Спустя некоторое время наёмник в сопровождении управляющего вышел в коридор, и я почувствовала, как в душу просачивается надежда: этот человек впрямь был довольно высок ростом и худощав, но его волосы, тоже длинные, показались мне темнее и не вились, а в движениях не было чуть ленивой грации, едва не помутившей мне рассудок в Стэнфорде, и вообще, походка у него была другая, да и черты лица, пожалуй, погрубее… Я вдруг почувствовала себя страшно уставшей, от облегчения хотелось упасть на пол и не двигаться, или, наоборот, смеяться, танцевать, благодарить судьбу за свою ошибку.

Вспыхнувший было страх отпустил. Два года покоя не смогли выгнать его, лишь усыпили, да и то не слишком, если я в каждом незнакомце готова разглядеть черты, кошмаром врезавшиеся тогда мне в память. Или не в каждом? Сердце снова сжалось. А если это, всё же, он?

Пока шли сборы в дорогу я, даже против своего желания, бросала взгляды в сторону наёмника и память словно строила мне гримасы, то заставляя узнать светло-серые глаза, худое лицо, русые, светлеющие на концах волосы, то вынуждая признать, что манера держаться, осанка, походка у этих людей были разными. И улыбка… Оказываясь рядом с леди Джейн, он всякий раз почтительно, даже немного угодливо улыбался, и эта улыбка не имела ничего общего с уверенной, чуть нагловатой усмешкой человека из Стэнфорда. И ещё мне пришло в голову, что, если именно его я встретила в Стэнфорде, то ведь и он мог узнать меня. Но он, несколько раз скользнув по мне глазами и один раз чуть рассеянно улыбнувшись, ничем не выдал, что узнаёт во мне ту, которую он однажды пытался соблазнить, а получив отказ – грубо удержать. Впрочем, за два года мог и впрямь забыть, ведь я и сама сомневаюсь, узнаю его, или ошиблась.

Наконец мы выехали, окончательно окунувшись в жару и пыль этого безжалостного дня. Монотонная дорога убаюкивала, и Мэг в углу кареты боролась с дремотой, силой воли заставляя себя не клевать носом и с укором поглядывая на госпожу, которая, вместо того, чтобы мирно задремать, тем самым позволив сделать то же своим служанкам, с напряжённой заинтересованностью смотрела в щель между занавесками. И не нужно было проявлять чудеса проницательности, чтобы догадаться – на кого. Наёмник явно специально ехал так, чтобы быть заметным из окна кареты, демонстрируя, как изящно он держится в седле и с какой лёгкостью управляет своим горячим, чуть диковатым жеребцом. И в сторону кареты ни разу не повернулся, давая даме возможность спокойно, без смущения разглядывать себя.

Мне подумалось, что в Стэнфорде он исполнял волю его хозяйки, но сейчас-то, на службе леди Джейн, ему не нужно выполнять кровавых поручений, сейчас он просто охранник, а значит, зря я так боюсь неизвестно чего. И всё же… всё же я не могла унять тревоги, хоть рассудок и говорил, что для неё уже нет причин. Он же просто наёмник. Обычный наёмник. Если это, вообще, он.

Во время очередной остановки я подошла к Мэг.

– Ты знаешь, как зовут нашего охранника?

Я кивнула в его сторону. Мэг усмехнулась, проследив за моим взглядом.

– Приглянулся? Ну да, красавец. Только проку от таких…

– Госпожа не говорила, как его зовут?

– Экхард.

Имя было незнакомым. Хотя, я ведь не знала, кем он представлялся в Стэнфорде… Я смотрела, как он возится с лошадьми, пока госпожа прогуливается по обочине дороги, чтобы немного отдохнуть от тряской кареты. Мой взгляд остановился на его руках. У того, из Стэнфорда, они были запоминающиеся, и сейчас, глядя на руки Экхарда, у меня по спине пробежал холодок, несмотря на жаркий день. Мне показалось, что я снова ощущаю на своих запястьях железную хватку этих пальцев – костлявых, но жилистых и, даже на вид, очень сильных.

Мне подумалось, что услышь я его голос, то смогла бы точно понять, тот ли это человек. Голос его я помнила. Но у меня не хватало духа самой заговорить с ним, крутиться же рядом в ожидании, когда это сделает кто-то другой, я тоже не могла. Да и не стремился никто с ним разговаривать. Ни у кого из маленькой свиты, в которой, кроме нас с Мэг, был её муж Марк, выполняющий сейчас обязанности кучера, и лакей Джейкоб, Экхард, похоже, не вызывал симпатии.

