Герои нашего безвременья

Сапожников уехал домой, а Озерова увезли в Инфекционное отделение. Приставили к нему сиделку – молоденькую практикантку, которая среди ночи поила его тёплым чаем и делала повторный укол, когда действие первого закончилось. Игорь тяжко ворочался с боку на бок, пытаясь найти положение тела, при котором не ломило бы все подряд суставы. Девушка принесла ему грелку с ледяной водой, положила на подушку. Он прикладывался к грелке то одним виском, то другим, прижимал к ней правую ладонь, которая болела, будто он сломал ту самую пястную косточку только накануне.

Под утро задремавшая было медсестра проснулась и увидела, что её подопечного нет на месте. Выглянула в коридор. Озеров уже возвращался к палате. Девушка бросилась к нему с жалобными упрёками в том, что не разбудил её, не попросил «утку». Но Игорь, увы, знал, что значит быть неподвижным и зависеть от помощи других, и больше ни за что на свете не согласился бы повторить это. Она обхватила его горячий, как печка, локоть своими тонкими ручонками, но он держался за стены, понимая, что на это маленькое тревожное существо опираться ему никак нельзя. Был бы один – обязательно упал бы, но рядом шла хрупкая провожатая, которая боялась и его, и за него. Так что Игорь добрался до койки, сел, провалился головой в успевшую остыть подушку. Хотел сказать девушке: «Вот видишь: всё в порядке!» и что-нибудь пошутить… Почувствовал, как медсестра поднимает на койку его ноги: левую, потом правую. Сам-то он «забыл» их на полу. Надо было хоть взглядом поблагодарить её, но его, как днём в кабинете, утянуло в глубокую яму полуобморочного сна.

Спал почти весь следующий день, одурманенный лекарствами, которыми его обильно напитали через капельницы. К вечеру температура снова поднялась до едва совместимых с жизнью значений, и ночь вышла такой же, как предыдущая.

Поэтому, когда 23-го февраля Павел Сапожников приехал навестить товарища и явился, облачившись в белый халат и медицинскую маску, в Инфекционное отделение, он опешил от состояния Игоря и его внешнего вида.

– Сейчас я вернусь, извини! – сказал он Озерову, едва они успели обменяться приветствиями, и выскочил из палаты.

Сапожников отыскал дежурного врача и налетел с расспросами.

– В понедельник вечером я привёз к вам своего друга, своего боевого товарища, и врач в Приёмном покое сказал, что у него банальный грипп! А сегодня он лежит пластом и не может нормально пожать мне руку! И лицо такое, как будто его из плена вернули! Скажите толком, что у него?

Майор говорил, не повышая голоса, но взглядом, что называется, метал молнии.

Дежурный врач, женщина уже немолодая, невозмутимая, примирительно улыбнулась.

– Товарищ майор, это, конечно, похвально, что вы так переживаете за своего друга, но, уверяю вас, не стоит. Его жизни и здоровью ничего не угрожает. Да, это, действительно, грипп, правда, не банальный, а новый, из Азии принесённый. А в случае подполковника Озерова ещё и помноженный на переакклиматизацию. Он ведь только прибыл с Северного Кавказа. А в нашем городе как раз пик эпидемии. Он и без инфекции мог почувствовать себя хуже – из-за перемены климатической зоны. Недомогания от этого случаются и у людей, у которых организмы не подвергались особым стрессам. А что ожидать от человека, который, судя по истории болезни, перенёс множество переломов, смещение позвонков и Бог знает сколько нервных и физических перегрузок.

Сапожников невесело смотрел в пол. Вроде бы, женщина говорила дело. Он просто никогда прежде не видел Озерова иначе как здоровым, неутомимым, даже бравирующим своим здоровьем и силой. Это Озеров выносил на себе раненых, поднимал неподъёмные обломки после взрывов зданий, чтобы достать придавленных солдат, помогал толкать забуксовавшие в грязи грузовики. Не простужался ни под снегом, ни под дождём. У него и прозвище было соответствующее – Прочный… Полгода тому назад, когда Озеров прыгнул из окна комендатуры и приземлился, весь в дыму и осколках, на чахлый газон перед уже горящим зданием, он изловчился расстрелять всю обойму своего ПМ в отъезжавшую «шестёрку», держа пистолет в левой руке. Тем самым он спас жизни срочников, охранявших вход в комендатуру и растерявшихся из-за взрыва. По ним-то и начинали на ходу стрелять из машины взрывники, но Озеров их отвлёк. Может, он не попал ни разу, но и враги уехали ни с чем. Только когда «шестёрка» исчезла за углом, Игорь привалился к росшему рядом дереву и дождался помощи.

