Виктория

Вика разогрела чечевичный суп на примусе, нарезала хлеб маленькими кусочками, разлила по чашкам суфле, принюхалась, попробовала. Суфле напоминало йогурт или молочный кисель – не так уж и плохо.

Пришла с работы Валя. Пока она ела суп и пила чай, грея о чашку озябшие руки, Вика всё поглядывала на её спину с тёмной толстой косой, не решаясь начать разговор. Потом достала из рюкзака подписанный конверт, повертела в руках:

– Валя, у меня к тебе просьба… необычная просьба.

– Какая? – У Вали раскраснелось лицо от тепла и горячего чая, глаза заблестели.

– Надо будет отправить письмо.

– Всего-то? Я-то уж подумала… давай письмо, – протянула руку Валентина.

– Его надо отправить в 2017 году, в начале мая. Я здесь подписала для памяти. И конверт надо будет другой, этот уже не подойдёт.

Валя ничего не ответила, её красивое лицо напряглось.

– Тебе это покажется странным, но так надо. Именно в начале мая, именно в 2017-м.

– Через семьдесят шесть лет? – Валя закусила губу.

– Ты можешь не дожить до этой даты, я понимаю, – торопилась Вика, – Серёжка, возможно, доживёт. Но если нет, то доживут его дети – твои внуки.

– Бедная моя Виктория, – прошептала Валя, – это всё контузия. Тебе надо в больницу.

– Да не контузия! – Вика в волнении заходила по комнате. – Я могу не вернуться завтра из милиции, а это письмо очень важно. Есть один человек, который ждёт его.

– Через семьдесят шесть лет? Вика, сядь, успокойся, – уговаривала Валентина. – Почему ты не вернёшься из милиции? Тебя просто пригласили за паспортом.

– Может, за паспортом, но я не уверена.

Серёжа молча наблюдал за ними, потом встал и протянул руку за конвертом.

– Тётя Вика, дайте мне, я отправлю письмо. Честное слово, я обещаю. Я буду жить долго, до ста лет. У нас, у Орловых, все долго живут.

– Спасибо, Серёженька, ты меня очень выручишь, – с чувством сказала Вика.

Валентина хотела что-то возразить, но мальчик перебил:

– Мама, как ты не поймёшь: тётя Вика хочет отправить письмо потомкам. Я сохраню и отправлю – я обещал.

***

Валентина заснула мгновенно, как засыпает очень усталый человек. Серёжка тихо посапывал на раскладушке. Вика встала, пройдя в темноте на цыпочках по холодному полу к своему рюкзаку. Расстегнула потайной карман, где лежали спрятанные вещи, нащупала гладкий холодный корпус телефона.

Она опустила светомаскировочную штору, чтобы свет от экрана не был виден с улицы, и вернулась на диван. Смартфон засиял ярким прямоугольником, мелькнуло приветствие. Так странно было видеть в этой крошечной комнате с примусом и керосиновой лампой (электричество часто отключали, а если оно было, то лампочка едва светила) это чудо техники – смартфон.

Тыкая пальчиком в экран, Вика открыла фотографии, их было множество: с родителями в Самаре, с однокурсниками, с коллегами врачами, с подругой Наташей… Фотки на Арбате, на Красной площади, в Сочи, где она отдыхала…

А вот снимки с Максимом в кафе. Подумать только, она думала создать с ним семью, иметь от него детей… Не получилось: слишком много хорошеньких медсестёр крутилось вокруг молодого врача.

Она и не думала шпионить и подсматривать, но случайно увидела в телефоне всплывающее сообщение с кучей сердечек и поцелуйчиков от некого Котёнка.

Как он тогда занервничал! Сначала отпирался, потом перешёл на крик, что её очень удивило: ведь всегда такой сдержанный, добродушно-насмешливый.

– Ты глупенькая, придумала себе сказку про большую любовь на всю жизнь, а так не бывает! Единственная может быть и не одна, понимаешь?!

Она понимала. Представила, как будет поджидать его вечерами, стоя у окна с ребёнком на руках, звонить ему на мобильный и слышать, что абонент недоступен: очень занят очередной пассией.

Рассталась она с Максимом легко, поблагодарила судьбу за того Котёнка. «Уж лучше одиноким быть, чем жар души “кому-нибудь” дарить…»

***

Поджав озябшие ноги, Вика листала фотографии. Вот селфи из поезда, почти перед тем, как её выкинуло в прошлое. На фото она улыбается накрашенными губами, толстовка с британским флагом обтягивает грудь… А это что?

Вика провела пальцами, увеличивая снимок. На небе она увидела старый немецкий самолёт. Не дыша, максимально увеличила крыло самолёта. Так и есть: на крыле виднелись кресты, хоть и нечёткие, но всё-таки кресты.

Серёжа пошевелился, скрипнула раскладушка. Вика быстро выключила телефон, сунула в потайной карман рюкзака.

Она лежала без сна на диване, глядя в темноту. Выходит, что её поезд попал во временную дыру, иначе никак не объяснить немецкий самолёт на снимке. Поезд выскочил, а она почему-то осталась. Видимо, оказалась в нужном месте в нужный момент. Почему она?.. Да что рассуждать? Так случилось, и точка. Это судьба.

Вика повернулась на бок, укрылась с головой одеялом, оставив маленькую щёлку для дыхания. Тикали ходики, отсчитывая минуты, а ей всё не спалось. Лишь под утро провалилась не в сон, а какую-то тревожную дрёму.

***

Проснулась она поздно, Вали и Серёжки не было. Из-за опущенной светомаскировки в комнате был полумрак. Вика подняла штору и зажмурилась от яркого солнечного света. День обещал быть хорошим.

В их коммунальной квартире была общая ванная с дровяным титаном, вода в нём была ещё тёплой. Вика решила помыться: если её не отпустят, то такой возможности долго не будет.

Она закрылась на крючок и стала раздеваться. Помылась с душистым земляничным мылом, вымыла голову, с наслаждением размазывая пену по волосам.

С полотенцем на голове, чувствуя в теле приятную лёгкость, она прошла на кухню. Большая коммунальная кухня была сейчас пуста – редкое явление! Вика согрела воду и с кипящим чайником вернулась к себе в комнату. Налила чаю.

Внезапно пришла в голову мысль, что её могут обыскать и найти в потайном кармане рюкзака телефон, паспорт и деньги; их надо оставить дома, нельзя брать с собой.

Она завернула в кухонное полотенце весь компромат, положив сверху записку, засунула на самое дно выдвижного ящика в шкафу и привалила сверху вещами. Если вернётся, то снова спрячет в рюкзак, а если нет, то свёрток рано или поздно найдут.

***

В кабинет, указанный в повестке, была небольшая очередь. Вика присела на скамью, пристроила на коленях рюкзак, в волнении всё время теребила лямки, стискивала кулачки так, что ногти впивались в ладони.

В кабинете было пусто, сыро и холодно. Голые стены без портретов вождей, обшарпанный стол, неуклюжий металлический сейф да несколько табуретов. Пожилой капитан в накинутой на плечи шинели молча указал на стул. Она робко села, протянула повестку.

– Так… Гражданка Фомина Виктория Александровна?

– Да… – Вика сцепила в замок холодные руки.

– Вы подавали заявление об утере паспорта?

– Да…