Вторая смена в лагере «Звёздочка»

Никто не ответил, только рыдания ещё громче. Всё же вожатой удалось ласково разговорить девочек, ей со слезами поведали о позоре, о Людке, о мальчишках, нарочно шатающимся в туалет.

– Ну-ну, не обращайте на них внимания, мальчишки, они всегда такие… Меня к начальнику лагеря вызывали, я бы не допустила… А на полдник сегодня вкусные булочки и какао, собирайтесь, а? Нет? Ладно, мы вам в палату полдник принесём.

***

На следующий день отмечали праздник Нептуна, к которому готовились целую неделю. Речным царём был солидный начальник лагеря, девушки-вожатые нарядились русалками, чьи костюмы состояли из купальников, опутанных речной травой, и цветочных венков. Пионеры изображали чёртиков, золотых рыбок, лягушек, черепах, с визгом и криками обливали друг друга водой из небольших вёдер.

Любка всё высматривала среди ребят, измазанных зелёнкой и грязью, Алика и наконец увидела его в той же пионерской форме и пилотке.

Нептун со своими дочками-русалками восседал на плоту, грозно шевеля бровями и стуча трезубцем.

– А где моя младшая дочь, красавица Жемчужинка? – рокочущим голосом спросил царь и грозным взглядом обвёл собравшихся.

– Здесь я, батюшка. – Людка в купальнике, обвешанная травой, появилась из зарослей камыша.

По сценарию она должна была пройти три метра до плота и грациозно забраться на него. Вожатый Виталик, ещё более прекрасный в рыбацкой сети и плавках, подал Людмиле руку и помог подняться на мокрые от набегающих волн доски. Глаза его становились всё шире и шире, челюсть отвисла…

Вожатая, как Венера, рождающаяся из пены, была абсолютно голой, если не считать венка из цветов на голове. Пионеры пялились на её большие груди, резко выделяющиеся на загорелом теле, и белые ягодицы. Что тут началось! Охи, ахи, стоны, визг и смех заполнили берег…

Любка обернулась и увидела Алика со странно спокойным, без эмоций, лицом. Он кивнул ей, отвернулся и пошёл прочь пружинистым шагом, не оставляя на песке следов.

Людка вскрикнула и спрыгнула с плота, пряча в воде наготу, но было слишком поздно. Весь лагерь, включая поваров и сторожей, видел её позор, потом только и разговоров было в палатах и столовке, что об эффектном Людкином выступлении.

– Бог её покарал! – злорадно говорили во второй девичьей палате. – Побыла на нашем месте, пусть теперь знает!

– Мы хотя бы в трусах были…

– А куда её купальник делся? – в один голос спросили близнецы.

– Водой смыло.

– Лифчик расстегнуться мог, а плавки-то как?

– Может, он в воде растворился? А что, я слышала о таких, – убеждённо сказала Наташка, – заходит тётенька в воду, плавает себе, плавает… Выходит, а купальника-то нет!

– Нет, Людка в нём и раньше купалась, – возразила Оля.

Так и не придумали ничего правдоподобного. На следующий день Людка собрала вещи и, ни с кем не прощаясь, вернулась в город на машине, привозившей в лагерь продукты.

6

На одеяле были разложены карамельки «Барбарис», квадратики ирисок и шоколадные батончики, которые Любка не очень жаловала. Девочки сосали конфеты, а в фантики заворачивали круглые камешки, найденные в песке на пляже.

– Свет, хватит?

Светка взвесила бутафорские конфеты в ладони:

– Хватит. Вечером разложим под кроватью, а ровно в полночь надо трижды сказать: гномик-гномик, приходи!

– А потом что?

– Гномик придёт, увидит конфеты и захочет их съесть, а когда обнаружит там камешки, то рассердится и будет громко материться.

Хлопнула дверь, и в палату ворвалась Наташа:

– Людка уехала!

– Куда уехала? – спросила Марина с перекошенным от леденца лицом.

– В город, на продуктовой машине. Насовсем. Она и вещи все забрала.

– Ура! А я-то думаю: почему её за завтраком не было? Хоть бы не вернулась!

– А что, может вернуться? – испугались сёстры.

– Ну не знаю… У нас в отряде одна вожатая осталась на сорок человек, где ещё взять? – пожала плечом Оля.

– А что вы тут делаете? – заинтересовалась Наташка.

– Конфеты для гномика-матерщинника.

– А-а-а, в прошлом году мы тоже с девчонками вызывали, только не получилось…

Любка нашарила в тумбочке свой песенник, посмотрелась в маленькое зеркальце и с безразличным видом бросила:

– Пойду погуляю…

Гулять отправилась в сторону третьего отряда: вдруг случайно Алика увидит? Она попила холодной воды из фонтанчика и, оглянувшись по сторонам, сорвала с клумбы ромашку, принялась обрывать лепесток за лепестком, шепча: «Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт… Любит, не любит, плюнет… поцелует! Ух ты…»

Третий отряд в беседке полным составом пел под баян песню про картошку-тошку. И Алик там тоже был. Одетый, как всегда, в пионерскую форму, с чуть косо сидящей пилоткой на голове, он не сидел со всеми на скамейке, а стоял, опершись локтями о крашеные перила.

Вожатые из третьего отряда с соседней скамейке приглядывали за своими пионерами, что-то записывая в тетрадь. Любка, сделав независимое лицо, опустилась на лавку неподалёку и принялась листать песенник, будто ничего интереснее в жизни не было.

– Слушай, что за мальчик с нашими там стоит? – услышала она.

– В пилотке? Не знаю… Из другого отряда к кому-то приходит, я его часто вижу.

– Да пусть ходит, никому не мешает. Хороший мальчик – это видно.

Любка насторожилась. А ведь Алик сказал, что из третьего отряда, как такое может быть?

– Привет.

Она испуганно ойкнула и подняла глаза.

– Напугал? – Алик плюхнулся на скамейку рядом с Любкой.

– Нет…