Маска

– Скажите, мужики, – Сашка осмелел и обрел дар оратора наряду с более взрослыми собеседниками. – Что вас держит на этой земле?

–Ты имеешь ввиду, для чего мы еще топчем эту землю и не пора ли нам к господу Богу? – Колька указал взором на верх.

– Нет, конечно, – вы – достойные ребята! – тут он несколько слукавил, пользуясь случаем, что все физиономии выглядели более или менее глуповато, – я имел ввиду эту заброшенную Ярышкинскую землю!

– Хи-хи! – коротко и отрывисто хохотнул дед, – вопрос твой, в первой интерпретации, нужно ко мне адресовать! – ведь мне уже 97-ой годок пошел!

– 96 лет, а ума – нет, и не будет! – Мишка резко дернул деда за локоть. Тот отдернул руку, но не обиделся.

– Не обращайте внимание на хамские реплики внучка! – он из знатного, но не хорошего рода…– дед замялся в нерешительности: оглашать или не нужно оглашать его происхождение.

– Вы не ответили на существенный вопрос: что же удерживает вас на забытом богом клочке земли? – Григорий постарался переключить родственников с их мутных намеков на более нейтральный разговор.– – Мы-то, городские, востребованные обществом, устаем от этой жизни, порою все осточертеет, хоть вой!

– Так я, Гриша, давно бы там должен отдыхать, да не отпускают оне – Ярышкины треклятые!

– Деда, деда, не кипятись! Пошли! – Мишка сгреб его в охапку и осторожно вывел из символически отгороженной нижней части дома.

– Первая часть программы благополучно завершилась! – объявил быстро возвратившийся и так же неожиданно протрезвевший Мишка, – кто за то, чтобы отправиться на рыбалку? Вон за тем бугром, – он сильно нагнулся, чтобы ткнуть пальцем в закопчённое, сто лет не мытое окошко, – есть небольшая чистая речушка, про которую я в дороге обмолвился. «Закусь» и выпивку берем с собой.

"Бичи" раскланялись, поблагодарив за оказанную им честь, – у Кольки даже слеза на глаза навернулась, и сославшись на уйму (несуществующих на самом деле) дел, чинно, но заметно пошатываясь, удалились.

Во время рыбалки, каждый погрузился в себя, благо, медленная, черного цвета (от торфяников) вода, способствовала трансовому состоянию.

Григорий находился в спокойном расположении духа и на темной зеркальной глади воды, он представлял картинки счастливых событий будущего: приятный момент увольнения с работы – он пока не знал куда уйдет, но то, что это вскоре произойдет, знал наверняка. Он уже давно стал относить себя к разряду обычных профессиональных портных или слесарей, в общем, ремесленников, которые отлично чинят и латают одну и ту же модель, или механизм, собранный из одних и тех же частей. А хотелось творчества, искусства и движения вперед.

"Как же я благодарен Мишке, что вывез меня в такой диковинный край. Здесь особенно остро воспринимается вся отсталость и замшелость сознания, привычный жизненный ступор. Именно древний дед Степан оказался наиболее совершенным человеком – он живет и чувствует подлинность бытия, и это – настоящее открытие! Ярышкино – зона инсайтов!" Дальше он вообразил, что операции проводит на лице: накладывает тончайшие косметические швы и в последствии любуется своими превосходными результатами – красивыми лицами, точеными фигурками. В далеком детстве он мечтал стать художником или скульптором и много времени посвящал созданию образов, изучению закономерностей красоты, симметрии и совершенства. Невероятным казалось образом, рука сама выводила тонкую ровную линию, мельчайший штрих, цветовой тон. Он всегда отрицал существующее расхожее мнение, что творчество – это дар свыше, что талантливый человек схватывает потоки единого бессознательного. Для него это был кропотливый тонкий труд, рожденный особым способом мышления, создающего не речевые элементы, а изображение, образ. Такое мышление не рассчитывает, не размышляет, а синтезирует и комбинирует схему образов, передавая его через руку.

