Прячься от меня

Последнюю пару лет доктор все собирался закончить практику, но пока так никуда и не уехал, несмотря на свои планы. Каждый год он откладывал свою отставку: «Не могу бросить пациентов!» – объяснял всем. На самом деле Джен подозревала, что он боится изменений еще больше, чем его клиенты.

Сегодня она обрадовалась, что время консультации сократится. Она лучше тихо посидит в одиночестве, вместо того, чтобы отвечать на дурацкие бесполезные вопросы.

Кабинет доктора, как ни странно, ей нравился. Здесь было очень уютно: большой письменный стол у окна, темно-зеленые шторы, мебель под старину, а может,  и на самом деле антикварная – благородная, теплых медовых оттенков. Два темно-коричневых кожаных кресла, потертые корешки книг в шкафах, клетчатый красный плед на диване. Невероятно, до чего атмосфера кабинета не совпадала с характером его хозяина. Джен готова была поклясться, что обстановкой кабинета занимался кто угодно, только не он сам. Может быть, нанятый дизайнер, или его жена, или даже секретарша. В любом случае, тот человек больше сошел бы за психолога, чем холодноватый рассеянный доктор Джонс. К тому, кто с любовью создал эту комнату, она бы обратилась за помощью с открытой душой.

Вдруг в коридоре послышались шаги. Джен покраснела, будто доктор мог догадаться, что она думает о нем, разгладила юбку на коленях, стараясь натянуть ее пониже. В ту же секунду в кабинет вошел доктор Джонс. Незаметно бросив быстрый взгляд на часы, Джен с облегчением увидела, что до конца сеанса осталось тридцать минут.

Доктор и не подумал извиниться за опоздание, небрежно поздоровался:

– Как ваши дела, миссис Мэнсон? О чем вы хотите мне сегодня рассказать?

«Ни о чем! – подумала Джен. – Можно я просто пойду домой?» Времена, когда она пыталась искренне выговориться на таких встречах, давно миновали. Когда-то были и слезы, и рыдания, она металась и мучилась в попытках найти решение, ее душа истекала кровью. Но в ответ получала лишь холодный взгляд уставшего ученого. Сейчас Джен приходила только потому, что без рецепта нельзя было получить лекарства от ночных кошмаров. В то же время, молчание и уклончивые ответы не устраивали доктора, он будто клещами начинал вытягивать из нее слова. Поэтому Джен снова разгладила юбку на коленях и тихо начала рассказывать  про свой последний приступ.

– Так-так, очень хорошо, и что дальше? Хм, очень интересно, и что потом? – машинально  время от времени произносил доктор. Когда Джен особенно злилась, ее так и подмывало проверить: а что, если она станет пересказывать сказку про трех поросят, он заметит? Или так же машинально проговорит: «Да что вы, это очень любопытно, мы непременно это обсудим!»

– Ну что ж, все идет прекрасно, как я вижу! – бодро заключил он, когда она закончила свой рассказ. И начал монотонно рассуждать, расхаживая по кабинету:

– Деструктивное поведение, проявленное практически и вербально, стало следствием… кхм… защитного механизма идентификации автоагрессии, но впрочем, девиантное поведение подавлено и переведено в другую плоскость, своего рода сублимационный процесс.

Джен мутило от этого псевдонаучного бормотания, которое она слышала уже тысячу раз. Но к ее облегчению, доктор закончил:

– Ну отлично, я так и думал. Итак, дорогая миссис Мэнсон, я выпишу вам другие медикаменты, попробуем новый препарат. А вообще, больше свежего воздуха, прогулок, приятных впечатлений – и вы будете как новенькая совсем скоро.

«Старый козел, – не сдержавшись, выругалась мысленно Джен. – Ты говоришь мне это последние три года». Она аккуратно взяла рецепт, написанный на квадратике бумаги, и попрощалась.

Доктор Джонс смотрел в окно, как миссис Мэнсон идет к своей машине. Мир дамочек среднего класса он читал, как открытую книгу. Все их абсурдные проблемы высосаны из пальца. Он не видел смысла и не считал нужным вникать в тревоги этих женщин, проявлять душевную теплоту, заботу, сочувствие – у них всегда для этого есть сначала отцы, потом мужья, а потом сыновья, под крылышком которых эти дамочки и обитают всю жизнь. О них заботятся, их лелеют и берегут, исполняют любой каприз – чего им еще надо? Все эти нервы – только уловка, чтобы привлечь внимание.

