Холоп. Официальная новеллизация

– Или всё-таки до двадцати, а, Паш?

Павел Григорьевич и бровью не повел, а, сохраняя самый серьезный из всех возможных видов, поднялся за Настей в ее личный «гримваген», или просто – в комнату отдыха. Внутри были столик, бар, зеркало, душ и небольшая уютная коечка, Павлу Григорьевичу хорошо знакомая.

Анастасия заперла дверь и начала неспешно расстегивать светлую блузку, механически раздеваться, не сводя с него серых блестящих глаз:

– Паш, а что случилось-то?

Павел Григорьевич, снимая штаны, посетовал.

– Ерунда. Сын Гришка в тюрьму садится по уголовке. И врач мне сказал, надо жизнь менять, не то умру. Вот так-то, Настя.

Анастасия подскочила, взяла в ладони его лицо, ахнула. Обняла. Прижалась к любимому.

После они, уже одетые, пили любимый Пашин коньяк из чайных чашек.

Глаза Анастасии сверкали, как алмазы в огранке «роза».

– Фу, блин, Паш, ну кто так пугает-то? Врач же тебе сказал: не онкология. И Гриша в тюрьму не сядет… Ты же его отмазал.

Павел кивал в ответ, но хмурился.

– Да. Отмазал. Но я смотрю в будущее. И в этом будущем наш красавец Григорий Палыч валит лес и пьет очень крепкий чай где-нибудь в Мордовии. И пьет тот чай он вовсе не из таких, как у тебя, чашек. – Хмелея, он немного повысил голос. – Настя, я, кажется, понял намёк Борьки-майора. В следующий раз Гришку посадят. Уже ничто не поможет. Всё! Касса перестала принимать деньги!

– Ну, может, следующего раза и не будет? Может, он одумается? – не отставала Анастасия, радуясь про себя этому «наш» про беспутного Гришу, осторожно и ласково гладя Пашин разгоряченный лоб тонкими прохладными пальцами.

Но Паша, поблаженствовав недолго, уверенно высвободился из ее осторожных объятий и продолжил:

– Чтобы одуматься, нужен мозг. А Гриша его, к сожалению, не унаследовал. В армию надо было его отдать! Так ведь нет, тоже отмазал. Жалел, ведь паренек без матери рос с восьми лет. Что вот теперь делать? В дурку его закрыть? Лоботомию сделать? Но для нее ведь тоже нужен мозг! – неуклюже попытался пошутить Павел Григорьевич. Нахмурился еще больше, изогнув соболиные брови, придвинул опустевшую чашку тонкого фарфора.

Анастасия со вздохом подлила еще, но после решительно убрала бутылку.

Дополнительно обидевшись, Павел Григорьевич грузно поднялся, поцеловал ее в висок, пытаясь звучать деловито-равнодушно.

– Ладно, извини, что загрузил. Я поеду. Всё равно у меня сегодня уже ничего не получится. Насть, ну ты звони, если что.

Анастасия вдруг плавно поднялась, беззвучно хлопнула тонкими ладонями (она, как и Павел Григорьевич, не любила бессмысленного шума) и сказала негромко, но так, что возражать не хотелось.

– Паш, подожди. Есть у меня один человек. Он странный. Но он решает вопросы и возвращает счастье. Методы у него… спорные. Но если тебе кто-то и может помочь в этой ситуации, то это он. Давай попробуем помочь твоему сыну.

Павел кивнул. Решено.

Ехали недолго, но после от парковки шли по темным дворам к какому-то подвальному помещению. Павел Григорьевич приготовился любые сюрпризы встретить по-самурайски спокойно, ведь Насте с ее дымчатыми глазами и улыбкою Джоконды он доверял почти всецело.