Однажды он поделился с отцом своими задумками стать человеком искусства, посвятить этому жизнь, на что получил довольно жестко аргументированное предостережение о том, что подобные субъекты в последующем могут легко деградировать от непризнания их таланта, от нищеты и все в таком духе. Он согласился, что искусством трудно содержать семью в будущем, а потому необходима конкретная, реальная и востребованная обществом на все сто процентов профессия, а "бумагу-то помарать "можно и в свободное от полезных занятий время. В последующем никогда не посещало раскаяние об утерянной возможности, а сейчас его дар может пригодиться: есть возможность сложить два навыка, две способности…и творить, и оперировать. Он отвлекся на размышления, насыщенные позитивом и даже вдохновением. Мысли чередовались с красочными видениями. Подсознание подбросило картинку чудесного исцеления Марины: какая-то непонятная пелена накладывается на изуродованный облик и, отделившись, открывает лицо невероятной красоты, даже краше, чем было до аварии.

Григорий настолько увлекся фантазиями, что на время потерял связь с реальностью, – безмолвие и неяркая красота местности способствовали улету в другой пласт сознания. Он даже забыл о существовании приятелей, а очнулся внезапно от громкого, душераздирающего вопля где-то неподалеку.

Истошный крик доносился со стороны усадьбы Ярышкиных и принадлежал мужчине. Григорий вопросительно глянул на остальных, обнаружив отсутствие Сашки, и изумился их безразличной реакции на крик.

– Эй, господа, поспешим на помощь! – Что-то там серьезное стряслось! – он указал рукой в сторону воплей. Женька рефлекторно повернул голову и посмотрел пустым взором на Григория. За ничтожные доли секунды, в голове пронеслись мысли-догадки: "нас всех одурманили, погрузив в странное гипнотически-парализованное состояние рассудка…мухоморов вроде бы никто не употреблял…"

Крики послышались с новой силой, "надо поспешить на помощь"! – в несколько прыжков Григорий преодолел расстояние между рекой и усадьбой, оказавшись на месте происшествия. Из высокой пыльной травы торчали, судорожно подергиваясь, Сашкины руки и ноги, точно он подвергся жесточайшей конвульсии; лицо было одутловатое и начало уже синеть, глаза выкатились из орбит и, казалось, держались за счет зрительных нервов. Он лишь хрипел, слабо отбиваясь от неведомой силы, затаскивающей его через ворота усадьбы. И хотя солнце уже клонилось к закату и в воздухе все еще стоял дым, было достаточно светло, чтобы разглядеть нападавшего…но его не обнаруживалось. Григорий лишь по расположению Сашкиного тела, мог предположить наличие некой мощной силы, затягивающей парня. Находясь в состоянии стресса и концентрации физической энергии, он не долго раздумывая, нанес по предполагаемому противнику сокрушительный удар ногой, обнаружив к своему великому удивлению, что удар пришелся по невидимому человеческому телу. Одновременно, глаз уловил удаляющийся фосфоресцирующий объект, имеющий очертания мужской фигуры.

Бездыханный Сашка распростерся на поляне, находясь, в аккурат, прямо посреди входа в усадьбу; на его шее отчетливо проступили кровоподтеки от сдавления чьими-то пальцами. Четкими профессиональными действиями, Разумовскому удалось запустить его дыхание: парень глубоко неровно вздохнул, тотчас же порозовев, и открыл глаза с ужасом озираясь по сторонам.

–Ты видел, Гриша, Это? – он обхватил Григория за рукав и заплакал как маленький ребенок, захлебываясь в рыданиях от сильных смешанных чувств радости освобождения и примерно такого же ужаса.

– Пойдем подальше, Саня, я видел что-то необъяснимое! – только сейчас мужчина начал осознавать, что столкнулся с чем-то запредельным. Поднимаясь с земли, они невольно отшатнулись от возвышавшихся над ними двух безмолвных фигур, словно сияющих в оранжевых лучах заката. Они напоминали оживших зомби или инопланетян, – поступки их невозможно было предугадать…

– Сволочи! Вы чего, блин, пугаете?! – Григорий в страхе не сразу распознал в "зомби" своих оставшихся возле реки друзей. – Лучше бы помогли чем-нибудь: видите, парню совсем плохо, – была клиническая смерть.

Женька мало-помалу начал выходить из безрассудного состояния: окаменелое лицо расслабилось, глаза засверкали, движения тела стали привычными, характерными для него. Мишка тоже ожил, но по-своему: заистерил, засуетился и обвинил Сашку в нарушении ранее озвученных правил. Григория покоробило от совершенно неуместных обвинений, – он едва сдерживался, чтобы и ему заодно с "нечистой силой" хорошенько не "вломить".

– Миш, его пытались убить! – он задыхался от гнева, руки сжались в кулаки, – и это был не человек, а Нечто!