Сам доктор давно жил совершенно одиноко и радовался этому. Детей у него не было, а жена умерла много лет назад. Он не помнил, каково это, делить с кем-то утренний кофе и воскресную газету, но такая жизнь абсолютно его устраивала. Он обедал и ужинал в своем клубе, а вечера посвящал приятным подсчетам: цифра на банковском счете росла день ото дня. Сбережения были его лучшими друзьями, заменяя семью.

Цена, которую он назначал за свои приемы, была очень высока. И все равно доктор считал ее недостаточной. Он с трудом выносил монотонность своей работы. Нелепые истории клиенток доводили его до зубовного скрежета, а слезы и рыдания он ненавидел. В таких случаях, прикрываясь деликатностью, выходил из кабинета и просил секретаршу отнести воды плачущей пациентке. Да, когда-то он, кажется, всего себя отдавал работе, мечтал сделать всех людей счастливыми – доктор скептически хмыкнул, вспомнив себя двадцатилетнего. Ну а разве он не делает? Миссис Мэнсон получила рецепт, который по меньшей мере на месяц обеспечит ее прекрасным настроением, а ее мужа – милой покладистой женушкой.

Впрочем, сеанс давно окончен, с чего это ему тратить хоть одну минуту сверх положенного на размышления о пациентке? И так ради миссис Мэнсон пришлось прервать крайне интересный разговор с одним человеком, который предлагал инвестировать деньги в очень перспективный бизнес.

В глубине души доктор заранее понимал, что ни на какие инвестиции не согласится. На самом деле ему нужна была только она – Сумма с большой буквы. Кругленькая, аппетитная, радующая глаз. Ради нее он работал и отказывал себе в отдыхе. Отщипнуть от нее хоть доллар было выше его сил.

Что ж, за работу. Доктор Джонс нажал кнопку внутренней связи и спросил у секретарши, скоро ли пожалует очередная невротичка. Узнав, что следующие полчаса свободны, попросил приготовить ему кофе и потянулся полистать новую книгу, недавно присланную автором в знак уважения.

Глава 8

Джен толкала тележку, медленно шагая среди полок супермаркета. В руке, как талисман, держала листок с рецептом печенья, высматривала орехи, муку и корицу. Смешно, она не сообразила проверить: возможно, на ее собственной кухне нашлось бы все необходимое в тех симпатичных фарфоровых баночках на верхней полке, куда она ни разу не заглянула после рождения Келли. Все припасы исправно пополняются помощницей по хозяйству, и, скорее всего, супермаркет был напрасной тратой времени. С другой стороны, как приятно делать что–то нормальное, как все. Она встречалась взглядом с другими покупательницами, которые тоже заполняли тележки, тщательно сверяясь с длинными списками. Сталкиваясь в проходах, женщины улыбались и кивали друг другу. На сердце у Джен было легко. До следующей консультации она совершенно свободна. А к тому времени обязательно что-нибудь придумает.

После магазина она решила зайти в кафетерий. Было время ланча: шумно, многолюдно. Ей повезло занять свободный столик у окна, она заказала салат и кофе. Сидела, наслаждаясь суетой вокруг, подслушивала обрывки разговоров.

«Мне еще столько надо купить для поездки…»

«В последнее время шеф что-то слишком много требует…»

«…там продаются лучшие пирожные, клянусь, обязательно попробуй…”

Когда–то Джен мечтала, что и ее жизнь будет наполнена такими мелкими заботами, иногда приятными, иногда не очень. А получила бесконечное чувство вины и самокопание. Но она все сделает, чтобы это изменить.

«Как же нам быть, все столики заняты», – эти голоса показались Джен знакомыми. Она повернулась – так и есть, две мамы из школьной группы Келли и Мейсона. Растерянно оглядываются в поисках свободных мест. Господи, как бы вспомнить их имена. Та, что в строгом зеленом платье, худощавая, похожая на кузнечика – миссис Харпер, а вторая, блондинка в вышитой блузке, – миссис Роджерс. В этот момент обе посмотрели прямо на нее, и Джен подняла руку в знак приветствия. Дамы с сомнением переглянулись, но подошли к Джен.

