Вслед за тенью. Книга третья

Эту невесту галантно приобнимал за плечи гость в дорогом костюме Человек-Паука. Лицо его прикрывала маска, полоски на которой образовывали линии в полном соответствии с образом этого персонажа. Однако на щеке его – справа – красовался всё тот же странный орнамент, хоть и был он заметен не так чётко, как у Люцифера.

– Что это за рисунок? – тихо спросила я у Виктории, кивнув в сторону Люцифера с Человеком-Пауком.

– Триксель, – коротко ответила она, более ничего не объяснив. Я обернулась в пол-оборота к своей Кудряшке, заглянула той в глаза и уже была готова задать уточняющий вопрос, но Кудряшка остановила меня предостерегающим взглядом.

«Не задавай лишних вопросов!» – будто велел он мне, и я, вздохнув, повиновалась.

Однако незнакомое слово не только приковало к себе моё любопытство, но и спровоцировало появление неприятного холодка в груди. Я всмотрелась в обоих обладателей этих знаков на масках и заметила, что держатся они вполне галантно и не позволяют себе ничего лишнего. Это меня несколько успокоило.

Чтобы окончательно расстаться с неприятным ощущением в груди, я, в который уже раз, оглядела зал.

Среди всего многообразия персонажей мой взор зацепился за героев полюбившейся когда-то саги. Внимание моё привлекли две персоны, стоявших в пол-оборота ко мне в самой глубине зала, на довольно внушительном от нас расстоянии.

Несколько лет назад Алиса – большая любительница компьютерных игр – познакомила меня с «занятной игрухой», как она тогда выразилась. Несмотря на то, что я никогда не была фанатом такого рода времяпровождения, та игра пришлась настолько мне по душе, что я запоем прочитала и средневековую мистическую сагу, по которой она была создана.

Мне тогда понравились образы нескольких героев. Лиска, обожавшая нарекать любого на свой манер, окрестила их «Циря», «Йена», «Рин», но наиболее обожаемым из всех обитателей той игры и соответственно: саги – для меня стал самый загадочный из всех – тот, кого Алиса окрестила «Гером».

Обомлев от изумления и неотрывно глядя в даль, я сейчас созерцала двух их персонажей той игрухи, но – наяву!

Первым делом внимание моё привлекла Циря. Её костюм нельзя было с точностью назвать платьем невесты, хотя покрой его был очень схож с моим. В нём, как и в моём, присутствовал нюанс, однако на её платье он бросался в глаза многим более моего собственного.

В явный диссонанс с белизной ткани, из которой был пошит её наряд, входила довольно широкая полоса из тёплого светло-терракотового оттенка, спускающаяся от груди и захватывающая всю талию до бёдер. Создавалась иллюзия плотного широченного, очень броского, будто кожаного ремня, тисками сжимавшего осиную талию гостьи.

Та повернулась ко мне своей стройной спиной, и вид её длинных волос, стелющихся ровной блестящей гладью до самой поясницы, всколыхнул в памяти ещё одно недавнее воспоминание.

Я напрягла свои взбунтовавшиеся серые клеточки и внутренним взором увидела просторный зал ресторана, в котором в прошлую пятницу устроила то памятное шумовое представление с капельками от гранатового сока, опрокинув на себя содержимое бокала, предназначавшегося Орлову. Как раз за его столиком и восседала тогда девушка с очень похожими, такими же длинными и блестящими волосами. Сидела она тогда спиной ко мне, что и позволило запечатлеть в памяти её пряди во всей красе и подробностях. Правда, оттенок её локонов сегодня слегка отличался. Сейчас он стал чётко пепельным, но остался ровно той же длины и степени ухоженности. Текстура волос увиделась мне такой же блестящей и гладкой – настоящей зеркальной гладью, как тогда, так и сейчас мощным магнитом притягивающей внимание окружающих.

Гостья, видимо, интуитивно ощутив на себе мой пристальный взгляд, на пару мгновений обернулась в нашу сторону, и я заметила у неё на лице ровно такую же, как у меня маску, сквозь которую меня протаранили ревностным взглядом изумрудных глаз.