– Пить надо меньше! – сами вы Нечто! Я ведь предупреждал: он сам напросился! А ты, Гриш, не кипятись, возьми себя в руки, ведь не я же на него напал в конце концов! Ладно, все хорошо, что хорошо кончается! Айда, в дом, Сашку реанимировать будем!

Разумовский с трудом привел себя в порядок, выдохнув остатки гнева.

– Ах, треклятый! Мальчонку чуть не угробил! – запричитал дед Степан, увидав потрепанного Сашку с багровыми кровоподтеками на шее. Сашку все еще колотило мелкой дрожью.

Все пятеро водрузились за стол, молчаливые и насупленные.

– Вы хотели романтики, – вы ее получили сполна! – Мишка находился в дурном расположении духа, разливая остатки водки в стаканы, Сашке он плеснул вдвое больше, чем остальным. – Ты, пацан, пострадал сегодня…правда, от своего любопытства! Помнишь пословицу: "любопытной Варваре на базаре нос оторвали"? – а тебе могли бы башку снести!

Алкоголь, распространяясь по венам, разогревал и без того уже разгоряченные жарой и стрессом тела. Неожиданно, Мишка стянул с себя майку, швырнув ее в пыльный угол так, что поднялось небольшое серое облачко, и Григорий обратил внимание на странную татуировку у него на груди, примерно в области проекции сердца, – что-то наподобие буквы "Я" с вычурными вензелями вокруг и мелкими каббалистическими символами.

– Что это значит? – поинтересовался он, – непонятная символика. Ты – сектант? – рассерженный Григорий не пожелал сдерживать чувства и задал вопрос прямо в лоб. Мишка тут же, спохватившись, прикрыл знак рукой, а другой наощупь нашел майку и натянул ее на себя наизнанку.

– А, – это армейское баловство! Бравада, знаете ли, пубертатная! Посмотрите на себя – тоже найдете нечто подобное.

– Да, ладно, ты, Миш! Ты же в Армии не служил, "откосил" по какой-то неведомой болезни! – опьяневший и очухавшийся Сашка выдал "на гора" правду-матку. Он давно знал Мишку, периодически пересекаясь с ним по компьютерным делам. Парень был значительно моложе Мишки, но некоторый инфантилизм последнего, сделал их закадычными друзьями. – Ты же сам учил меня, как "закосить" от службы! – немного заикаясь добавил он с явной обидой на друга, заманившего его в смертельно-опасное логово.

Мишка, разоблаченный внезапно и предательски, гневно поджал губы, тонкие его ноздри заметно раздувались, в руке хрустнул смятый пластиковый стаканчик…еще бы немного, и завязалась драка между приятелями, но своевременно вмешавшийся Степан, приостановил на корню все это дело. Он подошел к внуку, возложив старческую сухую руку ему на плечо бережно и тепло, передав тем самым поддержку и силу, отчего Мишка обмяк, опустил напряженные для рывка плечи и немного молча посидел, тупо глядя в одну точку на столе, а потом безмолвно ушел в глубину помещения. В тот вечер его больше никто не лицезрел.

– Ребятки, все хорошо. На Мишку не обращайте внимания: трудный он человек, – уживаются в нем гены противоположных по характеру родов, линий! Это все равно, что как два человека в одном тесном мирке живут: то ссориться и конфликтовать начинают, то мирятся и очень дружны, – тогда он весел и оптимистичен! Противоречивая он личность, неуживчивая. Но он не злодей, в целом, даже добрый. Не обижайтесь на него ежели что и отнеситесь с пониманием, прошу вас!

Ребята внимательно слушали "заключительное" слово деда, впитывали его рассудительность, тонкое понимание душ и доброе ко всем отношение. Сашка даже выразил сожаление, что в состоянии аффекта обидел Михаила. Разговор затянулся за полночь. На вопросы к деду, что за "фигня" напала на Сашку, тот витиевато сваливал все на опасно-аномальную зону, в которой возможно "десантирование" инопланетян или посещение сущностей из других миров. Это, мол "не изучено и очень опасно"– завершил он, когда уже сделалось значительно прохладнее, чем днем, за окном послышалось задувание ветра, беспокойное, усиливающееся движение ветвей древних деревьев. Воображение испуганных людей видело в колыхании сучьев и шорохе листвы, движение скрюченных монстров, подкрадывающихся к жилищу и окружающих его…Григорий распахнул дверь, чтобы убедиться, что все это не больше, чем игра воображения. На улице накрапывал дождь и опустилась такая темень, что едва можно рассмотреть темные силуэты гигантских лип, берез и дубов, окружавших старый особняк. И только на холме виднелся мерцающий купол собора, улавливающий невидимый источник света. Мужчину передернуло то ли от озноба, то ли от страха, и он поспешил вернуться в помещение.

