Маска

– Пойдем, Вась, вернемся к столу, а то народец-то забеспокоился, наверное… подумают не весть что!

– Ага, – парень подчинился, и они возвратились вместе как два старых приятеля.

2-я глава

Полина с облегчением выдохнула, когда мужчины, наконец, возвратились к общему столу, громко обсуждая мелкое недоразумение, произошедшее вчера с одним из готовящихся к операции больных и при этом шутили над забавным пациентом. Прошло всего-то 15-20 минут, как они отлучились, а ей это время показалось бесконечным: она предчувствовала, что разговор возымеет для нее какие-то последствия. Словно оглушенная, не смея вторгнуться в разговор, она слышала музыку и голоса окружающих, звучавших в ее голове растянуто, гулко, словно в испорченной магнитоле; фигуры танцующих передвигались неестественно медленно…Полина выпрыгнула из вакуума сознания, когда ожидание закончилось, но тут же, взглянув в глаза Григорию, ощутила щемящую пустоту под ложечкой. "Кажется, все кончено", – обреченно констатировала она для себя. Многие заметили, как на белом лице девушки внезапно выступил неравномерный румянец, а взгляд погас.

Их многолетний и монотонный роман, до последнего мгновенья, двигался по накатанной колее, и отношения никогда не выяснялись. В больничном коллективе он был притчей во языцах. Правда, окружение наблюдало лишь внешнюю сторону, – поведение красивой пары: их разговоры, обмен взглядами, прикосновениями, негромкие беседы. Все воспринималось ими изысканным, романтичным и вдохновенным. Многие украдкой вздыхали, завидовали и сетовали, что у них нет и не может быть подобных отношений, ведь пару составили удивительно красивые, почти совершенные люди, а они, к сожалению, не такие, – обиженные жизнью, судьбой, словом, чем и кем угодно, только не самими собой!

Григория удивляло благоговейно-трепетное отношение знакомых к их "идиллическому" роману (как они полагали), – никому и в голову не закралось, насколько все тягостно и натянуто, и что оба страдают: от одиночества – Полина и чувства вины – Григорий.

Разумовский легко опустился на стул рядышком с Полиной, он давно не испытывал подобного облегчения. Маска угрюмости и надменности слетела с его лица, и девушка с удивлением и страхом вперилась в его смягчившиеся черты, в необычно большие глаза (чаще они были сужены наподобие перевернутых полумесяцев); он даже выглядел моложе. Она слегка тронула его за плечо, призывая объяснить внезапную перемену.

– Что с тобой? – в голосе слышалась несдержанность, нетерпение. – Что сказал тебе Васька приятного и значительного, что ты сам не свой?!

– Напротив, я – сам и свой, – как никогда! – он заломил руки за голову, скрестив пальцы на затылке и слегка раскачивался по-мальчишески на стуле; физиономия сияла от удовольствия.

– Я слышу в твоем тоне вызов и жду объяснений, почему ты так со мной заговорил, – Полина начала сильно волноваться. Хорошее настроение сменилось упадком и разочарованием.

Изрядно подзаправившаяся к тому моменту публика, ничего особенного не заподозрила: оба красавчика как всегда мило воркуют, "забив" на свои семейные обязанности, – ошибочное устойчивое впечатление, что "счастливы вместе" не допускало иных сюжетов.

Григорий молчал, витая в своих необычных мыслях и ощущениях, закручивая в Полине пружину нетерпения. Она поделилась с ним тревожной мыслью, что радуется он явно не ее успеху, а какому-то непонятному своему достижению.

– Угадала! Точно! Зато Ваське огромное спасибо! – вот человечный человечек, оказывается! Он-то мне и помог…– ему хотелось сказать Полине гораздо больше, озвучить свои кошмарные чувства в течение целых десяти лет, которые приходилось прятать не только от нее и многих других, но и от самого себя. А сегодня произошло то, что Василий невольно спровоцировал откровения, значительно разгрузившие рассудок и душу.

– Что он сообщил тебе такое сверхъестественное, что ты вдруг изменился?!Как он тебя встряхнул? – голос девушки делался с каждым словом выше и жестче.

– Да, встряхнул – очень подходящее словцо! Хотел вначале обидеть, но вышло все с точностью до наоборот! – вылечил! Но сейчас не время для подобных разговоров. Давай радоваться, веселиться праздник же сегодня!

Григорий будто засветился внутренним светом: обычно бледная кожа на лице Григория стала яркой; внутри приятно разливались волны адреналина. Все происходящее с Полиной теперь напоминало ему игру, в которой он только что поймал девушку на роли собственницы, безраздельно владеющей всеми его потрохами. Неожиданно он физически воспринял, что нечто почти реально осязаемое выскальзывает из области сердца, где традиционно признается "топография" души. "Что это меня отпустило?"– отслеживал он свои переживания, и прямо перед собой увидел призрачный силуэт Полины. Фантом девушки располагался в аккурат между ними двумя. Рука мужчины невольно потянулась к полупрозрачному образу, но прошла сквозь него.

