Прячься от меня

– Обними меня, милый, и давай весь день проваляемся, если тебе не надо на работу.

– Если я с тобой, мне никуда не надо, – серьезно сказал Тед и прилег рядом с ней.

Джен уткнулась ему в плечо, вдыхая едва уловимый аромат его любимого одеколона. Муж пользовался этой маркой, сколько она помнила, и теплый древесный парфюм казался неотъемлемым запахом его тела. Джен покрепче обняла Теда, теснее прижавшись к нему и расслабленно подумала: «Я знаю, чем это кончится, и сейчас это то, что мне нужно».

Так и получилось – они занялись любовью. Сначала это было неторопливо и чувственно. Тед умело вел ее к наслаждению, прикасаясь нежно, будто она была хрупкой статуэткой. Джен ощущала его руки, его губы на всем теле. Он ласкал ее так, что скоро она уже не могла сдерживать стоны. Она знала, что ее возгласы и бессвязные страстные крики его заводят. Его дыхание ускорялось, движения становились более резкими и быстрыми. Но он довел ее до пика наслаждения и только после этого сам дошел до финала, закрыв глаза, вдавливая ее запястья в подушки своими сильными руками. Для Джен всегда оставалось загадкой, как он может контролировать такие вещи, но факт оставался фактом – он всегда заботился о том, чтобы сначала она получила удовольствие.

А еще никогда, утолив страсть, он не терял к ней интереса, не отворачивался и не уходил. Наоборот, это было лучшее время, чтобы поговорить. Джен чувствовала себя в такие минуты очень открытой, искренней и часто делилась тем, о чем вообще-то не собиралась говорить. Вот и сейчас, после того как Тед принес для них сок и тарелку с фруктами, она уютно устроилась в кольце его рук и стала рассказывать, как встретила миссис Эткхан, как потом любовалась цветами у Сильвии. Тед внимательно слушал, перебирая пряди ее волос. И неожиданно для себя Джен упомянула о будущей школьной ярмарке, о том, что ее участие не потребуется. Она старалась подавать это с юмором, но, похоже, в словах прорывалась обида, и Тед это понял:

– Вот почему ты вчера была сама не своя, – отметил он. – Но знаешь, это полная чушь. Пеки, что хочешь, и неси в школу. Дети будут рады.

– Ты серьезно?

– Пффф! Джен, ну конечно! Это всего лишь печенье, в чем проблема?

– Почему я все так усложняю? – вздохнула Джен. – Почему, если спросить тебя, все становится таким простым и ясным?

– Потому что я самый лучший, гениальный и замечательный человек на свете! – пафосно объявил Тед, завернувшись в простыню, и они оба расхохотались.

Тут Тед спохватился, что пора забирать детей. Он быстро собрался и выскочил из дома. Джен тоже встала, натянула джинсы и простую футболку. Рестораны и совместные выходы в свет – это замечательно, но вот так провести день вдвоем – это что-то невероятное, глоток свежего воздуха. Она не ощущала ни малейшего напряжения, страха или беспокойства, как это было в последние дни, а наоборот, чувствовала себя сильной, уверенной, свободной.

«Неужели в этот раз в самом деле получится? Надо просто взять себя в руки». Она открыла самый нижний ящик туалетного столика, пробежала пальцами по стопке разноцветных новеньких блокнотов – покупать их было ее тайной невинной страстью. Вытащила один, строгий, темно-синий, и пообещала себе, что будет записывать сюда все, поэтому больше ничего не напутает и не потеряет. Джен открыла первую страницу и вывела аккуратным почерком: «Не забыть приготовить печенье для школы!»

Внизу уже раздавались голоса: это вернулся Тед с детьми. Джен быстро закрыла блокнот и спустилась в гостиную. Посередине комнаты стоял довольный Мейсон, глазки его сияли, обеими руками он крепко обхватывал огромное ведерко мороженого. Келли прыгала вокруг: «Я тоже хочу подержать, моя очередь!» Джен рассмеялась: ну надо же такое придумать, они и за месяц его не съедят. Тед отправил детей мыть руки, потом велел им поужинать, а потом усадил на диване и вручил каждому, включая Джен, вазочку с щедрой порцией десерта.

