Моё раздухарившееся воображение представило их в виде настоящих мощных артерий. Очень реалистично изображенные, они неуклонно стремились вверх, будто затягиваемые в небеса огромной силой гравитации. Наглядно пышущие жаром, видимо, из-за бесконечно молниеносно мигающей россыпи мелких алых ламп, встроенных в эту трехмерную конструкцию, языки этого, до жути реалистичного костра ярким заревом возносились к небу.
«Настоящий вулкан страстей!» – вдруг втемяшилось мне в голову, – Каких страстей, Катя! Это стихия, вернее – её наглядная имитация. А в окружении гостей – всё степенно и культурно. Совсем не то, что этажом ниже», – наверное, уже раз в сотый напомнила я себе.
Дышалось здесь – под самым жерлом до умопомрачения легко. Похоже, вулкан этот и был основным источником свежего воздуха в зале – панацеей, позволявшей обитателем сих райских пенатов чувствовать себя легко и непринуждённо. Прежде чем попасть в зал, воздух, по-видимому, проходил серьёзную фильтрацию а, возможно, и дополнительно насыщался кислородом. Поэтому мои серые клеточки так быстро ожили и даже оказались одурманены. Я чувствовала, как от избытка кислорода всё ещё слегка кружилась голова.
Несмотря на это, аккуратно вдыхая живительную свежеть, я продолжала наблюдать за красочной феерией на потолке. Мне вдруг показалось, что проснулась она специально для меня. Осознание этой «завиральной идеи», как назвал бы её папа, настолько наполнило меня эйфорией, что даже зрение, казалось, улучшилось в разы. Это позволило мне заметить, что выше – у самых звёзд, это мистическое вулканье зарево каким-то причудливым образом обретает знакомые оттенки холодного сине-сизого. Их-то я и заметила при приближении к зданию клуба. Однако с этого ракурса постепенный переход из алого в синий создал в моих глазах эффект светящейся дорожки, словно ведущей от земли к небесам.
«Лестница в небеса», – мысленно предположила я и выдохнула в восхищении: – Красота неописуемая!»
Эта, словно живая лестница, попеременно то пышущая алым жаром, то будто остывающая до синеватого оттенка, распалила моё воображение настолько, что я представила её настоящим порталом в космос: порталом, к владению которым все здесь собравшиеся были прямо или косвенно причастны. Все, включая меня!
Я поймала себя на мысли, что помимо собственной воли реально поддалась этой иллюзии перевернутости мира, настолько наглядно изображённой. Поддалась до такой степени, что успела представить всех здесь присутствующих, включая и нас троих, некими мистическими сущностями, обитающими под землёй и имеющими возможность видеть небо и коммуницировать с миром людей только через жерло этого импровизированного вулкана.
Осознавать это было странно, но до чёртиков реалистично. То ли пары дурмана ещё не до конца выветрились из моей буйной головушки, то ли кислорода в центре зала стало слишком много, то ли весь сюр, творившийся со мной целую неделю как-то расширил сознание и адаптировал его ко всяким несуразностям, но всё, что я сейчас увидела, заставило меня на все сто прочувствовать себя здесь своей – ощутить себя равной среди всех этих анонимов, ведь и я сама сейчас была анонимом, а значит – одной из них.
«Здесь все свои!» – мысленно твердила я, не в силах избавиться от этого навязчивого ощущения.
Может быть, эту мою завиральную уверенность в себе подкрепляло присутствие Виктории. Она стояла рядом, словно мой самый верный на свете страж, и с достоинством важной павы следила за собравшимися в зале, будто инспектируя всё и вся. Я не понимала, как это у неё получается, но она будто возвышаясь здесь над всеми, несмотря на свой невеликий рост. Ровно также она вела себя и накануне, сидя за столом в нашей с Марьей комнате в общежитии, когда мы только готовились к вылазке в этот клуб.
Тогда она увиделась мне чуть ли не всевидящим оком, наблюдавшим за двумя неразумными мышками-норушками, одна из которых – сверх всякой меры строптива, а другая – излишне заторможена от дикой усталости.
Сейчас от Виктории исходила та же покровительственная аура, но теперь она была щедро приправлена явной заботой обо мне, и я остро чувствовала её поддержку.
