Я шагаю по России и не только

Как свидетельствуют архивы, в доме № 23 жил юный Иван Ефремов, ставший впоследствии популярным советским писателем-фантастом.

В этом доме с мужем, доктором Сергеем Александровичем Бруштейн проживала писательница Александра Яковлевна Бруштейн (Выгодская), которая считается зачинательницей драматургии для детей. Александра Яковлевна окончила Высшие женские курсы в Петербурге, участвовала в революционном движении и в кампании по ликвидации безграмотности. Она автор более 60 пьес, которые ставились на сценах в Ленинграде – в ТЮЗе, в Новом ТЮЗе, в других детских театрах страны. Бруштейн – автор автобиографической трилогии «Дорога уходит вдаль» (1961).

И наконец, что стало достоянием широкой общественности, в этом доме в 2007 году открыта мемориальная доска Сергею Донатовичу Довлатову, который жил в квартире № 34 дома № 23 с 1944-го по 1975 год. Я была на открытии этой мемориальной доски (её установили как раз под нашими окнами), вместе с многочисленной публикой родных, знакомых и почитателей писателя радовалась этому нерядовому факту. Губернатор Валентина Ивановна Матвиенко, открывая тогда митинг, назвала наших земляков Довлатова и Бродского представителями литераторов бронзового века (Пушкин – золотой век, Ахматова – серебряный). Жильцам коммунальной квартиры № 34 она обещала выполнить косметический ремонт дома (он выглядел в тот год весьма непрезентабельно с оторванными балконами и обшарпанными стенами). Жаль, что не обещала расселить квартиру и устроить в ней музей писателя. Сергей Довлатов достоин не только памятника, который ему в 2016 году поставили около дома, но и пары мемориальных музейных комнат.

До сих пор я рассказывала о жильцах дома, чьи имена широко известны. А есть люди, известные не всем. О них тоже хочется вспомнить.

Мой отец, профессор медицины, поселился в семикомнатной квартире дома с собакой и домашней работницей. В начале тридцатых годов началось уплотнение отдельных квартир Ленинграда. Ответственным съёмщикам было разрешено вселять в квартиры своих знакомых или родных, после чего ордера на комнаты в порядке очереди получали любые нуждающиеся граждане. Отец пригласил в квартиру двух профессоров из технических институтов и актёра Владимира Владимировича Эренберга, долгие годы работавшего в Александрийском театре (заслуженный артист РСФСР). Актёрскую деятельность В. В. Эренберг плодотворно совмещал с режиссёрской, с 1937 года он поставил около тридцати спектаклей, одним из лучших стал «Жизнь Сент-Экзюпери», который был в репертуаре театра им. Пушкина двадцать лет и прошёл более 1100 раз. В кино Владимир Владимирович тоже много и плодотворно работал, исполняя чаще всего роли второго плана. С 1947 года он преподавал в Ленинградском театральном институте. Ушёл из жизни 26 августа 1996 года в Санкт-Петербурге.

Моей доброй приятельнице и соседке, представителю мира киноискусства, больше подойдёт сказочное обрамление. В некотором царстве, в советском государстве жила-была девочка. Жила она в коммунальной квартире со своим папой. Была она красивая и добрая, живая и весёлая, её любили соседи и подруги, в ответ на её улыбку улыбались совсем незнакомые люди. Строгий папа хотел, чтобы дочка стала учителем английского языка, она послушалась, но поработав несколько лет в школе, поняла, что это не то…

Победила страсть к искусству, унаследованная от мамы-актрисы. Вскоре на Ленинградской студии кинохроники появился новый ассистент режиссёра Учителя – Людмила Станукинас, или попросту Ляля. Учитель ли оказался хорошим, или ученица – талантливой, но скоро Ляля самостоятельно стала создавать фильмы об интересных людях, которые встречались ей в жизни. Благодаря своему врождённому артистизму и бесконечному обаянию, она умела расположить к себе и простых людей – персонажей фильмов «День переезда» и «Трамвай идёт по городу», и таких корифеев, как герои её фильмов «Павел Серебряков» (1969), «Марк Бернес» (1971), «Андрей Петров. Сочинения» (1972), «Дирижирует Юрий Темирканов» (1974), «Илья Эренбург» (1977), «Лебедев крупным планом» (1978), «Алиса Фрейндлих» (1979), «Вадик Репин» (1984). За годы работы в кинохронике Ляля, автор более тридцати фильмов, прошла путь от ассистента до режиссёра, заслуженного деятеля искусств РСФСР, лауреата многих международных кинофестивалей. В прессе писали: «Фильмы-портреты Людмилы Станукинас невозможно спутать и не узнать. В них есть воздух, они полны соучастия и какого-то особенного взаимопонимания автора с героем. В них есть то самое лёгкое дыхание, к которому стремятся многие, но достигает не всякий».