– Сумасшедший! Убери свои руки от меня! Совсем сбрендил? – Полина окончательно вышла из равновесия. Огромные голубые глаза наполнились слезами и напоминали сверкающие таинственные озера, очень глубокие, прозрачные и переполненные влагой. Длинные темные реснички склеились, роняя одну слезинку за другой.

Очнувшись от странной иллюзии, Григорий понял, что теперь более отчетливо способен различать свои чувства: он испытывал жалость к девушке, потому как ее надо оставить, точнее сказать, освободить от своего влияния, а он станет думать, что бросил, возненавидит, найдет немало эпитетов, по семантике не на много отличающихся от слова "негодяй".

Василий, насупившись, наблюдал за ходом сцены, не слыша, но понимая, что примерно происходит между ними. В душе он тихо радовался расколу пустых, болезненных отношений, (что подтвердил сам Григорий), вот только что-то гаденькое глодало внутри: при любом раскладе, Полина не его поля ягода, – запросы у нее высокие, а он – молодой хирург, пока еще мелко плавает, чтобы претендовать на изысканную женщину. "Впрочем, как знать? Вдруг, она пересмотрит свои приоритеты и сделает ставку на душу? Хотя, многое свидетельствует о том, что душа не обязательно должна присутствовать в ее жизни! – Полина – типичная перфекционистка, стремящаяся к успеху, окружающая себя только лишь талантливыми и успешными людьми, идущая на формальный, наигранно участливый контакт с мне подобными субъектами. Она давно покинула мужа – хронического неудачника, называя его "королем неудачников" и самостоятельно воспитывает дочку; она, в конце концов, еще любит Григория – великолепного хирурга в полном расцвете мужской красоты и сильно смахивающего на любимца женщин, голливудского актера Джонни Деппа; она…зачем я ее по косточкам-то перебираю, ведь люблю же! А, может, не люблю, а восхищаюсь?!Мал я, чтобы в подобных душевных вопросах разбираться! Но, похоже, что наверняка я влюблен в форму с очевидным налетом богатого содержания!"– Василий поймал себя на мысли, что рассуждательства случились во время ссоры любимой (в чем он уже не столь был уверен) и ее любовника. "Черт, я словил волну Григория! – ох и сильная же он бестия, мощная! Уважаю таких!"

Заметив, что подбородок у девушки задрожал, и она вот-вот разрыдается при всем честном народе, нанеся тем самым удар по собственному имиджу хорошо владеющей собой и не допускающей никаких эмоциональных ляпов леди, Григорий осторожно взял ее за предплечье и, протискиваясь через толпу танцующих, вывел из зала. Полина не сопротивлялась, и как только она удалилась из поля зрения коллег, дала волю слезам.

Чинно расхаживающие в холле охранники, обалдевшие от пунцово-зареванного вида блистательной красавицы, негромко, но достаточно для того, чтобы расслышать, обменивались между собой мнениями; "мол, перебрала дамочка сильно! – здесь такое бывает!"

– Замолчи, урод! – процедил сквозь зубы Григорий самому упитанному и наглому из охранников и быстро удалился из душного ресторана на улицу.

Ожидаемой свежести снаружи не случилось: едкая гарь от лесных пожаров плотной завесой висела в воздухе, снижая видимость до 2-3-х шагов; нереально высокая температура воздуха сбивала все возможные защиты организма, вызывая липкую испарину по всей коже и тяжелое глухое сердцебиение. Немного впереди себя он видел силуэт Полины, слегка пошатывающийся, неустойчивый, словно под хорошим градусом, он догнал ее и резко развернул к себе лицом. Девушка смотрела на него замутненным взором, а лицо ее оказалось в тени деревьев таким образом, что пятна от листьев падали на нос и подбородок. Григорий в ужасе отпрянул – ему показалось, что это изуродованная Марина в тот момент, когда все только случилось. Он невольно застонал и сделал насколько шагов назад. Так и застыли оба в ужасе на несколько мгновений, пока не услышали чьи-то торопливые шаги…это был Василий. Вмешательство парня оказалось как никогда своевременным: он застал до жути испуганных людей, представляющих собой что-то вроде застывшей скульптуры с характерным выражением страха в позах и лицах, причем, оба стояли спинами друг к другу.

– Картина Репина "приплыли"! – натянуто пошутил он, но эта реплика не сразу дошла до оглушенных сильными чувствами людей.

