Слова

Ниночкина мама молодая цыганка, родила ее в шестнадцать лет. Она пела, а Нинин папа играл на гармошке. Веселые у неё родители были. А когда цыганка танцевала на улице перед домом, вся деревня собиралась посмотреть на этот концерт. Люди садились на обочину дороги, смеялись и аплодировали. Однажды моя мама спросила Нину:

– Твой папа пьет?

– Когда пьяный пьет. Когда не пьяный не пьет.

Вся деревня еще долго смеялась над этой фразой. Ниночка вообще веселая была, как и её молодая мама. Однажды она ещё один прикол выдала:

– Лучше синица в руках, чем дятел в жопе.

Я потом эту поговорку стала повторять и смеяться.

– Какой ужас! Чтобы я больше этого от тебя не слышала! – говорила мама.

В деревне почти все мужики пили, кроме моего папы. Он никогда. Вставал рано утром, читал молитву и делал зарядку.

Когда мне исполнилось четыре я научилась читать и писать, и начала записывать свои выдуманные истории, хоть и с ошибками. Писала письма в Америку, своей тете, маминой сестре. В ответ они присылали кучу фотографий и открыток. Небоскрёбы, большие мосты, ночной Нью-Йорк. Некоторые были подписаны с обратной стороны: «Это мы на сто втором этаже. twin towers. NY»; «В музее восковых фигур»; «На ниагарском водопаде» и т.п. Я рисовала эти башни потом, резала бумагу и строила домики, брала сигареты из магазина и делала из них белые колонны.

– Что это? – спросила мама как- то.

– Колхоз.

– Все разрушают колхозы, а она строит – говорит мама.

На полках возле папиной кровати было много книг, я залезала на стол, чтобы их достать. Папа был ветеринарный врач и там были книги с цветными картинками, изображениями животных в разрезе. Собака в разрезе сбоку: внутри сердце, печень еще какие-то органы. В основном все книги по медицине, и еще разные книги с непонятными чертежами. Я не помню этого, но я упала с того стола и сломала ключицу. Зато помню, как мама часто ругала папу:

– Ты тут лежал, и не видел, что она упала и орет! Я приехала, а у нее ключица сломана! Как можно быть таким! Спать, когда ребенок так орет!

Однажды я взяла простыни и вырезала из них два круга: большой и поменьше, получилось платье белое, балахон такой. Убежала в нем на улицу, бегала по деревне, а потом начался дождь, и я спряталась в гараже. Каталась там на качелях, которые папа для меня сделал, смотрела на дождь через ворота сарая. Мама нашла меня и повела в дом.

– О! ты вся промокла. Что это на тебе? Уже осень в платье холодно ходить.

– А платье теперь испортилось? – спросила я маму.

– Да, конечно – ответила она, и я поверила, что от дождя платье испортилось.

После этого все ножницы и ножи спрятали от меня. Платьев там было у меня много, переодевалась иногда несколько раз в день. Однажды я подумала: «это платье одевала, это тоже, что бы еще такое придумать… ммм… голой еще не выходила!». И побежала на улицу без одежды, такая, королева эпатажа))

– Голой нельзя ходить! – кричали женщины со скамейки – иди домой оденься!

Иногда к нам в гости приезжала тетя Зина, папина сестра. Она привозила полные сумки гостинцев, пирожки, конфеты и еще начинала готовить: месила тесто, жарила блины.

– Два блина испекла, а всю кухню забрызгала, свинья! – сказала мама, когда гостья ушла – все русские свиньи! Мы татары чистоплотные. Мусульмане. Свиней не держим.

Весной огромные сугробы снега таяли, речка разливалась и наш яблоневый сад оказывался в речке, как будто деревья растут прямо из воды. Перед садом был огород, а еще огород за домом и огород возле дома. Мама с папой там работали. Вырастали огурцы, тыква, картошка, еще что-то. Я собирала в банку колорадских жуков с картофельных кустиков. Помню помидоры черные.

– Это чернобыль – говорили они.

Мы с мамой гуляли летом по лесу, собирали грибы и ягоды. Помню высокие сосны, кусты, узенькие тропинки, полянку посреди леса залитую солнцем, я собираю в корзинку землянику. Мама учила меня какие грибы съедобные, а какие ядовитые.

– Мухомор самый ядовитый, – говорила она – всё яркое, красивое, самое опасное.