Воцарилась тишина, дети сосредоточенно облизывали ложечки. Джен и Тед переглядывались и улыбались друг другу. Потом Келли стала рассказывать, чем они занимались сегодня на занятиях, Мейсон солидно, по-мужски, то и дело добавлял от себя словечко-другое.

Вечер получился такой правильный, что Джен подумала, их можно было сегодня снимать для рекламного ролика об идеальной американской семье. Они почитали книжки, поиграли в настольные игры, вечером посидели немного на веранде. Дети вовремя без слез и споров отправились умываться и спать.

Только поздно вечером, выключив свет и прислушиваясь к редким звукам за окном, в темноте спальни Джен вспомнила, что она хотела поговорить с мужем еще кое о чем.

– Ты еще не спишь, Тед?

– М? Что?

– Тед, я не хочу больше ходить к доктору Джонсу.

Тед сел в постели и включил настольную лампу на своей тумбочке.

– Джен, ну что такое? – терпеливо спросил, жмурясь от света.

– Я ему не доверяю. Я столько уже наблюдаюсь у него, а мне нисколько не лучше. Мне вообще кажется, ему на меня плевать.

– Он лучший, родная. Он тебя давно знает, он делает все возможное.

– Я хочу найти другого, – упрямо сказала Джен.

– Давай не будем усложнять. Не стоит искать проблему в докторе Джонсе. – Тед зевнул. – Он хороший человек, он хороший специалист. Я полностью ему доверяю.

Тед поцеловал Джен, выключил лампу и лег.

Она лежала, затаившись в темноте, и думала: «Дело номер два на завтра – начать искать другого психиатра».

Глава 7 

Утром, собирая детей в садик, Джен объявила, что вечером они все вместе будут печь печенье. Келли, натягивая носочек, радостно переспросила:

– Мы сами?

– Да, солнышко.

– А какое?

– Шоколадное, оно самое вкусное, – подмигнула Джен дочери, помогая Мейсону надеть штанишки.

– Но, мам, – протянула Келли, – а ты… ты умеешь?

У Джен екнуло сердце, и все же она спокойно ответила:

– Умею, милая. Просто давно этого не делала. Куплю сегодня все, что нужно,  сама увидишь, как чудесно получится.

Скоро Джен пожалела, что заранее поманила малышей увлекательным занятием. Они ни о чем больше не могли думать, засыпали ее сотней вопросов. Тед только  посмеивался, глядя на них поверх своей чашки. В конце концов Мейсон отказался от завтрака, заявив, что подождет, пока печенье будет готово, а Келли, услышав это, фыркнула от смеха прямо в  свой стакан: «Глупенький, ты что, не будешь есть целый день?»

Малиновый сок выплеснулся, залил чистую футболку розовыми потеками. Джен беспомощно взглянула на Теда. Покачав головой, он отставил свой кофе, отправил Келли переодеваться, а Мейсону напомнил – кто не ест, никогда не вырастет. Мальчик с энтузиазмом взялся за вилку, Келли, слегка пристыженная, вернулась за стол в свежей блузке, утро покатилось по привычной колее.

Как обычно, Джен отвела детей в садик, передала их мисс Бренде у входа и поспешила домой. До назначенной встречи оставалось еще два часа – как раз хватит, чтобы подготовиться.

Джен задумчиво вошла в дом, закрыла дверь, скинула туфли и бросила сумку на столик, поднялась в спальню. Вглядываясь в свое отражение в зеркале, сделала лёгкий макияж: тональная основа, тушь, немного румян и блеск для губ – ничего особенного, просто свежее отдохнувшее лицо. Оделась более тщательно, чем обычно: белый джемпер, голубая юбка в складку. Глядя в зеркало, поморщилась. Получилось чересчур скромно и наивно, будто она ищет работу школьного секретаря. А ей надо показать уверенность и силу. Она скинула юбку и выбрала другую, облегающую. Да, так лучше. Волосы в пучок, крупные серьги, браслет. Все равно немного не то – ее выдавали глаза. Тревожные, беспокойные, ищущие. Джен сердито надела солнцезащитные очки.

Каждый раз, выезжая по делам за пределы своего района, она внушала себе, что должна проявить себя с лучшей стороны. Тогда, может быть, что–то изменится в ее жизни. Вспомнив вчерашние слова Теда: “Не усложняй, Джен!” – задумалась. Какие изменения ей нужны?