Они давно, еще с институтских лет были знакомы. Потом пути разошлись, затем встретились вновь. Анастасии, почти его ровеснице, никак было не дать ее лет. Стройная, легкая, успешная и независимая, она его заинтересовала, а затем и увлекла. Эта связь длилась долго и переросла в настоящую близость, к удивлению самого Павла Григорьевича. Не будь у Анастасии, успешного продюсера и эффектной женщины, такого же отвращения к законному браку, как у него, они бы вряд ли выдержали долго вместе. Два умных взрослых свободных человека, секс без обязательств и дружба – чего же лучше и желать? Потом, Настя так его знает и понимает с полуслова. Здесь Павел Григорьевич свои размышления прервал, выходя из машины.

– Настя, откуда ты его знаешь? Этого твоего «странного человека»?

– Долгая история. Он психолог, художник, технолог. Снимали один фильм ужасов, он нас консультировал. Про маньяков, – ответила она беззаботно, глядя в сторону. – Вот адрес, здесь вход. Я наберу код, Паш, заходи и будь внимателен, там много ступеней и перил.

Павел кивнул ей в ответ, придержав дверь, но затем пошел вперед и, ошарашенный, отпрянул.

В помещении было действительно много ступеней и лестниц, по стенам были развешаны самые странные предметы – колбы, картины, веники и шкуры, фонари.

Но всё это было пустяком! В центре, при выходе у главной лестницы на крюке висел мертвец.

Павел Григорьевич был врагом бессмысленных действий и лишнего шума. Молча и быстро он взял за плечи Анастасию, развернулся к двери, полой пиджака протирая дверную ручку, стирая отпечатки, открывая в телефоне номер своего юриста.

– Валим отсюда, – решительно шепнул он Насте, но та лишь по-джокондовски ему улыбнулась.

Улыбнулся и повешенный, подмигнул и воскликнул сиплым голоском:

– О! Настя! Какие люди и почти без охраны!

Павел Григорьевич и Анастасия обернулись на него, внешне спокойные – жесткую науку жизни ничему не удивляться изучили оба, – но Павел был растерян больше и схватился за сердце, вспомнив про врача и поджелудочную.

Странный человек, разговаривавший сиплым фальцетом, потребовал подать ему пульт.

– Ну слава богу, хоть кто-то пришел! А я думал, так и провишу до вторника, до семнадцати ноль-ноль. У меня только там назначено. Я извиняюсь, там – на столе – пультик лежит, вы не подадите?

Павел Григорьевич протянул «висельнику» пульт, поданный Анастасией.

– И как это понимать?

– Тестировал новую систему «принуждение к верности». С табуреточки спрыгнул, а пультик-то взять забыл. Вот, вишу – сколько уже? Пять часов. Задремал даже, – сипло, нараспев проговорил странный субъект Психолог.

Получив пульт, странный знакомый Анастасии спустился вниз и освободился от фальшивой петли.

Павел Григорьевич полюбопытствовал:

– А что такое принуждение к верности?

Возникший рядом человек – «психолог», со слов Насти, – сбросивший рухлядь и снявший петлю с шеи, оказался худощавым лысеющим шатеном неопределенных лет. Его подвижное лицо всё время меняло выражение, глаза были разного оттенка. Он мог бы показаться Павлу Григорьевичу совершенным бесом, если бы тот верил в ад.

– Да у меня клиент один, у него жена гуляет. Синдром Мидаса. Я разработал для него простую схему: она приходит домой, а он повесился. Типа из-за ее измен. Шок, переосмысление, отказ от порочной модели поведения – висельник тарахтел, в свою очередь внимательно разглядывая Павла Григорьевича.

Анастасия негромко вмешалась:

– А инфаркт у жены в этой схеме не предусмотрен?

– Она в свои сорок пять спит с тремя. Какой инфаркт? Большое здоровое сердце. Лев, – неожиданно просто и вежливо разноглазый висельник представился Павлу Григорьевичу.

– Павел, – пожимая руку, ответил Павел Григорьевич. Ему вдруг стало легко и почти спокойно.

Анастасия тихо проговорила:

– У Паши проблемы с сыном.

Разноглазый Лев моргнул, пробормотав: