Вторая смена в лагере «Звёздочка»

В душе снова вспорхнули разноцветные бабочки – приятно всё-таки, когда мальчик сам подходит и сам заговаривает.

– Ты был вчера на дне Нептуна? – Она просто так спросила, видела же прекрасно, что был. – Людка-то, Людка!

– Ага. Надо было её проучить.

– А кто её проучил? – живо заинтересовалась Люба. – Ей купальник заменили, да?

Ну точно, как же они с девчонками сразу не догадались!

– Не знаю. Мне очень захотелось, чтобы она на всю жизнь запомнила, что издеваться над тем, кто не может ответить, – гадко. И вообще, конечно, нельзя, но над слабыми особенно.

– Сегодня кино будет. «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещён», – вспомнила Любка. – Ты пойдёшь?

– Пойду. Я подожду тебя возле корпуса.

Подождёт возле корпуса… это же свидание! Мальчик назначил ей свидание!

– Хочешь мой песенник посмотреть?

– Давай… только ты сама листай, я не могу.

– Почему? – удивилась Любка.

– Руки грязные.

Дойдя до загнутого уголка с надписью: «Нельзя!!!», она чуть помедлила, покосилась на его загорелое лицо и спросила:

– Развернуть?

– Зачем, не надо. Я понимаю, что у человека могут быть секреты.

Они просидели до самого обеда, пока из громкоговорителя не послышались звуки горна, призывающие в столовую.

– Обед… – Любка нехотя поднялась со скамейки. – Ну почему в столовку обязательно строем ходить?

– Как – зачем? Дисциплина должна быть, а сейчас – особенно. Вдруг завтра война? – рассудительно сказал Алик.

– Какая война, с американцами?

– С Германией. Хоть у нас пакт о ненападении, но я не верю этому Гитлеру.

– Шутишь! – засмеялась Любка. – Пока, вечером увидимся!

***

Они решили не ждать ночи и вызвать гномика-матерщинника в тихий час. Ему что важно? Чтобы было тихо. А темнота и не нужна совсем. Шторы на всякий случай закроют. Раскидали по полу «конфеты», трижды хором сказали нужные слова и затаились на койках.

– Чтобы ни звука, – шёпотом предупредила Света.

Любка лежала, вперив взгляд в пол, даже глаза устали и заслезились. Усыпляюще трещали за окном кузнечики, она прикрыла глаза и задремала…

Разбудил её топот ножек. Лёгкие, частые, торопливые шажки могли принадлежать кому-то маленькому, например, ребёнку.

– Всё зовут и зовут, а чего зовут?.. – послышался ворчливый голосок. – Шалопаи малолетние, драть их некому!

С Любки вмиг слетели остатки дремоты, она протёрла глаза и увидела маленького, не выше пятидесяти сантиметров, бородатого человечка в зелёной курточке, штанишках и берете на курчавой голове.

– Взять бы хворостину, да и отшлёпать по заднице… Чего тут накидали? – он поднял бутафорский леденец, лизнул и бросил на пол. – Негодяи, хулиганы, оболтусы! – пришёл в ярость гномик и затопал ножками. Маленькое личико покраснело, щёчки задёргались.

«Не может быть… мне это снится», – подумала Люба. Обвела взглядом комнату: девочки спали. Сони-засони!

Гномик перестал сыпать ругательствами, принюхался и, как собака, пошёл по запаху к Маринкиной тумбочке, где со вчерашнего дня лежали привезённые родителями гостинцы: пирожные-колечки, коржики, конфеты и маленькие шоколадки. Из-за пазухи он достал мешочек с завязками, деловито сгрёб в него половину запасов, бормоча что-то себе под нос, направился к двери и пропал, как сквозь дощатый пол провалился.

Вот это да! А девчонки всё проспали, ничего не видели, будет что рассказать им после тихого часа! Люба уютно прижалась щекой к подушке и незаметно для себя уснула.

– Люба, Люба! Вставай, уже подъём. – Оля слегка трясла подругу за плечо.

– Подъём? – Она приподнялась на постели, лениво потянулась и зевнула. И вдруг вспомнила: – Я же гномика видела, пока вы спали! Он такой маленький, в куртке, штанах и беретке. Ругался-ругался, потом из Маринкиной тумбочки вытащил коржики и конфеты, свой мешочек полностью набил.

Девочки переглянулись, а потом расхохотались.

– Люб, мы не спали, а вот ты заснула сразу. Мы ждали-ждали, но гномик так и не пришёл… Ночью надо вызывать.

– Да? – недоверчиво протянула Любка. – Мне всё приснилось, что ли?

– Ага! Пойдём на полдник строиться, Вера у нас одна осталась, мы с девчонками решили её не подводить.

7

Тепло одевшись и набив карманы сухарями, пионеры потянулись на эстраду, где киномеханик готовил к показу «Добро пожаловать…»

– Люб, ты чего не идёшь? – окликнули девочки Любку, возившуюся со шнурками.

– Я сейчас… вы идите. – На самом деле она тянула время, завязывала и развязывала шнурки на кедах третий раз.

Алик появился, когда территория возле корпуса опустела, и смолкли ребячьи голоса. Всё в той же пионерской форме, сандалиях и пилотке. Любке подумалось: «Может, чистой одежды нет?»

– Ну что, пойдём? – улыбнулся он, показав белые зубы.

– У тебя есть куртка?

– Куртка? – Алик растерялся, этот простой вопрос, казалось, поставил его в тупик. – Я не помню… Кажется, куртка была, но… сейчас её нет.

– Ладно, потом найдёшь, надевай мою, – предложила Люба и скинула с себя штормовку, – да не бойся, я же в свитере, меня не закусают.

Она набросила Алику на плечи куртку и с удивлением увидела, как та, соскользнув, упала к ногам, обутым в сандалии.

– В рукава надень.