– Здравствуйте, миссис Мэнсон, какой сюрприз. Вы одна? – осторожно спросила миссис Харпер.

– Да, я приехала за покупками и решила сделать перерыв, – любезно ответила Джен, радуясь тому, как свободно и естественно она себя чувствует. В ней словно проснулась прежняя Джен, какой она была много лет назад. – Присаживайтесь, прошу вас, тут свободно.

Дамы снова переглянулись, но уже не столько с сомнением, сколько с удивлением, словно увидели говорящую кошку. Джен на секунду прикрыла глаза – она ненавидела такие взгляды, когда люди откровенно поражались, что она ведет себя вполне прилично. Не рычит, не бросается на пол с пеной у рта, не размахивает руками.

– Присаживайтесь! – повторила Джен. – Я все равно скоро ухожу.

– Благодарю, вы практически нас спасли, – ответила миссис Роджерс. – Мы совершенно измотаны.

Женщины устроились на красном диванчике и вполголоса продолжили между собой беседу, но Джен прекрасно их слышала. И с каждой минутой у нее все сильнее билось сердце. Миссис Харпер и миссис Роджерс искали, где по старинной школьной традиции можно провести ежегодную родительскую вечеринку. Принимать у себя считалось почетным, но хлопотным делом, и в этом году по разным причинам никто не мог взять на себя роль хозяев.

– Остается школьный зал, но это совсем не то, – сердито подвела итог миссис Харпер.

Миссис Роджерс виновато опустила глаза. Изначально праздник планировался в ее доме, но она затеяла заново отделать кухню, небольшой ремонт затянулся, и получилось, что она всех подвела. Джен не выдержала и вмешалась:

– Что, если устроить вечеринку у меня? – охрипшим от волнения голосом предложила она.

Обе дамы опешили и уставились на нее. По выражению лица миссис Харпер Джен поняла, что сейчас услышит отказ, но миссис Роджерс опередила подругу:

– Вы серьезно? Это было бы замечательно! – на лице ее читалось явное облегчение. – Но явится человек тридцать, не меньше. Ваш муж не будет против?

Миссис Харпер сурово поджала губы и осуждающе смотрела на миссис Роджерс. Джен подумала, что в эту самую минуту она наверняка под столом пихает подругу ногой или другим способом дает понять, что принять предложение психопатки – чистое самоубийство. Но по радостному щебетанию миссис Роджерс поняла, что их двое против одного.

– Нет, мой муж будет очень рад! – лучезарно улыбнулась Джен.

Домой летела окрыленная. Это начало новой жизни! У нее появятся приятельницы, стеклянная стена между ней и остальными, наконец, рухнет! Надо просто сделать все идеально, и тогда она всем покажет, что она – нормальная.

Вечером на кухне кипела работа. Келли в фартучке, а Мейсон с подвязанным полотенцем вместо передника сыпали, наливали, размешивали. Джен руководила маленькими поварятами. Первая партия печенья уже подрумянивалась в духовке. Тед блаженствовал в лучах домашнего уюта. Ароматы корицы, имбиря и шоколада поднимали настроение и напоминали, что до Рождества всего полтора месяца.

Джен выдала детям теплое печенье, налила по стакану молока и усадила их за стол.  Сама подсела к Теду и обняла его.

– Я должна тебе что-то сказать, – Джен почувствовала, как Тед напрягся. – Нет-нет, все хорошо! Я предложила, чтобы школьную родительскую вечеринку провели у нас дома, и организаторы согласились! – она радостно вскочила и закружилась. – Тед, как я рада!

Тед внимательно смотрел на нее, покусывая губы.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – наконец, спросил он.

– Конечно! Наконец–то я стану жить нормальной жизнью! Я так хочу показать себя с другой стороны, объяснить, что я обыкновенная, что я давно не больна!

– Но, Джен, не торопишь ли ты события? – начал было Тед. – Ведь еще два дня назад…

Джен отчаянно замотала головой:

– Нет, не напоминай,  ничего не было! Ты сам говоришь, это в прошлом!