«Что здесь делать спутнице Орлова? Нет, её не может быть здесь по определению», – притушила я своё разбушевавшееся воображение и сосредоточила внимание на человеке, сопровождавшем гостью и стоявшем теперь лицом ко мне, вернее – лицом, спрятанным под чёрной глянцевой маской. Сквозь неё на меня смотрели тёмные, настолько влажные глаза, что создавалось впечатление, будто мужчина плачет.

Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что это – далеко не так: он совсем не расчувствовался, повстречав здесь – наяву – свою коллегу по саге, просто обладал неприятной особенностью скользкого взгляда – особенностью, которую я ярко представляла себе за чтением саги, а в реале – наблюдала лишь однажды: как-то в очень далёком детстве.

Воспоминания о том моём пересечении с обладателем подомный глаз надёжно спрятались в самых дальних уголках моей памяти. И припрятались они там настолько глубоко, что я так и не смогла выудить их в моменте, то есть – без затрачивания дополнительных усилий.

«Ладно, вспомню после…», – решила я, перестав изводить свои серые клеточки тем воспоминанием и сосредоточившись на образе, созданном скользким гостем.

Костюм его был полной копией одеяния персонажа из компьютерной игры, созданной по мотивам той саги. По Алискиной классификации переименований я определила этого члена клуба как Рина.

Сей коварный чародей-недоучка из саги был облачён в бархатный кафтан оттенка сепии, то есть – приглушённо коричневого, с красноватым отливом. Поверх кафтана был накинут стильный плащ совсем не чёрного цвета, как у некоторых других гостей. То была добротная, чуть ли не в пол по длинне накидка странноватого: с некой смесью черновато-серого оттенка, дополненного неслабым отливом болотного.

«Он будто бы недавно выплыл из тины и сразу пожаловал в клуб. С корабля на бал… – размышляла я, всё ещё выдерживая на себе прямой взгляд чёрных влажных глаз этого человека. – Болотный червь какой-то», – мысленно окрестила я его по аналогии с телосложением: чародей сей хоть и отличался высоким ростом и даже обладал некоей пластичностью в движениях, однако казался больше худощавым, нежели стройным. И эту худощавость я назвала бы излишней.

«Слишком жилистый. Неприятный тип», – припомнились вдруг слова Полины.

Когда-то очень давно я подслушала, как она высказала их папе. Высказала уже после того, как человек с похожим взглядом ушёл, предварительно что-то обсудив с отцом. – Да… Я помню слово «предварительно». Его произнёс тогда папа в разговоре с тем человеком… Когда это было? До того, как папа отбыл в ту злосчастную командировку. Да, это было незадолго до того… За несколько дней до… О чём они тогда беседовали? Не помню… Как странно: я ведь была тогда рядом с папой и всё слышала… Может сеттинг поможет вспомнить?.. Надо попробовать. Стол на открытой площадке, типа кафе. На столе передо мной – большая чаша с мороженным… Моим любимым – фисташковым. Двойная порция. Да, папа тогда взял мне двойную порцию, но велел есть вкусняшку медленно, мелкими порциями и не рассказывать об этом маме. Почему? Потому что она была бы не рада. Она всегда мечтала, чтобы я была стройной, а для этого надо было ограничивать калории. Ладно… Отвлеклась. Ракурс – на наш с папой столик! – мысленно велела я себе и сосредоточилась на прояснившейся картинке перед глазами: – Довольная нежданно свалившемся на меня бумом калорий, я ем мороженое и тут… К нашему оазису счастья подходит человек с мокрым взглядом. Подходит, приветствует папу… Называет меня… Как? Не помню… Ладно… Тот садится за наш столик и перетягивает всё папино внимание на себя. Мне становится обидно, ведь папа сказал, что скоро уедет в важную командировку, и мне хотелось провести время только с ним. Только вдвоём. Полина поняла это и оставила нас в кафе. Оставила и ушла пробежаться по магазинам. Да, она тогда ушла и вернулась только тогда, когда тот дядька поднялся из-за стола и собрался уходить. А когда он ушёл, она и сказала те слова, которые я вспомнила выше. Но это было позже… Вернёмся на исходную. Дядька с важным видом усаживается за наш столик и что-то говорит папе. Что именно? – Я напрягаю память, но пред глазами предстает лишь белый лист… Вакуум. Полный вакуум по той их беседе. – Нет, – удручённо констатирую я и с сожалением добавляю: – Не вспоминается… Ладно, зайдём с другой стороны. Что делаю я? Я закидываю сердитыми взглядами вероломного вторженца в наше с папой общее пространство и начинаю резво «болтать» ногой под столом. Это – моя дурная привычка в детстве. Она проявлялась, если я сердилась или очень обижалась на что-то. К слову, с этой вредной привычкой неустанно боролись и дедушка, и Полина. Ладно… В тот день я и сердита на того дядьку, и одновременно обижена на него. Поэтому я болтаю ногой настолько усердно, что несколько раз попадаю своим новеньким сандаликом этому человеку по коленке. Тот слегка морщится, но замечания мне не делает – он просто игнорирует меня и продолжает о чём-то говорить с папой. Так о чём они тогда говорили?.. Не получается припомнить… Помню лишь, как папа ему тогда сказал: «Но имей в виду: это – предварительная договорённость. Мне нужно обсудить её с Холодом… Да, с Холодом… Папа сказал именно так. О чём была та договорённость? Да какая разница, Катя! Причём тут это сейчас? – вдруг рассердилась я, скорее на то, что не могу в подробностях припомнить всё из того дня. – С чего вдруг мне это припомнилось? Где гарантия, что это – человек из того эпизода? Её попросту нет! Этого типа с тем связывает только сальный взгляд! Ну и, похоже, – острые коленки», – сделала вывод я, окинув взглядом эту часть тела того, кто всё ещё буравил меня взглядом, того, чей взгляд я с честью выдержала, подсознательно как бы бросая вызов.

Циря, стоявшая рядом с этим Болотным Червём, видимо, заметила, что её спутник одаривает вниманием чужую даму и снова окинула меня, теперь – пронизывающе-придирчивым взором. А затем… Затем, вдруг резко потеряв ко мне всякий интерес, воззрилась на кого-то, явно находившегося недалеко от меня. Я проследила за тем, куда смотрит обладательница строптивого взгляда, и ахнула от неожиданности!

В зале появился очень узнаваемый для меня персонаж. Своей загадочностью тот затмил в моих глазах всех присутствовавших и я, против собственной воли, прониклась к нему уважением и даже – некоторой подсознательной общностью, что ли… Похоже, причиной тому было то, что персонаж, неспешно и очень уверенно шествовавший сейчас в самую вглубь зала, представлял из себя практически полную копию главного, так полюбившегося мне героя из той саги.

Покрой костюма строго очерчивал высокую мускулистую фигуру Гера. Если придерживаться Алискиной классификации имён из её занятной игрухи, то в зал сейчас вошёл именно он! Обладатель этой фигуры увиделся мне настоящим атлетом из средневековья: высоким, стройным и одновременно мощным.

Рельефно развитый торс незнакомца, наверняка закалённый регулярными тренировками в спортивном зале, был облачён в кольчугу: очень плотную, неоднородного, по большей части – тёмно-коричневого оттенка. Поверх неё грудную клетку гостя крест на крест стягивали широкие полоски из ткани, по фактуре схожей с кожаной. Очерчивая контур массивных плеч члена сего мутного клуба аксессуар этот визуально усиливал мощь, что добавляло герою моих подростковых фантазий могущества с самой толикой кровожадности.