Однажды мы заблудились, шли, шли и не могли найти выход из леса. Вдруг из норы из-под листьев вылезло чудище: заросший грязный человек! Мама закричала, и мы побежали со всех ног! Бежали пока не устали, потом шли, шли, наверное, весь день. Но к счастью мы вышли на дорогу в соседнюю деревню.

– Это тот мужик, который после чернобыля сошел с ума и сбежал в лес – рассказывала мама всем – я когда по страховке работала, зашла в один дом, а там обезьянка, думаю, ну обезьянка. А потом она как вдруг заговорила: «тетенька, дайте мне эту красную ручку» Ой! Кошмар! Я так перепугалась. Оказывается, это девочка такая волосатая! И она с другими детьми играет, как нормальный ребёнок!

Папа был верующий, православный христианин. Помню, как он становился на колени перед иконой и молился по вечерам. На шифоньере было много книжек с красивыми картинками, по которым папа рассказывал мне библию.

– Вот это Бог, а это люди. Это люди, которые любят и верят, и они попадут в рай, – рай в книжке был похож на наш яблоневый сад – А вот эти грешники: злые, жадные, плохие люди, их черти забирают, и они горят в аду. Видишь?

– Богатство, от слова Бог, – говорил папа- если будешь доброй, будешь любить, Бог будет слушать тебя, Бог будет рядом.

Иногда он катал меня на велосипеде, иногда на мотоцикле, а то просто на руках. Возле дома был старинный колодец, папа опускал туда ведро на цепи, крутил ручку и поднимал воду. Помню, как возле этого колодца он играл со мной, поднимал меня высоко и подкидывал вверх, брал за ноги и кружил, кружил, а я смеялась. Он сажал меня верхом на корову, и я каталась, держась за рога. Корова Милка родила телушку, весной в Марте, мы назвали ее Мартой. Марта жила прямо в доме в передней за загородкой возле печи, пока не стало достаточно тепло и у неё не выросли рожки. Мы с папой иногда ходили пасти стадо коров. В деревне пасли коров по очереди. Мы просто валялись весь день на лугу. Однажды на обратном пути корова завернула в чей-то сад и начала есть яблоки. Потом ее долго не могли выгнать из сада. Помню, как мы с папой ходили косить траву, трава высокая, выше меня. Папа заготавливал громадные копны сена – корм коровам на зиму. Он выбирал колючки из сена и только потом относил его коровам в сарай.

– Колючки выбирает, хоспади, ради скотины! Она сама выберет! – мама как всегда находила, что сказать.

Осенью Марта выросла и ее зарезали на заднем дворе. Я смотрела из окна как папа и сосед взяли телушку за ноги, она визжит, они режут.

– Не смотри на это! – сказала мама.

Но я тогда не понимала, что такое боль и что такое смерть. Позже папа научил меня любить животных и понимать других. Мне даже не было страшно. Просто интересно, что внутри теленка: мясо, кости, рёбра, печень, сердце… Я увидела вживую всю анатомию.

– А что внутри головы? – спросила я папу.

– Мозг – то чем корова думает. Мы из головы холодец сделаем))

Папа теленка разделал, разрубил на маленькие кусочки, и набил мясом полный холодильник. Я кусочек откусила.

– Сырое мясо не едят, его сначала готовят – сказал папа.

– Ну мы же сало сырое едим, селедку сырую едим – сказала я.

– Ну ешь. Если тебе нравиться. Мясо свежее, телушка здоровая.

Мама прибежала, взволнованная, говорит:

– Там Милка плачет! Настоящими слезами! Оказывается, коровы тоже могут плакать. Телёнка зарезали, слёзы из глаз капают.

Свинья родила кучу поросяток. Они по двору бегали, а я ловила их.

– Папа, один поросёнок убежал, я ворота открыла, а он выбежал.

Поросёнка мы долго ловили. Маленький, толстый, ножки короткие, а так быстро бегает, не поймаешь. Папа канат петлёй завязал и кидал на поросёнка, поросёнок зацепился и упал. Вот так поймали. Я поросенка взяла и хлыстом бью.

– Не бей поросёнка – сказал папа – а что если тебя хлыстом?

– Папа он противный, голый. Давай его зарежем и съедим.

– Подрастёт зарежем. Я шашлыки сделаю.