За те полдня, что мы провели в дороге, он сумел восстановить против себя всех, кроме госпожи, в характере которой очень быстро разобрался, сменив угодливую улыбку на чуть печальный, сдержанно-сочувственный взгляд. Зато с остальными он вёл себя с лёгким пренебрежением, словно знатный дворянин, волею судьбы вынужденный находиться среди простонародья. Я снова вспомнила Стэнфорд. Тот человек тоже поначалу пытался выдать себя за благородного, и это ему вполне удавалось, впрочем, до тех пор, пока он не открывал рот, потому что речь выдавала его с головой. Так говорить мог только выходец из самых низов, если вообще не из каких-нибудь трущоб. Да, если бы я услышала, как Экхард говорит, я бы точно поняла, он это был, или нет.

Вечером мы остановились в небольшой придорожной гостинице. Джейкоб договорился с хозяином, чтобы тот устроил благородную постоялицу со служанками в комнате на втором этаже, и я позавидовала мужчинам, которым предстояло ночевать на улице рядом с лошадьми. Глядя на устроенный во дворе гостиницы навес над лошадиными кормушками, я представляла душную каморку, настоящими хозяевами которой наверняка были насекомые, и молилась, чтобы предстоящая ночь подольше не начиналась, а начавшись, побыстрее закончилась.

К моему облегчению, устройством постели для госпожи занялась Мэг, мне же предстояло позаботиться об ужине. Радуясь возможности хоть ненадолго покинуть тёмное и душное помещение, я спустилась по скрипучей лестнице и, не успев выйти в зал, через дверной проём увидела Экхарда. Они с хозяином медленно шли в мою сторону, о чём-то негромко разговаривая. Я отступила в тёмный закуток под лестницей, решив дождаться, когда они пройдут мимо, и не сомневаясь – если именно Экхард встретился мне в Стэнфорде, я пойму это по голосу. У того человека он был мягким и довольно мелодичным, можно было бы сказать – приятным, обладай им кто-нибудь другой.

Но, когда Экхарду оставалось несколько шагов, чтобы до меня донёсся их разговор, мне снова не повезло. Хозяин кивнул и повернул обратно, Экхард же направился к лавке, вплотную придвинутой к стене, за которой я притаилась, и сел. Теперь нас разделяли лишь тонкие, неплотно пригнанные доски. Хоть щели в стене и были широкими, на моё счастье Экхард не мог заметить меня из освещённого зала. Только услышать. Впрочем, вряд ли он стал бы прислушиваться к шорохам на лестнице, тем более, что совсем рядом переговаривались и пересмеивались несколько заглянувших на огонёк путников – по виду, бродячих торговцев.

Экхард сидел вполоборота ко мне, тяжело облокотившись о стол, я видела его падающие на спину волосы, ворот рубахи, потемневший с изнанки от долгой носки, и уходящий под него тонкий неровный шрам на шее. Сомнений больше не осталось, как и надобности слышать его голос. Подобных совпадений не бывает – такой же шрам, идущий от уха почти до ключицы, был у человека из Стэнфорда. Я попыталась усмирить участившиеся удары сердца. Надо было выбираться, пока меня не хватились или пока Экхард не заподозрил, что за ним наблюдают.

К столу подошёл слуга, принёсший ужин, и пока Экхард отвлёкся на него, я хотела осторожно выйти из закутка, однако мне снова помешали. Не заметная из моего укрытия дверь громко хлопнула, послышались вяло-недовольные голоса, и в щель я увидела мужчину в длинном плаще и надвинутой на лицо шляпе. Несмотря на стремительную походку, мне показалось, что он сильно пьян. Мужчина грубо оттолкнул слугу, который отскочил к двери, перекрыв мне выход, и опустился на скамейку напротив Экхарда. Тот напрягся, глядя на вошедшего, который бросил на стол шляпу, скрывавшую его лицо. Я обмерла. Напротив Экхарда сидел граф Рэдмонд. Слуга торопливо ушёл, но я не двигалась с места, понимая, что происходит нечто странное.

Граф опёрся о стол, приблизившись к слегка отпрянувшему Экхарду.

– Дэсбелл!

Тот быстро оглянулся по сторонам.

– Тише, господин мой, тише…

Граф расхохотался, и в его раздражённом смехе явно сквозили лихорадочные нотки.

– Ты разве не гордишься своим прозвищем?

– Возьмите себя в руки, господин.

– Не приближайся ко мне! – брезгливо процедил граф сквозь зубы, хотя Экхард не шелохнулся. Судя по его виду, он был напряжён, почти испуган, но не удивлён.