Порой я ощущала на себе её внимательный взгляд, а время от времени – и лёгкое касание за локоть. Она будто безмолвно говорила мне: «Ничего не бойся. Я буду рядом и не дам тебя в обиду». И я была признательна своей Кудряшке за эту демонстрацию самообладания и полной уверенности в том, что всё идёт, как надо и она всё делает правильно. Её уверенность в собственных силах, похоже, передалась и мне. Кейси, казалось, наполнила меня ею до предела, подарив ощущение лёгкости и комфорта в этом, совсем незнакомом мне месте.
– Ну что, изучила систему аэрации? – усмехнулась моя Кудряшка.
– Да, посмотреть тут есть на что, правда?!
– Соглашусь, – ответила она, – чётко просчитано.
– Да, красиво!
– Функционально, – поправила она мой вывод. И добавила: – Всё продумано до мелочей… Чтобы, не дай бог, не вызвать у элитки дискомфорта.
– Да, фееричное нагромождение всего и вся! – негромко откликнулась Марья, стоявшая по другую от меня сторону.
– Это, как лестница в небеса, видишь?
– Вижу! Срань Господня!
– Напрасно ты так, Маш… Мне кажется, если бы мне взобраться бы по ней, то найду ответы на все свои вопросы…
– Бы-бы! Какие на фиг ответы?! Грохнулась бы оттуда – вот и весь ответ! Знаешь, как больно падать с такой высоты!
– Ну и что? Пока падала бы – наверняка бы что-то полезное узнала бы… – поделилась я подруге в ответ.
– Ой, малахольная! – воскликнула та и рассмеялась.
– Ну, спасибо…
– Уймись уже! Не пугай и не обижай её, – вступилась за меня Кудряшка. А затем, помолчав, мне пообещала: – Узнаешь. Всему своё время.
– Ты, типа, видишь это, что ль? – подначила её моя забияка.
– Не без этого, – спокойно бросила ей в ответ Вика.
– Надеюсь, что узнаю… – проговорила я и вздохнула.
– Не сомневайся: так и будет, – стало мне ответом от моей кудесницы.
– Спасибо, – поблагодарила я её и улыбнулась.
– Так! Здесь башка совсем не варит. Давайте вернёмся к стеночке, – настойчиво предложила Марья и объяснила: – Она вся такая милая… спокойная, совсем не то, что это… Чёт меня снова повело…
– Это от избытка кислорода, – объяснила ей Вика, – Мы сейчас – в эпицентре.
– Точняк! – бросила подруга ей в ответ. И саркастично проворчала: – Боюсь представить, сколько деньжищ было вбухано в это бушующее непотребство.
– Бушующее непотребство? – повторила за ней Вика и заметила: – Не узнаю тебя.
– С чего бы? – не «заржавело» за Марьей.
– С того, что готова была услышать этот возвышенный слог от Сирены, но никак не от тебя, Незабудка. Уж прости покорно.
– Не прощу! – капризно бросила ей в ответ моя строптивица. И добавила: – Мне, знаешь ли, тоже не чуждо чувство прекрасного. Но это, – указала она взглядом на потолок, – всё же – на грани. Что-то с чем-то. Кароч, любой каприз за ваши бабки. Мда… Бабло решает всё!
– Не всё… Многое, но не всё, – задумчиво возразила ей в ответ Вика.
– Хорош морализировать! Пройдём, Блаженная ты моя, приставлю тебя к стенке! – с усмешкой обратилась она ко мне.
– Вот, ты сегодня как скажешь, так… – пробормотала я.
– А чё такого? У тебя ж вон ноги уже подгибаются! Или тебе понравилось торчать в центре внимания?
– Какого внимания?
– Всеобщего, мать! – не замолкала Марья, – Иль не заметила, как на тебя все пялятся, пока ты потолок прокалываешь?
– Чем прокалываю, Маш?
– Взглядом, мать! Своим шальным взглядом, ясно!
– Ясно, – пробормотала я, – И ничего он у меня не шальной…
– А чё тогда зенками, как зомби, сверкаешь, а? – никак не угомонялась Марья.
– Права, пойдёмте отсюда, – поддержала мою занозу Вика и потянула меня за рукав платья на наше прежнее место.