Кончики белёсых волос того, с кого я теперь не сводила глаз, едва касались плеч, а вероятные изъяны на лице (если иметь в виду полное совпадение с героем саги) полностью покрывала маска. Медленно продвигаясь вперед, Гер порой оборачивался по сторонам и будто сканировал окружение зала взглядом. Глаза сквозь узкие щели чёрного маскировочного покрытия смотрели на всех абсолютно по-волчьи: властно, с неким подозрением и настолько многозначительно, словно их хозяину известно больше остальных, здесь присутствующих. Это странное ощущение усугублял оттенок радужки, который увиделся мне очень светло-карим, почти жёлтым. Взгляд этих глаз покорял остротой и вонзался он словно иголкой в, казалось бы, самое сердце того, кем хозяин этих глаз по ему одному известной причине вдруг заинтересовывался. Когда укол этих глаз достиг и моего лица, я заметила, что в их радужке заметен эффект некой зеркальности, что ли.

Если Гер задерживал внимание на объекте своего интереса, как сейчас – на мне, например, то глаза его принимались искриться по-особенному. Не отводя взгляда от этих странных очей, я никак не могла определить природу их блеска. Было ли причиной тому освещение, яркими лучами лившееся с потолка, либо нечто другое, с явным налётом мистицизма, – оставалось для меня непонятным.

«Какое точное попадание в образ!» – мысленно восхитилась я и, справедливости ради, добавила: – Нет эффекта плаксивости, как у прежнего объекта моих наблюдений».

Образ гостя завершался брюками из грубой темно-коричневой, почти чёрной кожи, скорее всего – буйволиной, подчёркивавшей хищную, сродни звериной, мощь в, казалось бы, стальных икроножных мышц. Сапоги, сходные с брюками по фактуре, подчеркивали длину ног. Человек в костюме Гера продолжал не спеша расхаживать по залу. Словно настоящий вождь стаи, он инспектировал нас могущественным сканирующим взглядом, будто все, здесь собравшиеся, были его паствой, и в данный момент он выискивал в ней неблагонадёжных.

Гер неспешно достиг центра зала. Вдруг яркий отсвет некой иллюминации опалил белесый оттенок его волос и на мгновенье-другое локоны словно взыграли алым пламенем. Это придало незнакомцу флёр пущей таинственности в моих глазах. Под впечатлением оказалась не только я. Вокруг послышались негромкие восторженные «ах» и опасливые «ой», что только подтвердило мой вывод. Впрочем, сей чародей проигнорировал их все с достоинством настоящего императора, а следом – скрылся в глубине зала, растворившись в толпе других приглашённых.

Эффектный трюк с «возгоранием волос» никак не давал мне покоя. Чтобы найти источник той молниеносной вспышки, я подняла взор к потолку и обомлела!

Глава 11 «Лестница в небеса»

Стеклянный потолок накрывал нас, будто куполом. Сквозь него, на существенном от нас отдалении вполне можно было различить мелкие звёзды, местами застилавших тёмную гладь неба небольшими островками из светлячков. Но всё это было заметно, так сказать у краёв потолка – по периметру, тогда как в самом его центре…

Прямо по центру этого огромного зала взгляд мой натолкнулся на не менее живописное и до чёртиков правдоподобное изображение огромного ярко-красного очага. Он напомнил мне очаг с магмой, который я как-то увидела на картинке в школьном учебнике по географии. Из этого самого «потолочного очага», как я его тут же окрестила, образовывалось и устремлялось вверх чуть ли не настоящее жерло вулкана!

На первый взгляд это смотрелось вызывающе, я бы даже сказала: вызывающе мрачно, если бы не то, что изображение, очень смахивающее на подвешенную к потолку инсталляцию, было выполнено не в хмурых тёмных тонах, а наоборот – в тёплых и мягких.

«Хотя… Ладно, не таких уж и мягких, как мне бы хотелось… В полумягких, скажем так… – мысленно сделала я поправку, рассматривая единственное, вызывающе яркое пятно, отыскавшееся-таки в этом зале. – И как я его раньше-то не заметила? Разве это не безвкусица? Разве потолок не входит в лютый контраст с изысканно светлым оформлением стен? – вдруг проснулся во мне фотограф-эстет, – Не входит, – подумав, решила я, – а только подчёркивает их изысканность. Но такой потолок должен давить на стены, разве нет? – тут же поспорила я с собой, – А он почему-то не давит, даже наоборот – как бы расширяет пространство наверху… И будто бы ещё больше отдаляет потолок от пола. За счёт чего такой эффект? За счёт объёмности? Да. И за счёт трёхмерности изображения… Или это не изображение вовсе, а всё же инсталляция, прикреплённая к потолку? – пыталась я разгадать дизайнерскую фишку, как сказала бы Маша. – Если это и инсталляция, то совсем не громоздкая. И выполнена она настолько искусно, что образует с потолком единое целое».

