Взрослея с детьми

Взрослея с детьми
Ольга Щербакова

Эта книга о моем родительстве, вернее о той его части, когда в тщетных попытках стать идеальной матерью я вдруг поняла, что это утопия. Я поняла, что стать идеальной матерью я смогу только тогда, когда перестану пытаться сделать это, когда, наконец, приму, что имею право ошибаться, уставать, не делать того, чего мне не хочется. Я поняла, что быть взрослым – это не значит быть «всемогущим волшебником» для своих детей. Это значит, знать и принимать неидеальность свою и неидеальность мира вокруг. Я рассказываю, как сталкиваясь с этой неидеальностью, учусь проживать и принимать свои эмоции, чтобы потом уже не раниться так больно о них. И о том, как я, научившись этому сама, помогаю проходить этот путь детям.

Ольга Щербакова

Взрослея с детьми

Посвящается

Елене Гусевой,

без чьей веры в меня

не было бы этой книги.

Вступление

Я работала и работаю инженером, и никогда не думала, что сяду писать книгу. Впрочем, в моей жизни часто случалось так, что если я думала или говорила, что что-либо со мной уж точно не случится, то, в конце концов, именно это и происходило.

Например, в 18 лет я думала, что никогда не уеду из родного города, а в 24 года уже переехала в Петербург. Потом я вышла замуж и почему-то была совершенно уверена, что никогда не разведусь, и вот – я развелась. И через полтора года самостоятельной жизни с детьми у меня возникла мысль написать книгу, книгу о моих отношениях с детьми, а вернее, о переменах в них.

Почему «переменах»? Потому что в какой-то момент моя иллюзия «идеального материнства» разрушилась. Сколько бы я ни старалась и не пыталась быть «хорошей» матерью, ничего не получалось. Жизнь отразила все мои мечты, как негатив фотопленки: от материнства я ожидала любви, гармонии и взаимопонимания, а в реальности были детские истерики и капризы и мое огромное чувство вины за «неидеальность» как матери.

Часто, когда дети плакали или кричали, требуя свое, я словно сама становилась маленькой девочкой: эмоции захлестывали, очень быстро я погружалась в пучину отчаяния и беспомощности и еле сдерживалась, чтобы самой не сорваться на крик.

Чтобы как-то помочь себе, пила успокоительные таблетки. Но действие таблеток заканчивалось, а отчаяние и раздражение оставались. Дошло до того, что я начала бояться своих детей. Стало понятно – это тупик, но что делать, я совсем не знала.

И тогда пришло время для еще одного «никогда»: я была уверена, что никогда не займусь психологией и тем более не обращусь к психологу. В итоге именно изучение психологии, групповые и индивидуальные занятия помогли мне посмотреть на общение с детьми по-новому.

Я начала потихоньку отводить корабль наших с ними отношений от скал страхов, постоянной тревоги, усталости и раздражения в сторону морской глади спокойствия, внутренней уверенности, любви и взаимопонимания. Каждый день я училась понимать и разбираться в своих чувствах и эмоциях. Постепенно я стала замечать, что уже не чувствую себя потерявшейся маленькой девочкой, зато чаще ощущаю себя взрослой женщиной, способной понять проблему и справиться с напором детских эмоций.

Конечно, это случилось не сразу. В этой книге я описываю наш путь длиною в два года. Каждая глава книги – это случай из нашей с детьми жизни. Многое я брала из своих дневниковых записей, которые делала по пути на работу в заметках телефона, это помогало мне хоть как-то справиться с эмоциями, зачастую переполнявшими меня, например, после утренних сборов с детьми.

И сейчас я делюсь своим опытом с вами – своими радостями и горестями, успехами и ошибками. Одно я поняла точно: я никогда не стану «идеальной» матерью. Я приняла этот факт и нашла в нем опору, которая теперь, после очередного «неуспеха», помогает мне продолжать идти по своему пути дальше: радоваться и горевать, взлетать и падать. Одним словом – жить.

Кто виноват, и что делать?

