Вторая смена в лагере «Звёздочка»

– Почему – «неродная»? Маме – родная, – обиделась Люба. – К ведь тебе тоже не приехали.

– А ко мне некому приезжать.

– Как это? – вскинула глаза Любка.

– Я детдомовская.

Детдомовская? А как же те забавные истории про младшую сестрёнку, про собаку Найду, про родителей в заграничной командировке?

– Я всё сочинила, – призналась Оля. – И про родителей, и про сестрёнку, и про командировки. Собака только настоящая, у сторожа живёт… Не хотелось говорить про детский дом, никто не знает, кроме вожатых… ну и тебя ещё.

– Я никому не скажу, – пообещала Любка, – хоть руки выкручивай.

– Наших в «Лесные сказки» отправили, а мне места не хватило. Когда все сообща, то легче отбиваться…

Люба смотрела на подругу другими глазами, будто впервые увидела. Рослая, как Диана-охотница, с белокурой длинной косой и серыми глазами, улыбчивая девочка не была похожа на несчастную сиротку. Очень хотелось спросить про родителей, но было как-то неловко. Потом спросит, при удобном случае.

Злыдни-вожатые потребовали неукоснительного соблюдения лагерного распорядка для оставшихся пионеров и погнали их, стонущих и жалующихся на судьбу, на тихий час. Нехотя девочки поплелись в туалет типа сортир под буквой жо, затем в палату, в которой остались вдвоём.

Оля взяла с тумбочки у Наташи книгу «Человек-невидимка», библиотечная же, общая, а Наташке пока не нужна.

– Оль, а твоя мама… она жива? – осторожно спросила Любка.

– Думаю, что жива.

– Как это – думаешь? Ты ничего не знаешь о ней?

– Не знаю. Я – отказница, от меня отказались в роддоме.

Любка помолчала, переваривая информацию.

– А вдруг мама тебя захочет разыскать и взять домой? Бывает же…

– Через одиннадцать лет? – усмехнулась Оля. – Такое только в книжках случается, в сказках каких-нибудь… где подкидыш обязательно оказывается маленьким принцем или принцессой, и находят его родители-короли. Глупости это. – Она отвернулась и стала листать книгу. – Вырасту, у меня будет своя семья, будут и дети – мальчик и девочка. И собака. А мать мне не нужна. Я не пропаду, не надо меня жалеть.

Стало тихо, только шелестели переворачиваемые страницы, и слышались редкие всхлипывания со стороны Олиной койки.

4

Любка, кажется задремала, убаюканная воркованием голубей на крыше корпуса.

Откуда он взялся, этот мальчик? Она не слышала, как стукнула дверь, как скрипнули половицы, прошли по полу лёгкие ноги в сандалиях. Открыла глаза и увидела симпатичного загорелого мальчугана в пионерской форме, с красным галстуком, с настоящей пилоткой со звёздочкой, чуть косо сидящей на тёмных волосах.

– Что? Ко мне приехали? – Радость накрыла горячей волной, вспорхнула в груди разноцветными бабочками.

– Нет.

– А что ты тогда здесь делаешь? – разочарованно спросила Любка.

– Так просто… скучно одному, поговорить с кем-нибудь хочется, – присел он на соседнюю койку. Голос у мальчика был очень приятным и глаза красивые, тёмные и выразительные.

– Ты, кажется, не из нашего отряда, – сказала она, усаживаясь в постели и радуясь, что не сняла футболку.

– Я из третьего.

– А-а-а…

Любка с интересом и без смущения разглядывала мальчика.

– А это что? – указала она на серебристую пряжку, скреплявшую концы его пионерского галстука.

– Это фибула. Посмотри, если хочешь, – мальчик стянул застёжку и показал Любе.

Маленькая латунная фибула с тремя язычками костра, серпом и молотом, и девизом – «Всегда готов!»

– Я таких никогда не видела…

– Сейчас их почти никто не носит, – объяснил мальчик. – Посмотри, пять поленьев символизируют пять континентов, где вспыхнет революция. Три язычка пламени – символ Третьего интернационала, костёр – это мировая революция, серп и молот означают преданность пионеров делу рабочих и крестьян.

– Интересно…

– Когда меня принимали в пионеры, у нас все носили такие зажимы, а потом кто-то пустил слух, что они вредительские.

– Почему? – изумилась Любка.

– Да дураки. Говорили, что серп и молот повернуты вверх ногами и как будто брошены в огонь. Поленья тоже похожи на фашистский знак… Видишь?

– Не очень похоже.

– Если вот так повернуть, – он чуть повернул пряжку, – то можно увидеть в пламени букву «З».

Мальчик сказал это, понизив голос, и внимательно глядя Любке в глаза.

– И что? – тоже шёпотом спросила она.

– Как – «что»? Это же Зиновьев, враг народа! А если перевернуть, то просматривается буква «Т» – Троцкий. Если прищуриться и долго смотреть, то можно увидеть его профиль.

Любка щурилась и таращила глаза, но ничей профиль не увидела, о чём честно сказала.

– И правильно, нет там никакого Троцкого, – засмеялся мальчик, – это всё вредители придумали – потом выяснили. А я всегда знал, что ничего плохого в галстуке и фибуле нет, не снимал их и не сниму.

– Молодец, – искренне сказала Любка и, спохватившись, что так и не познакомилась с мальчиком, спросила:

– Тебя как зовут?

– Алик.

– А я Люба.