На грани света и тени. Книга 1

– …и лишь тогда можно будет спасти их от нищеты духовной», – перебила его Вероника. – Да-да, я тоже читала «Коллекционера». И главная героиня показалась мне не менее странной, чем тот псих, который запер ее в подвале. А знаешь, ты рассуждаешь тоже очень странно.

– Правда? Я польщен. Как пела Мелани Мартинес: «Все лучшие люди – безумцы».

– О, мне… мне очень нравится эта песня, – взволнованно сказала Вероника. – Я даже хотела исполнять ее на конкурсе в этом году, но Альбина сказала, что это будет не самый выигрышный вариант.

«А вдруг Матвей подумает, будто я ляпнула это только чтобы понравиться ему!» Но он заинтересованно посмотрел на нее своими искристо-зелеными, как буковые листья, глазами. Вероника заметила в них несколько коричневых крапинок.

– Правда? А мне кажется, что это было бы круто. Но, если позволишь, тебе подошло бы что-то более… проникновенное. – Он на несколько минут задумался, подбирая слова. – Такое, чтобы за душу взяло. Мне кажется, в тебе есть эта… нотка влияния. Жалко будет растрачивать ее. Ничего в этой жизни не должно пропадать зря.

«Проникновенное?» «Нотка влияния?» Что он хочет этим сказать?! Вероника осторожно покосилась на Матвея. Его выражение лица было совершенно равнодушным, словно он не видел в своих словах ничего сокровенного, двусмысленного или личного. Она с грустью поняла, что Матвей лишь размышлял вслух в своей обычной манере, и слова эти не имели к ней особого отношения. Вероника только тихо вздохнула и постаралась незаметно убрать липнущие к вискам короткие прядки. Тяжело было это сделать, когда они шли так близко.

– Ну и почему ты так в этом уверен? – с легкой досадой спросила она. – Ты ведь даже ни разу не слышал, как я пою.

Ах, и как даже неискушенные девушки умеют самую невинную фразу произнести таким тоном, что это звучит и как упрек, и как приглашение?

– Действительно, почему? – недоуменно спросил Матвей и улыбнулся. – Нужно срочно исправить это досадное упущение. Я как-нибудь зайду к тебе на репетицию, ладно? Но только ты должна мне кое-что пообещать.

– И что же?

– Ты должна спеть так, чтобы меня тронуло, – невозмутимо ответил он. – Прямо чтобы пробрало до костей. Знаешь, мне время от времени нужно получать дозу мощной душевной энергетики. Тогда я перестаю быть таким приземленным. Меня раздражает, когда я становлюсь слишком прагматичным, и мне нужна новая доза фантазий, чтобы унестись от реальности. Так что, обещаешь?

Он повернул голову и, улыбаясь, посмотрел на нее. И почему он мог об абсолютнейшей ерунде говорить таким тоном, что это сразу же становилось важным? Она хотела сказать что-то вроде «постараюсь» или «как получится», но в итоге, словно издалека, услышала собственный дрогнувший голос:

– Обещаю.

В какой-то момент ей показалось, что воздух между ними сгустился. Они замолчали. Матвея это, похоже, совершенно не смущало. А вот ее от этого молчания бросало в жар, так что она поспешила ляпнуть первое, что пришло в голову:

– Знаешь, многие наши одноклассники, чтобы унестись от реальности, находят гораздо более легкий способ.

– Ты про колеса? – презрительно спросил Матвей гораздо более жестким тоном, чем ожидала Вероника. – Это для малолетних придурков. Пробовал один раз. Так себе ощущения. Глупо, дешево, быстротечно. Я предпочитаю лирику.

«И все-таки он совершенно необыкновенный», – подумала Вероника, и тут нога ее соскользнула со скользкого бордюра. Матвей поддержал ее за локоть и подтянул обратно к себе, видимо, не испытывая ни малейшего смятения от того, что они оказались так близко.

– Кстати говоря, о странности, – вдруг сказал Матвей ровно таким тоном, словно они и не прерывали беседу. Веронике осталось только поразиться тому, как он перескакивал с темы на тему.

– Мне кажется, в последнее время понятие странности немного стерлось. Все поголовно из штанов выпрыгивают, чтобы показаться не такими, как все. Девчонки вокруг только и кричат, закатывая глаза: «Ах ты, боже мой, какая же я ненормальная!» Быть обычным становится даже как-то… оскорбительно, что ли. Так что скоро странность станет настолько обыденной, что это слово потеряет свой первостепенный смысл. Когда я думаю об этом, мне хочется стать самым поверхностным, ничем не выделяющимся и до скукоты пресным. Ну, знаешь, носить белую футболку с лого, слушать Яна Халиба, смотреть реалити-шоу по пятницам и копить деньги на новые кроссовки от «Адидас».

– Ну, не знаю. Мне вот никогда не хотелось быть не такой, как все, – пожала плечами Вероника. – Слава богу, сколько я не искала, я не нашла в себе ни одного качества, которым не были бы наделены все остальные люди. И я только рада этому, потому что клеймо «не такого» остается с тобой на всю жизнь. Сначала это даже нравится, а потом ты уже не можешь от него избавиться. Ты попросту привыкаешь к нему, оно врастает тебе под кожу. Знаешь, не слишком-то хочется противопоставлять себя всем вокруг. Ты либо делаешь это своей изюминкой, чего мне лично совершенно не хочется, либо… просто живешь без излишней драматичности. Что меня вполне устраивает.

– Что ж, поздравляю, кажется, ты настоящая индивидуальность, – засмеялся Матвей. – Обычный человек в толпе сумасшедших, скучающих, истеричных, порочных, неисправимых оптимистов и законченных перфекционистов. Просто поразительное исключение из правил.

Веронике было с ним… Нет, не легко. Как раз-таки легко с ним точно не было, потому что каждая частичка ее тела была напряжена до предела. С ним было… Волнующе. Необыкновенно. Захватывающе. Она могла болтать абсолютнейшие глупости, но с ним они странным образом обретали смысл. А все, что ранее казалось важным, отходило на второй план. Оставался только этот миг, заключенный в янтарь, и хотелось взять от него все, что только можно. Вероника больше ни с кем такого не испытывала.

Ей бы хотелось, чтобы дорога до музыкальной школы никогда не кончалась, а потоки мутной дождевой воды отрезали их от всего остального мира. А они бы все шли и шли, укрывшись ото всех и вся под непроницаемым куполом зонта. Забыв о том, что они не возлюбленные и даже не друзья, о том, что это их самый длинный разговор, и о том, что, когда зонт будет сложен, они снова станут почти что незнакомцами…

Но все, что мы хотим отложить, с издевкой приближается слишком близко. Прямо перед ними из серой пелены выросло мрачноватое старое здание школы. Они остановились перед обветшалой от времени дверью. Матвей сложил зонтик, и Вероника с сожалением отошла от него. Они вместе ступили внутрь.

– Ну… мне уже пора, – сказала Вероника, остановившись перед лестницей и бросив на него неуверенный взгляд. – Спасибо тебе… за зонт.

Она хотела добавить «и за разговор», но вовремя прикусила себе язык.

– Да не за что, – небрежно отмахнулся Матвей и отряхнул зонт. – Ну, до встречи. Я как-нибудь загляну.

Он подмигнул ей и мгновенно умчался вверх по лестнице, словно разом забыв про ее существование. Вероника растерянно посмотрела ему вслед. Он ведь только-только вел с ней сокровенные разговоры, а теперь попрощался так равнодушно, словно они поболтали о приготовлении курицы гриль. Да уж, никогда ей его не понять. Лучше забыть о нем.

И, решительно поправив потемневшие от влаги волосы, Вероника направилась в класс вокала.

* * *

– Что-то ты сегодня не в духе, – проницательно заметила Альбина, отрываясь от стопки нот.

– Да уж, денек выдался тот еще, – не стала скрывать Вероника – Альбина все равно всегда видела ее насквозь.

– Неприятности в школе? Проблемы с родителями? Ах да, наверняка замешан какой-нибудь парень?

– Всё.

– Что «всё»?

– Всё из вышеперечисленного.

Альбина сочувственно посмотрела на нее.

– Да уж, как говорится: «Одна беда идет – другую ведет». Но выше нос, это действует и в обратном направлении.

Альбина никогда не лезла к ученикам с назойливыми расспросами, если они сами не горели желанием делиться своими проблемами, и это выгодно отличало ее от других взрослых.

– Но ведь это не отразится на наших занятиях? – цепко взглянув на Веронику, спросила она.

– Отразится. Я буду петь с б?льшим чувством. Ты же знаешь, я совсем разучилась выражать эмоции по-другому.

Альбина одобрительно улыбнулась. Она всегда говорила: «Гнев, раздражение, радость, боль, эйфория – все это нужно пропустить через себя и позволить вылиться через голос, как сквозь врата рая».

Альбина была ее педагогом, лучшим другом и психологом разом, причем эти личности не совмещались в ней, а просто сменяли друг друга, как будто она переключала режимы. Альбина была еще довольно молода – ей едва исполнилось тридцать три, так что все называли ее просто по имени. Но это не мешало ей вызывать такое непоколебимое уважение, что никто бы не посмел сказать о ней что-то оскорбительное даже в стенах собственного дома. Впрочем, мало у кого появлялось такое желание, потому что Альбина относилась к своим подопечным как к родным и готова была выслушивать все их подростковые жалобы. Она общалась с ними на равных, без тени превосходства, не давая непрошеных советов, ничего не приукрашивая и ничего не смягчая. За это Вероника ее и любила.

Впрочем, все это не мешало Альбине превращаться в глыбу льда во время репетиций, беспощадно заставляя ее по двадцать раз петь одну и ту же песню, пока она не добьется идеального исполнения всех нот. Но поэтому Вероника и была ее лучшей выпускницей и главной надеждой.

– А где все остальные? – Вероника недоуменно оглянулась.

– Я решила, что в этом году буду проводить с тобой регулярные индивидуальные занятия, – Альбина, как по щелчку, переключилась на свой тон «строгий педагог» и посмотрела на нее прищуренными серыми глазами. – Надо полностью сосредоточиться на подготовке к конкурсу, на который мы обе возлагаем большие надежды. Правда, для меня это только повод для гордости за свою ученицу, для тебя же – надежда на будущее. Ты сама прекрасно все понимаешь, так что я не буду зря сотрясать воздух словами и говорить о том, как важны наши репетиции. Надеюсь, это не станет помехой твоим занятиям в школе.

– Разумеется, нет, – не моргнув глазом ответила Вероника. Они обе прекрасно знали, что это неправда.

– Ты так и не решила, какую песню будешь исполнять?

Вероника сокрушенно покачала головой. Ей были по душе многие песни. Но та, которую она исполнит на конкурсе, будет своего рода судьбоносной, поэтому ей хотелось выбрать что-то действительно особенное – то, что затронет ее душу и сердце.

– Ладно. Но не затягивай слишком сильно – нам нужно отточить все до идеала. Я не буду предлагать тебе ничего и тем более выбирать за тебя – это твой выход и твое решение. Просто… прислушайся к тому, чего ты больше всего хочешь, и делай свой выбор исходя из этого, – льдинки в глазах Альбинки возбужденно блеснули. – Эта песня… она должна быть и вызовом, и воззванием, и криком, и мольбой. Ты должна взять в плен их сердца и не оставить им выбора. И тогда главный приз будет наш.