Ляля с папой жила в квартире подо мной и училась в той же школе, только на несколько классов старше, поэтому в детстве она была для меня почти недосягаемой. Но видеть красивую крупную девушку с толстыми косами и чуть щербатой очаровательной улыбкой, советскую Ярославну, приходилось часто. Я с удовольствием смотрела, как она быстро и независимо спускается по лесенке или задорно отвечает моему старшему брату или соседу Славке (они были в неё влюблены). Это было давно…

Я переехала из этого дома, Ляля после института учила детей на Севере, мы случайно встретились через несколько лет на улице Рубинштейна. Она уже работала на киностудии, я, молодой специалист, снимала с мужем комнату в коммунальной квартире. Срок съёма заканчивался, я искала новый вариант, поделилась с Лялей.

– Ты знаешь, у нас в квартире соседка сдаёт комнату. Я спрошу её.

Так мы на некоторое время поселились в Лялиной квартире. У неё была комната, у нас комната, общая большая кухня с плитами, общий в коридоре телефон на стене, уборная одна на семь семей, тесная ванная – впрочем, так жило большинство ленинградцев. Однажды я, беременная, на натёртом полу в коридоре упала, но без последствий…

После рождения дочери мы переехали. Жизнь развела нас с Лялей в разные стороны. Встречи в силу занятости проходили редко, иногда она приглашала нас на премьеры своих фильмов.

Во многом в работе ей помогал её муж, тоже режиссёр-кинодокументалист Павел Коган. Они поженились, когда у каждого уже были победы: у Павла – «Золотой голубь» из Лейпцига, у Ляли – «Серебряный дракон» Краковского кинофестиваля за фильм «День переезда». Тяжёлый период в жизни Ляли был связан с неизлечимой болезнью мужа. Она оставила работу и повезла его в Израиль, где врачи несколько лет боролись за его жизнь. О её подвижнической жизни с неподвижным человеком документалисты сняли фильм «Павел и Ляля», который посмотрели тысячи людей. Мне, честно признаться, видеть фильм было невероятно тяжело. Когда Павел умер, Ляля похоронила его прах на Комаровском кладбище, а сама вернулась в Иерусалим, где и живёт в настоящее время.

Ежегодно Людмила Станукинас, мэтр кинодокументалистики, приезжает в Санкт-Петербург на Международный кинофестиваль «Послание к человеку», в эти дни мы стараемся встретиться. Она приезжает не только в качестве члена жюри – Людмила Станукинас вручает премию Павла Когана лучшим по её мнению молодым режиссёрам документального кино из многих стран мира. Самое удивительное, что деньги на премию она весь год копит из своей небольшой пенсии. И очень этим гордится.

В 2017 году фестиваль прошёл в 27-й раз. В зале № 3 киноцентра «Великан» я смотрела специальный показ документального фильма Николая Макарова «Ляля. Штрихи к портрету». Зал был полон в основном молодыми зрителями. На одном дыхании 78 минут мы неотрывно следили за жизнью удивительной женщины, которой далеко за восемьдесят, – личности светлой в прямом и переносном смысле. На экране шли кадры её посещения родного города и родной киностудии, встречи с коллегами в кабинетах и на фестивалях в Питере и Выборге. Героиня фильма – высокая, седая, всегда в белом брючном костюме и всегда радостно улыбающаяся знакомым и незнакомым. Видно, что ей одинаково комфортно встречать старых друзей и знакомиться с молодежью, что она получает удовольствие от общения с карельской природой и петербургскими красотами. Портрет сегодняшней немолодой Ляли удачно оттеняли несколько архивных портретов её молодых лет, а затянутые кадры фестивалей сменялись эмоциональными чёрно-белыми отрывками из Лялиных фильмов. Вот репетирует молодой энергичный Темирканов, выразительно читает стихи очаровательная Алиса Фрейндлих… Я бы с удовольствием посмотрела ещё что-нибудь из тех пленок, их было мало…

По окончании просмотра седая, в белом костюме, как бы сошедшая с экрана героиня сидела с цветами перед зрителями и слушала приятные слова в свой адрес. А слов было много – и от бывших коллег по студии, и от студентов, которые учатся по её фильмам, и просто от почитателей таланта. Я вспомнила и рассказала всем о Лялином молодом гордом образе Ярославны…

На следующий день мы договорились с ней о встрече в квартире в доме № 23, где теперь хозяйка комнаты внучатая племянница Ляли. В назначенное время я вошла в знакомую парадную, поднялась на знакомыи этаж и к своему удивлению увидела на входной двери цепочку звонков. Не зная, на какую кнопку нажать, я нажала последовательно на три. Двери быстро открылись, за ними стояли три женщины пожилого возраста.