Ей тридцать один год, у нее любимый и любящий муж, чудесные дети. Они живут в городе, который Джен полюбила с первого взгляда. У них великолепный дом, где все до последней мелочи подобрано со вкусом, где мановением пальца она может поменять, что захочет. Обойди комнаты от чердака до подвала – здесь все совершенно. Джен не тратит время на уборку – о чистоте заботятся нанятые Тедом помощники. Все вопросы с деньгами решает Тед. Сколько стоит содержание дома, образование детей, семейные путешествия и развлечения – она понятия не имела. Джен могла делать, что хочет – гулять, читать, спать, заниматься спортом или просто до одури смотреть телевизор – порядок был налажен и поддерживался без ее участия.

И что она хочет изменить? Ей вспомнилось кафе на углу, в котором она ужинала почти каждый день, когда была студенткой. Шум, веселье, друзья вокруг, самая неправильная еда, которую только можно себе представить. Тогда было так легко… Нет, она обожает свою семью, ей хорошо с детьми, хорошо с мужем. Так чего же не хватает? Может, надо просто повзрослеть?

Джен взглянула на часы – и для начала, например, научиться не опаздывать. Давно пора выходить! Поколебавшись, взяла с полки ключи от машины. Она максимально избегала садиться за руль, но сегодня ей надо в супермаркет за продуктами, а это далековато, чтобы идти пешком. Да и на встречу она уже успевала только на машине. Джен сделала несколько глубоких вдохов и напомнила себе: сила, уверенность, открытость.

И все-таки у входа в клинику она припарковалась на десять минут позже назначенного. Запыхавшись, вбежала в приемную, готовая к тому, что ее сеанс отменили из-за опоздания. Но оказалось, что доктор Джонс и сам где-то задерживается. Секретарша с извиняющейся улыбкой провела ее в кабинет, принесла воды. Джен упала в кресло и перевела дух.

Когда встал вопрос, что Джен нужна помощь, Тед нашел лучшего в городе психиатра. Джен сначала было все  равно, кто выписывает ей таблетки и три раза в неделю копается у нее в голове, а когда поняла, что не доверяет этому врачу, муж ей объяснил, что сейчас, в середине лечения, переходить к другому категорически не рекомендуется. Поразмыслив, он добавил: «Я слышал, доктор Джонс собирается на пенсию. Когда он уйдет, подумаем о том, чтобы найти замену».

Передав Джен на руки специалисту, которому верил безоговорочно, Тед никак не вмешивался и никогда не разговаривал с доктором о ее болезни, никогда больше не бывал в этой клинике, куда Джен уже года три ездила регулярно, как на работу. Сначала  четыре раза в неделю, потом два, а сейчас исправно раз в неделю, по четвергам.

Джен подумала, что за прошедшее время доктор ни капли не изменился. Все такой же худощавый, немного сутулый, светло–русые волосы такие же густые, голубые глаза непроницаемы, без всякого выражения. Во время консультаций он надевал очки в тонкой золотой оправе, но Джен давно заметила, что в них простые стекла. Это был просто фокус, просто маска солидного внимательного врача, которая должна была впечатлить пациентов.

Белый халат тоже работал как маскировка. Однажды Джен была на приеме у доктора последней. Когда психотерапевтический сеанс закончился, она вышла из клиники, перешла дорогу и села в машину. Ей всегда нужно было минут десять побыть в тишине, чтобы прийти в себя после выматывающих допросов доктора Джонса.

Через некоторое время из клиники вышел незнакомый, но очень уж заметный мужчина. Почему-то Джен никогда раньше там его не видела, а если бы видела, обязательно бы запомнила: черные джинсы, кожаный ремень усыпан заклепками, короткая кожаная куртка расстегнута и открывает черную водолазку. Широким шагом он двинулся к перекрестку, и тут Джен заметила, что у него классические начищенные до блеска туфли – она сразу их узнала, потому что на сеансах всегда сидела, уставившись в пол. Этим мужчиной был доктор Джонс. В тот момент узнавания он как раз повернул голову и посмотрел, казалось, прямо на нее. Джен окаменела от неожиданного холодного ужаса. Без привычного белого халата мужчина выглядел агрессивно, жестко, даже хищно. «У скольких еще людей в этом городе двойная жизнь? – с тоской подумала тогда Джен. – Почему все не то, чем кажется?»