Ночной крик

13 августа 2018

Громкий Верин крик навзрыд вырвал меня из сна: «Папа, нет, пожалуйста, я хочу к маме ночевать!» Я лежу, жду, проснется ли сама, позовет ли меня. Нет, молчание. Лишь Боря с шумом посасывает пальчики, успокаивая и убаюкивая себя. Мелькает мысль в голове: встать, посмотреть на Веру, погладить и поцеловать ее. Но нет, чувствую, что нет сил, и понимаю, что снова весь день буду не выспавшаяся на работе. Впрочем, уже привыкла: как бы рано ни ложилась, редко когда досыпаю до будильника, и от этого днем всегда сонная.

Дети продолжают спать. На улице темно, значит, еще нет и 4-х часов утра. Тяжелая выдалась у Веры неделька, как это обычно бывает после выходных, проведенных с бабушкой. И снова меня начинают мучать мысли: «Зачем я отдаю детей бабушке, если каждый раз потом у Веры кошмары и страхи?» С другой стороны: «Они же сами к ней просятся. И как мне еще организовать время, чтобы им побыть с собой? Чтобы спокойно позаниматься тем, чем мне хочется?»

Эта неделя началась у Веры с отравления: рвота, диарея и сильная боль в животе. В детстве у меня тоже бывало: поешь немытых ягод и весь день мучаешься страшными болями в животе, лежишь – не болит, только встанешь – пронзает острая боль, пока снова не ляжешь. Одно утешение – я точно знала, что на следующий день все пройдет. Так и у Веры: на следующий день ничего не болело.

Когда я спрашивала Веру, что она ела, дочка отвечала: «Это все бабушка виновата, она меня заставляла есть все, хотя я говорила, что не хочу». Да, бабушка в своем стиле: кормить всем подряд, потому что полезно, даже если ребенок сопротивляется.

После этого вихря мыслей мне все же удается заснуть, правда, ненадолго. В 6:45 я проснулась и разбудила Веру и Борю, мы начали собираться в садик. И снова у Веры началась «ломка», так я называю ее тягучее плаксивое состояние с нытьем и капризами, которое обычно заканчивается истерикой – громким плачем, криком, валянием по полу.

Что делать? Я решаюсь прямо сказать о том, что на душе: «Вера, у меня чувство, что тебе плохо, от этого капризы и нытье». Она, как обычно, отрицает: «Нет, мне не плохо». Так всегда: если она в плохом настроении, и я пытаюсь помочь ей проговорить и понять свои эмоции, у Веры начинается дикий протест: «Нет, мама, ты не права, ты ошибаешься!» Или: «Тебе самой плохо, мама!»

Так и в этот раз: протест за протестом. Предлагаю остаться дома, но этот вариант Вере тоже не нравится: «Нет, я пойду в садик, хочу, чтобы мне купили вкусняшку после садика». Говорю: «Хорошо, давай собираться», – и слышу в ответ: «Я не хочу в садик!»

Вижу, что Веру изнутри буквально разрывает на части. Скорее всего, она ужасно не хочет идти в этот новый летний садик, куда нам осталось отходить всего три недели, пока наш родной садик закрыт. Там, в нынешнем садике, воспитательница, которая железным безапелляционным тоном командует: «Доедай все!», «Мой руки!», «Спи, давай!», будто это не дошкольники, а малолетние преступники, отбывающие срок за тяжкие преступления. А с другой стороны, Вера хочет, чтобы после садика ей купили вкусняшку, наклеили одну из трех наклеек на календаре, дающих право на покупку новой игрушки. Я, видя это ее состояние, пытаюсь смягчить ситуацию и помочь ей, обещаю купить вкусняшку, даже если опоздаем и даже если она не пойдет в садик. Но успокоиться она уже не может.

Тем не менее мы все же как-то собрались и вышли из дома. Идем к остановке. Вера рыдает и говорит, что не хочет идти в садик. Тогда я веду всех назад. Заходим в квартиру, Вера прижимается ко мне: «Мама, останься, не ходи на работу». Я чувствую, что просто не могу ее сейчас оставить в таком состоянии. Снимаю кофту и туфли, и мы ложимся с ней на диван. Глажу ее по спине и говорю, что люблю ее, что она моя самая любимая, самая хорошая дочка, и я всегда ее буду любить, несмотря ни на что. Она потихоньку успокаивается, мы начинаем разговаривать.