– Вы к кому? – спросила одна.

– Это не ко мне, – пояснила вторая.

– Проходи, дорогая! Это ко мне, извините.

И началось знакомство с некогда известной квартирой. Надо сказать, что всё время, что я провела в ней, меня не отпускало какое-то щемящее чувство. Чувство грусти пополам с жалостью, как если бы передо мной на койке в сиротском приюте лежала родная бабушка. Нет, даже не описать это чувство.

Мы сидели в Лялиной комнате, пили чай и вспоминали нашу последнюю встречу у неё в Иерусалиме в маленькой уютной квартирке социального дома в элитном районе неподалёку от президентского дворца. Она познакомила меня с их большим и красивым домом а потом спросила:

– Хочешь посмотреть на мой сад? Пойдём. А потом будем пить чай с булочками. Я специально к твоему приходу испекла.

Из квартирки на первом этаже мы вышли во внутренний сад многоквартирного дома. Ляля регулярно поливает все растущие в нём диковинные растения, поэтому сад считает своим:

– Давай посидим, я всё-таки немного устала, пока ходила тебя встречать.

Надо сказать, что встречались мы долго. Я поднималась от остановки автобуса к её дому по одной улице, а она встречала меня по параллельной, по мобильникам мы выяснили, что ждём друг друга не там. Пришлось возвращаться, а потом идти уже по правильному пути. Я устала, представляю, как устала она с больными ногами и палкой.

Мы сели в кресла и вспомнили её прошлогодний приезд в Питер.

– Ляля, я, когда тебя увидела, не сразу узнала.

– Ещё бы, у меня синяк закрывал половину лица! Надо же было так упасть перед самым открытием фестиваля… Я ведь ещё выбила передний зуб, страшно вспомнить.

– Тебе следует быть аккуратней на улицах, не ходить так стремительно.

– Хорошо говорить, а если я привыкла жить стремительно и двигаться также!

– Угомонись, Лялечка, давай помнить о возрасте.

Она ответила со смехом:

– Все мне это говорят, но не могу по-другому… Ты же тоже такая… Этот диалог состоялся в прошлом году в Иерусалиме. Теперь она спросила:

– Ты, наверно, хочешь посмотреть, что изменилось за пятьдесят лет в квартире? Пойдём.

– А можно зайти в комнаты, где мы жили?

– Эмма Илларионовна, можно к вам? Эта дама жила в ваших комнатах, хочет вспомнить.

– Пожалуйста. Заходите. Я живу одна, муж умер несколько лет назад. Маленькая дама с какой-то сложной причёской в капоте смотрелась

ровесницей Октября. Она приветливо улыбнулась и показала свои две комнаты, уставленные таким количеством мебели, что лучше было между предметами не перемещаться.

– Здесь было ещё окно.

– Я его забила. Видите, горка? За ней окно. Мне света хватает.

Горки, сервант, шкафчики, полки, столики – все, как в музее, было заставлено хрусталём и фарфором. Стены завешаны картинами, пол закрыт ковром.

– А где вы спите? – не удержалась я.

– Вы не заметили? У нас есть второй этаж! – с гордостью сообщила дама.

– Ох, я действительно не наблюдательный человек. Здорово! Раньше этого не было.

На второй этаж вела красивая лестница, закрытая какой-то мебелью.

– У нас с мужем раньше была спальня. Теперь мне тяжело взбираться, я сплю в алькове за шифоньером.

– Да, Эмма Илларионовна, очень интересно у вас! – я выразила своё восхищение, а сама подумала, куда это всё скоро денется, если дама одинока…

– Ну, потрясла тебя Эммочка? Особенно интересно смотреть, когда она со своей ночной вазой не спеша шествует в сортир. Ты, кстати, возьми у меня туалетную бумажку, когда пойдешь туда. Там бумаги нет, каждый жилец носит свой рулончик и зажигает свою лампочку.

Мы вышли из комнаты в большую прихожую. При входе в квартиру я не успела её рассмотреть, а она стоила того. Рядом со входной дверью слева стоял старый сундук, на котором громоздились коробки и ящики. Над ними висела большая картина, изображавшая море и пальмы, ветки пальм уже в виде елочных гирлянд доходили до потолка. На боковой стене был прикреплён квартирный телефон, вызвавший у меня ностальгические чувства, над ним высился старый детский велосипед, а под ним стояла низенькая этажерка, видимо, для удобства разговаривающих жильцов. Противоположную стенку прихожей между дверьми в две комнаты украшали вырезки из журналов с российскими пейзажами и портретами. Декор прихожей напомнил мне подступы к базару в Ташкенте, куда я много лет ездила в командировки. Не хватало только продавцов в пестрых халатах.