5-я глава

Ребятки, ты и ты, – обратился дед к Женьке и Сашке, – будете спать здесь, – он указал на две старинные металлические кровати, стоящие вдоль стен с проржавевшими хромированными спинками, оснащенные дырявыми, видавшими виды матрасами и подушками, примерно в таком же состоянии. Женька глянул на Сашку, чтобы убедиться в его протестной реакции, но тот сделал жест рукой, отвергающий бунт против кроватей в любой форме.

– Нет ничего страшнее в этой жизни, чем то, что я пережил сегодня возле Ворот! – его слова прозвучали твердо и убедительно. И это было реально самое жуткое, с чем он столкнулся в своей жизни в тот день…

Парни неохотно заняли свои скрипучие спальные места.

– Григорий, а Вы будете почивать на верху, на втором этаже. – глаза Григория округлились от странного заявления, – он сразу же представил "съезжающий" второй этаж. – Я еще с Вами посоветоваться должен, как с хорошим хирургом, – Мишка ведь не просто так Вас пригласил! – дед указал на узкую деревянную лестницу, ведущую на верх.

Разумовского несколько успокоило объяснение деда о консультации, ведь желание отделить его ото всех на жутком втором этаже, поначалу повергло его в легкий испуг. "Ладно, Мишка предупреждал же, что нельзя заходить только за "периметр"!" – продолжал успокаивать он себя, поднимаясь по ветхим ступеням с огромной осторожность: доски ступеней настолько обветшали, что могли треснуть под его мощной фигурой в любой момент. Дед поднимался впереди, очень ловко перескакивая опасные участки лестницы.

Верхний этаж заканчивался островерхой крышей, она поддерживалась перекосившимися балками, образующими пирамидальную конструкцию. Тарабанивший по крыше звук дождя, усиливался металлическим покрытием крыши и конструктивными элементами, создавая завораживающий и воздействующий на психику эффект лёгкой дереализации. Через деревянную балку, проходившую поперек помещения, имелся перекинутый провод с тускло светящейся электрической лампочкой. Скупой свет лампы освещал практически черные от старости бревенчатые стены, небольшой шкафчик, забитый запыленными бесцветными книгами и множество пучков трав, развешанных повсюду.

Григорий еще днем обратил внимание, что в доме отсутствуют иконы, – не обнаруживались они и здесь. "Безобразие – это признак безбожия или другой веры!"– подумалось ему, – "одинокий пожилой человек, по возрасту близкий к Вечности, очевидно, не молится, не просит легкого ухода туда…однако же вера, дающая старику силы, у него есть. Ага! вот и доказательство!"– он заметил на квадратном столике старинный фолиант в кожаном переплете с полустертым названием и с изображением магических символов. Книга содержала множество закладок из цветных ленточек, – очевидно, что ею активно пользовались.

– Это Ваша, Степан Иванович? – кивнул он на книгу.

– По наследству передаётся! – древний трактат по колдовским деяниям.

Григорию только сейчас удалось внимательно посмотреть в глаза деда: они были достаточно черными – радужку очерчивал черный ободок, а не беловатый-склеротический, какой бывает у старцев. Глаза сверкали не обычным огнем – в них словно отражалось несколько источников света, хотя помещение освещала только одна электрическая лампочка. Дед смотрел на него прямо в упор, не отводя взгляда, словно желал загипнотизировать. Григорий с трудом перевел взгляд, ему стало не по себе от влияния мощной его энергетики. В этот момент он догадался, что все, что он видит вокруг, в том числе и физический облик старца, не соответствует его внутреннему мироустройству: он воспринимается вечным, незыблемым и молодым.

– Гриша, не подумай, что я вечный жилец! – мне на отдых пора! – Степан фактически считывал его мысли. – Цель у меня есть одна…

Он постоял, задумавшись, а потом расстегнул одну засаленную рубаху, под ней – вторую, третьей была серая майка, фактически прилипшая от пота к старческому телу; он осторожно отклеил пластырь с верхней части груди, обнажив глубокую гноящуюся язву (она располагалась примерно там же, где и у Мишки странная татуировка).