По жизни одна

За тот в медовых травах луг,

За месяц тоненький над лугом.

За то селенье над рекой,

Куда я шла, забыв про усталь,

За чувства, ставшие строкой,

За строки, вызванные чувством.

За нити звонкого дождя,

Пронизанные солнца светом,

За то, что, даже уходя,

Ты все же был со мной… За это!..

За все тебя благодарю:

За блеск реки, за скрип уключин,

За позднюю мою зарю,

На миг прорезавшую тучи.

За то, что мне любовь твоя

Была порой нужнее хлеба…

За то, что выдумала я

Тебя таким, каким ты не был.

«За то, что выдумала я тебя таким, каким ты не был» – вторила Ритина душа словам романса. Витя как будто пояснял ей этими словами, что она действительно любила, но любила выдумку, а не его… Но кто этот Витя? Он девушка? Но как это?

Виктория-Витя, допев романс, чуть поклонилась зашедшейся в бурных аплодисментах публике и с достоинством, совершенно бесстрастно удалилась со сцены.

Кто-то толкнул Риту в бок:

– Ритка! Ты видела?! Наш Витя сейчас выступал! В платье! Видела?! – возле нее, уйдя от своих одноклассников, появились Ленка и Светка. В коричневых формах и белых фартуках, с короткими стрижками они выглядели несуразно. Как будто это два мальчика в девчачьей одежде. Правда, Ленка вместо мальчишеской гладкой стрижки теперь носила пышное «каре», но почему-то и с «каре» она больше походила на мальчишку, чем на девушку. А у кудрявой Светки на груди еще и комсомольский значок был. Она как отличница удостоилась вступить в комсомол. Риту с Ленкой в комсомол не позвали, потому что у них были тройки. У Риты всего одна по химии, а у Ленки вообще по всем предметам. Но Светка не рада была, что ее взяли в комсомол. Ей пришлось учить длинный и скучный устав и все это ради какой-то отжившей идеи. В стране началась перестройка, идеология менялась на глазах, и никто уже не стремился быть ни комсомольцем, ни пионером.

– Вы чего от своих ушли? – нехотя отозвалась Рита. Она, в отличие от подруг, в школьной парадной форме выглядела красивой стройной девушкой с длинными распущенными волосами. – Нам же сказали, чтоб никто не разбредался, чтоб каждый держался своего класса.

– Да понятно! – отмахнулась от нее Светка. – Но ты видела Витю?

– И видела и слышала. У него такой красивый голос…

– Да, голос просто уникальный, но почему он был в платье? – спросила Ленка.

– Наверное, потому, что этот романс должна петь женщина. Только вот как он умудрился спеть женским голосом? – удивленно спросила Светка.

– Но он пел не совсем женским голосом, хотя конечно, вообще-то женским… Как это он так смог? – Ленка тоже была удивлена.

– Его объявили, как Викторию Вознесенскую, – сказала Рита. – Может, наш Витя и не Витя совсем?

На сцене в это время отплясывал детский ансамбль русского народного танца. Маленькие девочки и мальчики лихо выделали замысловатые коленца, но толпа, все еще пребывавшая под впечатлением необычайного пения Виктории-Вити, не отнеслась с должным вниманием к стараниям пляшущих детей.

– А может, мы вообще обознались, и это кто-то сильно похожий на него? – предположила Ленка.

– Нет, это он. Я узнала его взгляд, – уверенно сказала Рита. – Может нам зайти за сцену, где все артисты готовятся, и найти там его? – предложила она.

– Бежим! – схватила ее за руку Ленка, и поволокла вон из толпы. Светка, едва успевая, тоже устремилась за ними.

Выйдя из толпы, они забежали за сцену, где была сооружена закрытая со всех сторон брезентом большая площадка, внутри которой переодевались выступающие. Откинув брезент, они вошли внутрь и остановились, привыкая, после ослепительного солнца к полумраку. И как только их глаза адаптировались, они увидели среди разряженных артистов высокую фигуру в красном платье, стоявшую у противоположной стены.

– Витя! – бесцеремонно позвала Ленка, перекрикивая шум голосов. – Витя, привет!

– Что ты орешь? – цыкнула на нее Рита, которая хоть и хотела пообщаться с Витей, но в то же время и боялась этого.

Витя повернул к ним свое красивое лицо и застыл пригвожденный к месту.

Крепко схватив Риту и Свету за руки, Ленка потащила их к Вите. Девчонки то и дело врезались в одетых в военную и медсестринскую форму артистов.

– Осторожнее! Куда прете?! – совершенно по-современному огрызались на них «солдаты» и «медсестры».

– Витя! Привет! – выпалила растерянному парню Ленка, подтащив за собой своих подруг. – Мы слышали, как ты пел! У тебя такой голос! У тебя талант!

Рита в смущении смотрела на Витю. В этом своем облегающем платье он был просто неотразим, и сердце ее подпрыгнуло от волнения. Развернутые плечи, широкая грудь… Рита в изумлении заметила, что через платье у Вити выделяются две маленькие, аккуратные и круглые женские груди. Витя перехватил ее изумленный взгляд и отвернулся в сторону. Горделивая посадка головы, красота и стать тела делали его облик похожим на какого-то мистического Бога, сочетающего в себе мужское и женское начало.

«Наверное, ему специально женскую грудь сделали для женской роли», – успокоила себя Рита.

– О, Герма! Ты все еще не переоделось? – возле Вити появился одетый в солдата высокий парень и нагло пощупал Витю за грудь. Витя зло отбросил его руку:

– Да пошел ты! И вы идите уже! – нетерпеливо и грубо обратился он к девчонкам. – Некогда мне с вами!

– Герма разозлилось! Обиделось! Не обижайся Герма! – парень снова облапал грудь Вити, и снова тот со злостью отшвырнул от себя назойливые руки. Парень противно загоготал, раззявив широко рот, а Рита, не успев еще ничего подумать, метко плюнула ему прямо в этот рот.

Парень мгновенно умолк и начал с отвращением отплевываться и орать при этом:

– Тьфу! Тьфу! Ты че падла сделала?! Ты совсем что ли! Тьфу! – он приблизился к Рите, замахнулся, но тут же упал, словно подкошенный, потому что Ленка сделала ему подсечку – она умела драться. Светка тут же скрутила ему руки за спиной, а Рита, подскочив, начала от всей души пинать противного парня носком своей изящной туфельки.

– Э, подруги, вы его убьете! – наклонился над поверженным Витя. – Хотя его и не мешало бы убить!

– Ты! Слизняк! – схватила за волосы парня Рита. – Еще раз тронешь нашего друга Витю, мы убьем тебя! Понял, падаль?!

– Какого еще Витю? – злобно прорычал парень. – Это чмо зовут Вика, и она, вернее оно – гермафродит! Да отпусти ты мне волосы! – дернул он головой, желая освободиться.