Купола в окне

Я медленно поднималась по лестнице, и думала, что, если поеду в гости, то окончательно растеряю ощущение церковного праздника. Молитва, которая пелась в душе весь Крестный ход, почти затихла, словно пересыхающий ручеёк.

Хотя, думалось мне, можно не ехать к знакомым. В сумке лежит ключ от комнаты, которую во время учёбы снимала дочка. Хозяйка ведь будет не против, если я переночую ночь-две…

В келье собрала сумку. На обратном пути осторожно заглянула на клирос. Матушка Елена быстро шагнула ко мне.

– Не уезжайте! – матушка Елена печально посмотрела на меня, – Почему Вы собрались уехать?

– Так… устала… хотела поспать… неудобно в келье, – я виновато выдавливала слова, – все паломницы на столы накрывают, а у меня сил нет.

– Идите, поешьте, и ложитесь, отдыхайте, – матушка Елена смотрела грустно.

– Я всё-таки, наверное, поеду, – я чувствовала на плечах тяжеленный груз, который сильнее и сильнее пригибал к земле.

– Воля Ваша, – произнесла матушка, и отчаяние, будто пружина, вдруг развернулось во мне, выпрямило.

Моя воля?! Не нужно мне своей воли!! Хватит, и так натерпелась из-за неё, капризной и безжалостной.

– Я остаюсь, матушка!! – стало легко.

– Вот и хорошо, – мягко улыбнулась монахиня, и вернулась на клирос.

Вниз я сошла другим человеком.

– Матушка Елена не благословила уезжать! – ликуя, выдохнула я в лица знакомым, и они словно съёжились. Наскоро простились, ушли.

Я вернулась в храм, и ещё успела, в числе последних, приложиться ко Кресту. Помню, что добрела до столов во дворе.

После молитвы, что прочёл батюшка, мы поели, и вот я уже в келье. Закуталась в одеяло, долго не могла согреться, и, наконец, уснула.

Да, позже я узнала, что в квартире, где дочь снимала комнату, хозяйка в то время затеяла ремонт. Не было ни раковин, ни унитаза, повсюду царила покраска-побелка. Даже страшно подумать, как бы я намучилась, послушав знакомых.

Глава 8. Вечерний монастырь

То ли мне приснилось, то ли было на самом деле – за стеной гулко звонили колокола.

Мерно отбивал большой, звонко вторили колокола поменьше. От них гудело всё здание, и предметы, и я сама, до последней клеточки. Колокольнозвонное море.

Проснулась – на соседней кровати прикорнула, не раздеваясь, Анютка. Умаялась, тростиночка-былиночка, до последнего помогала сёстрам и матушкам убирать со столов. В окно, из-за шторы, бил вечерний красно-жёлтый свет. Я встала потихоньку, и от острой боли в суставах ойкнула, снова приземлилась на кровать. Мой вскрик разбудил Анютку. Она поднялась, смущённо улыбаясь спросонок, убрала прядки волос под платок.

Заглянула неутомимая матушка Елена:

– Спускайтесь вниз, ужин не готовили, но много чего осталось. Чаю попьёте.

Мы спустились потихоньку. Трапезная была закрыта, и – вышли на улицу.

Мягкий оранжевый свет заливал монастырский двор, на цветах и траве переливались капли – недавно прошёл дождь. И я вспомнила строки:

День до блеска ливнями отмыт.

Быстрые стрекозы над рекою.

Оглядись, и сердце защемит

От невыразимости покоя.

Вот здесь, действительно, невыразимый покой. Словно тишина собралась в одном месте. Такого покоя нет ни у реки, ни в лесу, ни в поле… Он здесь особенный, словно молятся кирпичные стены, камни вдоль дорожек, цветы и былинки… Действительно, сколько молитв слышат они. От каждого паломника, от послушниц, не говоря уж о монахинях, идут молитвенные волны. Здесь всё невидимо светится.

Я огляделась – Анютки нет. Может, уже спустилась в трапезную? Спустилась по ступенькам – закрыто. Поднялась в келью – нет её. Вышла снова на солнышко, захватив фотоаппарат и шнур – матушка Елена говорила, что вечером сбросим фото на монастырский компьютер.

Поснимала храм в вечернем свете, колокола, цветочные клумбы, сверкающую от дождя и солнца дорожку. Заглянула в огород – луковые гряды, теплицы. Под забором, на цепи – огромная рыжая собаченция, размером с телёнка. Поэтому побоялась дальше идти, вернулась к храму. Меня окликнула Людмила, паломница, с которой мы резали лук. Позвала ужинать. Собрались монахини, послушницы и паломницы, все, кроме матушки Елены и Анютки. Чинно стояли, ждали священника. Он прочёл молитвы, благословил, и мы тихо уселись за столы. Настоятельница негромко беседовала со священником, а я удивлялась – до чего вкусные рыбные котлеты! Не удержалась, сказала шёпотом об этом Людмиле. Она:

– Здесь несколько сортов рыбы, ещё добавляют белый батон, немного минеральной воды. Ну и с молитвою всё готовится, конечно…

На выходе из трапезной Людмила шепнула:

– Пошли к нам, в гостевой дом. Ты попросись, пусть тебя к нам переведут ночевать.

В гостевом почти не осталось паломниц. Горой лежали свёрнутые в рулоны матрацы с одеялами. В большой комнате на диване сидели две старушки. Людмила достала красочный журнал с вязанием, пряжу. Я пристроилась в уголке дивана.

Людмила, увлечённо вывязывая узор:

– А во время поста, если праздник случится, я пеку вкусный постный торт. Беру стакан мелко нарезанных консервированных ананасов, стакан сока от них, маленькую ложечку соды, почти полный стакан растительного масла. Добавляю муки, чтобы было тесто, как густая-густая сметана. Пеку коржи, очень вкусно! Смазать можно повидлом…

– Сейчас запишем, повтори, пожалуйста, – засуетились старушки.

Потом речь перешла на вязание, на рассказы о детях, внуках, мужьях. Совсем как в больничной палате. Я даже подзабыла, что нахожусь в монастыре. Так тихо, мирно, расслабленно, около часа прогостила в тёплой компании. Наконец поднялась, вспомнив, что нужно найти матушку Елену. Лучше всего – подождать в келье.

В келье, не торопясь, вычитала вечернее правило. И впервые не огорчалась, что поселили именно тут – так тихо, ни голосов, ни глаз, ни лишних разговоров.

Уже смеркалось, когда пришли матушка Елена с Анюткой. Были, как я и думала, на ферме.

Всё ж-таки спросила у матушки:

– Зовут в гостевой домик, там теперь много свободного места…, – и обрадовалась, услышав ответ:

– Нет, ночуйте здесь.

Побывали в маленьком кабинете, где стоял старенький компьютер.

– Лишние фотографии удалю потом, – сказала матушка и обернулась к сестрёнке, – а ты – ужинала?

– Нет, – потупилась Анютка, – я сразу к тебе пошла.

– Надо вместе со всеми есть! Не убегай больше, если надо – я сама приду и заберу с собой. Ну, что делать. Не положено, но – пойдём, чаю попьёте.

– Я-то – сытая, – попробовала отговориться.

– Пошли, пошли.