– Мне очень досадно, что после выходных у бабушки у тебя часто случаются такие истерики. Я не знаю, что мне делать. Вы сами проситесь к ней, а потом ты плачешь.

– Это бабушка во всем виновата, она меня заставляет кушать.

– А что же тогда ты просишься к ней? Зачем ездишь?

– Бабушка нас водит в цирк и на аттракционы, покупает игрушки.

Я, почувствовав укол вины, что плохая мать, раз мои дети вынуждены ездить за всем этим к бабушке, спрашиваю Веру:

– Почему вы мне не говорите, что хотите в цирк или на аттракционы? Я бы по возможности тоже вас водила. Можно сходить в цирк на этих выходных, я куплю билеты, потом пойдем на аттракционы.

– Давай! – обрадовалась Вера.

– Давайте договоримся, что вы с Борей мне будете говорить, куда вы хотите сходить, а я по возможности буду стараться это организовать.

Вера соглашается, настроение стало явно лучше. Боря предлагает пособирать вместе пазлы, мы собираем один пазл, потом второй, третий. Я обещаю купить еще несколько пазлов на выходных, чтобы пособирать их всем вместе.

Вера спрашивает:

– Мама, почему ты так мало с нами времени проводишь?

– Вы мне не говорите и не просите, чтобы я проводила с вами время. Когда вы смотрите мультики, я не хочу вам мешать. Если хотите, чтобы я поиграла с вами, то почему не просите?

– Я забываю, – откликается Вера.

Мы закончили собирать пазл. Я чувствую, что настроение у детей поднялось, и понимаю, что в принципе мое присутствие им сейчас не обязательно, в таком настроении они обычно находят себе интересные занятия, и тут главное им не мешать. Договорились с ними, что схожу на работу, а вечером куплю билеты в цирк. Дети спокойно соглашаются остаться дома, и я ухожу.

По пути к метро понимаю, что очень опоздала на работу, но успокаиваю себя тем, что побыла с детьми, помогла Вере успокоиться. Иду и хвалю себя: «Ты справилась, ты умница и молодец!»

Придя домой после работы, вижу, что настроение у детей такое же веселое, они наперебой хвастаются мне, кто и что сделал и нарисовал. Но как только завожу разговор, что завтра утром пойдем в садик, иначе нас не пустят без справки от терапевта, Верино настроение резко ухудшается. Снова появляется хнычущая, вялая Вера, которая жалобным тихим голосом говорит, что не хочет в садик. Я снова объясняю, что мне не хочется идти в поликлинику за справкой, и Вера нехотя, но соглашается. Следующее утро проходит спокойно.

Продолжение «веселой» недели.

16 августа 2018

В четверг та же песня, что и днем раньше. На вопрос, хочет ли Вера пойти в садик, слышу ее любимое: «Не знаю». Я уверенным, спокойным голосом говорю: «Тогда я принимаю решение не вести тебя в садик». В ответ протест: «Я хочу пойти в садик!» Понимаю, что сейчас снова все начнется по давно знакомому кругу, внутри все сжимается, но беру себя в руки и так же уверенно продолжаю: «Если хочешь идти, то давай собираться, не хочешь идти – оставайся дома, если не знаешь – я оставляю тебя дома». В итоге Вера признается, что на самом деле хочет, чтобы я осталась с ней дома. Но в этих словах уже нет того отчаяния, что было в прошлый раз.

«Вот оно что! – думаю я про себя. – Похоже, что ей понравилось». И отвечаю на этот маневр аргументом, что на этой неделе я уже много раз опаздывала на работу, а на билеты в цирк я уже потратилась, и мне нужно заработать еще денег. В этот раз чувствую, что Вера в нормальном состоянии и справится одна дома. В конце концов, она остается дома, мы мирно прощаемся с ней и уходим с Борей в садик.