Космический принц и его заложница

Он не удержался и отодвинул краешек одеяла, обнажив руку Брилл с татуировкой, которая практически зажила. Обвел пальцем темные контуры рисунка.

– Иди сюда, Брилли. Не засыпай. Посмотрим кино.

– Я ничего там не понимаю, – пробурчала она.

Злится. Или смущена. А может, все вместе, и совершенно не знает, как с этим бороться.

Пришлось силой поднять ее и уложить себе на плечо. Бриллиана почти ничего не весила, она вообще сколько раз за этот день ела? Он точно покормил ее утром, затем была посадка, выход, затем она вернулась и съела шоколадку, потом просидела в каюте до тех пор, как они увидели бабочку и услышали крик, потом его не было почти час. И вот она здесь, сонная, сопит ему в шею.

– Брилли, когда ты последний раз ела? Почему ты не сказала, что голодна?

– Я голодна? – Она подняла голову и с удивлением на него посмотрела. – Да… наверное. Я забыла.

Александр вздохнул.

– Тебе нужен не муж, тебе нужен отец.

Он не рассчитывал на ответ, мысленно прикидывал, чем в такой час можно накормить ее и нужно ли вообще это делать. Но Брилл, к его удивлению, тихо сказала:

– Проблема не в том, что мне кто-то нужен. А в том, что у меня нет никого.

Бедный ребенок. Наверное, ей и впрямь сейчас тоскливо. Последняя опора, отец, оказался не тем, кем она его считала. У него самого была полная и довольно большая семья, Александр всю жизнь стремился к уединению, но, по правде говоря, не представлял, каково это: быть совсем одному. Всегда были родители. Жутко занятые, порой он за день гораздо чаще произносил «Ваше Величество», чем «мама» и «папа». Была шебутная сестра, еще не знающая, что примет трон от матери. Был дядя, который редко приезжал, но с которым всегда можно было поболтать по душам. Недостаток близких – не про его семью. У Брилл не было и десятой части этого.

– Заведем тебе зверушку. Или ребенка.

– Мечтай.

Маленькой несчастной девочке не удалось противиться его прикосновениям долго. Когда каждое касание разгоряченной кожи приносит удовольствие, смешанное с облегчением, не до гордости и неприступности. Она расслаблялась, засыпала, такая горячая, что становилось страшно за ее здоровье. Пальцы запутались в мягких шелковых волосах, коснулись чувствительной кожи за ухом. Брилл сладко зевнула и застонала.

– Что? – Он от удивления даже замер. – Да ладно? Тебе нравится, когда тебя чешут за ушком?!

– Мм… – Брилл, когда он остановился, сама потерлась головой о его руку.

– Ну вот. Взяла и убила все надежды. Я не могу домогаться до ребенка, который хочет, чтобы его почесали за ушком.

– А что, домогаться обязательно?

– А для чего еще придумали фильмы?!

– Бедный император.

– Чего это?

– Дурака вырастил.

Ну вот, минута безграничного доверия и желания прошла, доброе утро, язва-Брилл. Интересно, по мере того, как она будет к нему привыкать, чего станет больше: сарказма или доверия?

Глава четвертая

Охота начинается

Я проснулась от того, что мне было очень и очень хорошо. Ну то есть это как проснуться за пять минут до будильника, чтобы с наслаждением доспать до звонка. Или завести будильник на шесть утра воскресенья, подскочить с перепугу и вдруг осознать, что можно спать дальше.

Вот и сейчас организм словно разбудил меня, чтобы похвастаться. Хозяйка, нам классно! Смотри, как мы хорошо спим, как у нас ничего не болит и как нам… жарко.

Я скосила глаза на вторую половину кровати. Вот уж кому было по-настоящему хорошо. Александр спал как убитый, развалившись на большей части кровати. А еще он, словно плюшевую игрушку, прижимал к себе меня.

Нам с организмом резко стало похуже.

Еще я обнаружила на локте пластырь, закрывающий след от укола. Слов нет, одни эмоции, разлегся на моей постели, тискает меня, как поролонового зайца, и еще какую-то фигню вколол. Хотя, наверное, лекарственную, раз я так выспалась и совсем ничего не чувствую.

Вот только попытка выбраться из крепких стальных объятий ничем хорошим не увенчалась. Александр только вздохнул во сне и перевернулся на спину. А следом за ним я, оказавшись сверху.

– Нет, ну нормально? – прямо в ухо ему возмутилась.

Он делал вид, что спит, но именно делал, уж я-то свой голос знаю. Либо Александр помер, либо издевается.

– Выпусти меня в душ!

– Пошли вместе?

– Ты что, дурак?

– Так мы вчера выяснили, что да. Пошли?

Я с сомнением посмотрела на этого нахала. Издевается? Или всерьез думает, что я вдруг соглашусь? Нет, все-таки издевается. А еще он жутко близко, горячий и, кажется, возбужден.

– В общем, я пошла, – пробурчала я, и с некоторым сожалением, но он все же меня выпустил.

– Одевайся. Завтракать будем на природе.

Мне даже показалось, что я ослышалась.

– Чего? Вон там? И что мы будем есть? Твоего ученого или поймаешь каракатицу? В Таиланде едят жареных жучков и кузнечиков, говорят, как орешки на вкус. Но мне кажется, для здешних кузнечиков нужна сковородка побольше.

– Просто попьем кофе на природе, а еще пообщаешься с нашей гостьей.

– Зачем?

Он пожал плечами. Нет, определенно Александр что-то темнил, но я не стала допытываться. Проще у стены спрашивать о ее дальнейших планах, чем у него. А еще не хотелось вспоминать прошедшую ночь. Кажется, я совершенно недостойно расклеилась и ныла, а еще он меня обнимал, и это ощущение прикосновения теплых пальцев к коже, на контрасте с вечерней прохладой…

Так, стоп-стоп. Какая вечерняя прохлада в наглухо закрытом корабле? Пора заканчивать со всем этим, брать себя в руки и думать, как выжить дальше.

Казалось, в меня въелся его запах, свежий, отдаленно напоминающий тот, что возникает после грозы. Смесь озона, дождя и океана. Приятный, очень необычный запах, но он словно стер меня и оставил какую-то другую Брилл. Нужно срочно обзавестись своими духами.

К каким порой интересным выводам приходит человек, когда у него слишком много свободного времени. Казалось бы, какая разница, чьим парфюмом я пахну, если глобально мы сидим посреди открытого космоса в большой консервной банке? Или того хуже, гуляем по лесу, где каждая каракатица норовит тебя сожрать. А может, и не каракатица, да и совсем не сожрать – это я об Александре и его чертовой татуировке.

На нее, к слову, я старалась не смотреть. Взял и испортил мне всю фигуру. А что будет в старости? Кожа станет дряблой, бледной, татуировка поплывет. Буду стыдливо прикрывать платочком следы бурной молодости и гонять клюшкой какого-нибудь деда. Эта картинка так живо всплыла в голове, что я даже забыла, зачем пришла.