У меня не получалось до конца разгадать, как дизайнеру удалось достигнуть столь явного эффекта визуального расширения пространства, но удалось это ему однозначно. Это говорило о высоком профессионализме команды, занимавшейся оформлением этого симбиоза ада и рая. Да, именно так я бы и назвала то, что предстало теперь пред моим взором.

«Стоп, я же видела эту конструкцию снаружи – на крыше здания, когда мы только к нему приближались. То сине-сизое свечение же исходило как раз из «жерла вулкана». Значит, это была не простая крыша с муляжом, в котором вмонтированы лампочки светомузыки, а целая конструкция со сложным не только дизайнерским, но и инженерным решением. И теперь я увидела её изнутри. Увидела и, надо сказать, поддалась магии её мрачного великолепия. То, что потолок каким-то странным образом никак не давил на меня, – поражало и с каждым мгновением всё сильнее распаляло мой интерес.

По большей части эта потолочная конструкция была выполнена в серо-бурых тонах и представляла собой трехмерное изображение неровной бугристой поверхности, очень похожей на застывшую пористую лаву, будто образовавшуюся вследствие самого, что ни на есть реалистичного извержения вулкана.

«Да, словно настоящая остывшая лава… Как талантливо передано… Просто до мурашек правдоподобно!» – снова мысленно восхитилась я.

На одном из снимков в учебнике по географии был запечатлен поразивший меня тогда момент перед извержением вулкана. И на нём всё было представлено примерно так же, как и на потолке этого зала, будто дизайнер вдохновился тем же снимком или очень на него похожим, а при реализации замысла просто перевернул его, так сказать, вверх ногами.

Моё внимание снова привлекло широкое подножие вулкана. Видимо, что-то в настройках инсталляции изменилось и теперь она выглядела так, будто «вулкан» только что был разбужен некой неведомой силой. «Магма» теперь будто постепенно прогревалась, меняя цвет на более насыщенный, и будто изнутри полнилась огненными прожилками, уже готовыми излиться на поверхность. С той лишь разницей, что излиться не вниз – к нам на голову, иными словами – на землю, а как бы вознестись к самому небу.

Любопытство моё разыгралось не на шутку, и я сделала несколько шагов вперед. Мне захотелось изучить кратер как бы изнутри – из самых недр земли, если можно было бы так выразиться.

Через несколько мгновений я стояла уже в центре зала, прямо под конструкцией, то есть под огромным чашеобразным нечто, до жути правдоподобно теперь бурлящим и словно выстреливающим вверх своеобразной воронкой.

Моя запрокинутая голова закружилась от дурманящей свежести, мощным потоком ринувшейся в ноздри. Похоже, фильтр, встроенный в маску, поймал этот поток и с оптимизмом принялся за свою основную работу. Ощущая на своём локте крепкий захват пальцев Кудряшки, последовавшей за мной по пятам, я до кончиков пальцев прочувствовала весь магнетизм этой, талантливо исполненной иллюзии.

Эффектно запрограммированная световая феерия наглядно показывала весь процесс начала извержения, словно я смотрела обучающий фильм на эту тему, причём наблюдала это с совершенно непривычного ракурса. Мельчайшие красные огоньки точно подобранного освещения пробегали по импровизированному жерлу, образуя тонкие нити капилляров этого, взрывоопасного на вид и, казалось бы, такого живого вулканьего организма.

Ближе к выходу из жерла, на пути к звёздам, капилляры эти наливались силой: алые прожилки становились шире и темнее, будто окончательно превращались в кипящие языки живой пламенной массы.