– А, Василий! – нарочито смешливым голосом отреагировал Григорий, не желая быть объектом насмешек парня и при этом с трудом сбрасывая остатки оцепенения. Полина ничего с собой не могла поделать: плечи вздрагивали от судорожных всхлипов.

–Полинушка, успокойся! Начало перемен плохое, тяжелое, но если это не пережить, – так и останешься просто статуей успешного, но не живого человека! – Василий сам изумился своей пафосной речи и ее метафорическому содержанию. "Если так и дальше пойдет, то из меня неплохой «краснобай» выйдет", – подумалось ему.

–Ты все правильно понял, друг! – Григорий пожал ему руку и поблагодарил за поддержку. Девушку он увел к стоящему неподалеку такси.

Григорий не счел нужным долго и пространно объяснять Полине, что все закончилось, – фактически ничего и не развивалось. Он старался ограничиться несколькими фразами, чтобы не провоцировать банальной ссоры со взаимными обвинениями и оскорблениями, и не травмировать ее беззащитную сущность, разом утратившую все многолетние наросты защит, ставших прочным панцирем. Она присела на софу, закутавшись в теплый плед, несмотря на страшную духоту в доме и молча слушала, а точнее, пыталась вникнуть в то, о чем толковал Григорий, ведь в действительности, она не была готова к неожиданной развязке.

– Полина, любое нормальное, адекватное человеческое поведение можно развенчать, осмеять, обхамить, и в итоге, получится совершенно другая история. Согласна?

– К чему ты это? – она хмуро следила за ним глазами из-под растрепавшейся удлиненной челки, напоминая красивого затравленного зверька, которому уже понятна его дальнейшая участь.

– Понимаешь, у нас с тобой все с точностью до наоборот было…

При слове "было" она заметно вздрогнула.

– Мы все время пытались обелить наше поведение! Мало того, мы делали шоу красочным, незабываемым: это как из дерьма конфетку сделать – сплошная показуха и больше ничего.

– Ну, и мерзавец, ты, Гриш, оказывается! Из *овна, говоришь?!Мне хочется тебя побольнее ударить, но нет сил… – голос Полины звучал тускло и неагрессивно. – Значит, не для нас с тобой всё предназначалось, а для наблюдателей?

– Полина, я тебя очень уважаю, но сейчас ты кривишь душой: у тебя всегда имелась возможность выбрать свободного мужчину, но ты остановилась на мне – женатом! Какой критерий выбора ты предпочла?

– А ты вроде тут ни при чем оказался? – невинная овца, выбранная стервой для заклания?!

– Нет, разумеется, не овца, а овец! – попытался он разрядить обстановку. Полина криво улыбнулась, – у нас с тобой никогда не было совместного будущего, и ты в курсе, что я не одинок с самого начала!

– Почему же? – Полина вспыхнула: внутри обдало жаром протеста и возмущения, – Твоя жена – глубокий инвалид, чудом выживший в аварии…которую, говорят, ты спровоцировал!

– Все, Полина, баста! Ты никогда не говорила, что жену в расчет не берешь, – типа, ее не существует больше?!

В общем, провокация пошла бурно и напоминала отрепетированную Григорием сцену.

– Мы не можем больше оставаться вместе: 10 лет тюремной камеры для двоих – слишком долгий и непереносимый срок! А помог нам оттуда освободиться Василий, – он путь побега указал.

Надо отдать должное девушке: она не билась в истерике, не рвала на себе волосы и не хватала любовника за рукав, чтобы не уходил вот так сразу и навсегда. Она парировала как могла, ускоряя нежелательный для себя финал.

– Я теперь буду благодарить Василия всю оставшуюся жизнь и возлагать цветы к его ногам каждую годину нашего разрыва, – зло и обреченно шутила Полина.

– Этот разрыв благоприятный для обоих! – я бы настоял на позитивной версии события.

–Ты – зануда и скучен как городские поминки. Надоело слушать одно и тоже! Убирайся с глаз долой к своей любезной…– она не закончила фразу, – глаза мужчины налились яростью.

В самый разгар драмы у Григория зазвучал мобильник. Звук звонка он установил громкий и чистый, а мелодия из области "скрещивания" рока и классики – торжественно-траурная. Звонивший явно пренебрег всякими приличиями и этикой: часы в это время показывали четверть первого ночи.

– Кто это? Что? – кричал в трубку Григорий, не разбирая, кому принадлежит подвыпивший мужской голос.

– Нам нужна срочная хирургическая помощь, – звучал спотыкающийся и нечеткий голос звонившего.

– Послушай, приятель, – хотя с языка готово было сорваться "козел", – прекрати паясничать и скажи, кто ты и зачем обозначился в ночное время?!

– Гришка, придурок ты заумный! Не узнаёшь что ль Мишуху из неврологии?