Герои нашего безвременья

Молодёжь не воспринимала всё происходящее в стране с таким унынием и тревогой, как их родители. Да, все погрязли в топком болоте безденежья; да, идеи, на которых их воспитывали с детства, вдруг смели метлой, как опавшую листву, и прибили к обочине; да, отовсюду были слышны разговоры о несправедливости. Но как хотелось жить! Наплевать на всё это, на стариков, на политиканов, на коммунистов, на либералов, и просто жить. Ведь это были их лучшие годы, что ж поделать, если они пришлись на излом? Вроде и жаловаться им было не на что: молодость их дедов пришлась и вовсе на Великую Отечественную…

Школьный приятель пригласил Игоря на свой День рождения.

Саше исполнялось двадцать. По этому случаю родители напряглись и организовали хороший стол: с салатом «Оливье», золотистыми куриными окорочками – пресловутыми «ножками Буша», множеством овощей и фруктов (благо было лето) и ящиком дешёвого пива. Саша учился в медицинской академии, и среди гостей было много его однокашников. Они курили, пили и щедро делились историями «из анатомички» и циничным врачебным юмором – шутками, над которыми громко смеялись молодые парни и девушки, которым до болезней и старости было как до Луны. В общем, было весело, девчонок много – будущих медсестричек и врачих. Одна из них сразу взяла Игоря «в оборот»: стала расспрашивать, рассказывать, заглядывать в глаза… Пышнотелая, смешливая, с умными глазами, которые были как бы старше её самой. Игоря поражало только, как она могла столько курить.

По прошествии часа все стали подниматься из-за стола, перемещаться по квартире, разбиваться на группки. Включили музыку, сразу образовались парочки. Игоря пригласила на танец та самая студентка. Она была ему по грудь, всё время запрокидывала голову, чтобы поймать его взгляд.

В какой-то момент в дверь позвонили, и Саша впустил в квартиру ещё гостей – долговязого белобрысого парня, и с ним – девушку, тоже светлую и высокую.

– Опаздываете! – заметил именинник.

– Дык, нам ехать дальше всех! – ответил гость, и все рассмеялись.

Потом были поздравления, потом Саша провёл новых ребят в комнату, где происходило застолье, и громко представил для всех. Как их звали, Игорь не расслышал: студентка кричала ему на ухо про своё восхищение песней Уитни Хьюстон «I will always love you», которая как раз звучала из магнитофона.

Как-то вышло, что, когда Игорь вернулся к столу, новые гости оказались рядом с ним. Правда, парень почти сразу встал и ушёл в другую комнату помочь имениннику настроить гитару. А девушка осталась. Сидела и ощипывала веточку зелёного винограда на своей тарелке. Игорь мечтательно проследил путь одной из виноградин от тарелки до её ротика. Девушка взглянула на него, и он заметил, что её глаза такого же цвета, как этот виноград. Потом много ещё деталей приметил, запечатлел в сердце: закатный свет золотился в её волосах, нежный румянец украшал её чистое, без капли косметики, лицо, а на безымянном пальце, на том самом месте, куда полагается надевать обручальное кольцо, у неё была крошечная родинка…

У Высоцкого поётся: «В тот вечер я не пил, не пел, я на неё вовсю глядел…» Так и было.

– Я тебя помню, – вдруг обратилась к нему зеленоглазка.

– Да? – удивился Игорь.

– Ты в нашей спортшколе занимался. Не знаю чем. А я спортивной гимнастикой. Ты заходил к нам как-то, на турниках повертелся. Наш тренер тебя прогнал, сказал, что с твоим ростом не надо. Я запомнила, потому что мне то же самое говорили. В итоге и ушла из-за этого. У меня метр восемьдесят.

Как ни странно, он тоже помнил этот день. Да, заходил в гимнастический зал. Да, выслушал от их тренера и похвалу, и совет заниматься каким-нибудь другим спортом. Он и занимался – тяжёлой атлетикой, это тогда модно было, пацаны хотели быть похожими на Шварценеггера…

– Не узнал меня, конечно?

Игорь честно покачал головой.

– Я тогда не была такой красивой.

Она улыбалась насмешливо, в глазах мелькали озорные огоньки.

Вообще-то Игорю нравились девочки скромные, домашние, но эта… эта изумительно красивая, осознающая свою красоту, своё превосходство, заставила его забыть о том, кто ему нравился раньше.

Говоря, она делала паузы для его ответных реплик, но Игорь молчал. Это её не смущало. Она говорила одна, как королева, а он её слушал. Он чувствовал себя всё более скованно, а она – всё более раскованно. Как будто она вытягивала из него волю, усиливая свою собственную.

– Когда спортом перестала заниматься, пошла в театральный кружок. И знаешь, это гораздо интереснее. В гимнастике каждая тренировка – одно и то же, одно и то же. А в театре у меня было столько ролей! И все разные. Например, я играла Лису в «Колобке» (это музыкальный спектакль был, он и взрослым интересный). Потом Снежную Королеву. В «Трёх мушкетёрах» – Миледи. Это из отрицательных. А из положительных: Красавицу в «Спящей Красавице» и Принцессу в «Бременских музыкантах».

Игорь мысленно примерял на зеленоглазку то рыжий комбинезон Лисы, то серебристое платье и «ледяную» корону, то коротенькое алое платье Принцессы, в которую влюбился Трубадур… Она сидела рядом с ним в джинсовой мини-юбке и клетчатой блузке с рукавами-фонариками и кружевным воротничком, но он с лёгкостью мог представить её в платье времён мушкетёров или времён рыцарей… Он открыто любовался ею. Он знал, что девушки красивее он не встречал и не встретит за всю жизнь. А её голос… Грудной, переливчатый, он воспринимался, казалось, не слухом, а сразу сердцем.

– Любовь, – вдруг сказала она, чуть подавшись к нему.

Это уже было чересчур. У Игоря внутри всё напряглось, руки задрожали, и он убрал их со стола, чтобы никто не заметил. Пауза затянулась, он боялся взглянуть на неё, а «белокурая бестия» смотрела на него в упор и заметила, что он покраснел.