А сколько до этого было боевых операций, сколько километров пройдено и по равнинам, и по высокогорью, и в Дагестане, и в Чечне… Тех взрывников задержали на ближайшем блокпосту, и в кармане одного нашли фотографию Игоря. Полевой командир посулил за его голову солидную награду: до того надоел Озеров боевикам своими победами, своим везением, собственно своим присутствием.

И вот несокрушимый подполковник свалился с каким-то азиатским гриппом.

– Дайте ему хотя бы неделю на то, чтобы побороть вирус, – продолжала врач, – а потом ещё пару – на восстановление сил. Будем надеяться, что обойдётся без осложнений. Инфекция может «ударить» по опорно-двигательному аппарату. Он наиболее уязвим именно у таких атлетов, как вы и ваш товарищ, потому что изношен сильнее всего. А насчёт нормального, крепкого рукопожатия, о котором вы говорите, так совсем не обязательно сейчас здороваться с Озеровым за руку. Вы можете заразиться.

– Я понял вас, спасибо, – кивнул Сапожников.

– Если опять пойдёте к нему, то не стойте у самой койки и не задерживайтесь в палате.

Майор снова кивнул.

– Да, Паш, круто меня «накрыло», – признал Игорь, когда Сапожников уже был в палате и стоял со скорбным видом у закрытого окна, с по-зимнему наглухо законопаченными рамами.

– Это всё потому, что ты слишком редко и в недостаточных объёмах дезинфицируешь свой организм! Вот я, например, не заболел, несмотря ни на какую переакклиматизацию и вирусы в воздухе.

– Верно. Пьёшь ты за себя и за того парня.

– А ты за того парня болеешь, что ли? Удружил… Ты давай, выздоравливай. Врач говорит, неделю тебе дают на поправку.

– «Мухтар постарается», – хмыкнул Игорь и ненадолго закрыл глаза.

Павел испытывал неловкость за свой здоровый и цветущий вид. Он присел на подоконник, оглядел маленькое, скромное, давно нуждающееся в ремонте помещение, от казённой белизны которого становилось муторно. Больничные цвета, больничные запахи – от них здоровому человеку всегда не по себе. И ещё пресловутая «нехватка финансирования» была заметна – по трещинам в штукатурке, по облупившейся там и тут краске, по безобразного вида еле тёплой батарее под окном. Чтобы взбодриться вспомнил старый анекдот:

– Ходит «новый русский» по Эрмитажу и приговаривает: «Бедненько тут у вас. Но чистенько».

Влажную уборку в палатах делали исправно, два раза в день.

Сапожников бросил взгляд на серый пейзаж за окном и поморщился.

– Да… уныло. А ведь сегодня праздник. Как тут у вас будет проходить отмечание? Капельница со спиртом? Вечер при свечах в отделении проктологии?

– Иди ты со своими предложениями… к главврачу.

Сапожников запустил руку во внутренний карман кителя и извлёк плоскую металлическую фляжку. Подошёл к Игорю, на ходу отвинчивая крышечку.

– Давай, – сказал Паша, – за здоровье, и с праздником!

Игорь пригубил коньяку, чтобы Павел отстал, вернул ему блестящую баклажку и уронил руку на одеяло: у него, действительно, не было сил. Сапожников посмотрел на друга сочувственно, сдвинул на подбородок маску и тоже сделал глоток.

– Если надо будет, я тебя довезу после выписки.

– Спасибо. Ты, правда, иди. Не хочу, чтобы ты подцепил эту заразу и так же корячился.

– Не волнуйся! Я сегодня обязательно продезинфицируюсь.

– Ты уже начал.

Глаза Сапожникова грустно улыбнулись. Он спрятал фляжку обратно в карман, и тут его пальцы наткнулись на визитную карточку.

– Игорь! Нет худа без добра. Пока ты валялся у Александровского сада…

– А я валялся у Александровского сада?

– Да, но минуту максимум! Я отбегал за машиной.

– Вот те раз!

– Вот те два. За это время к тебе успела подойти девушка неземной красоты. Помочь, наверно, хотела.

– Господи, Паша!

– Дослушай! Эта краля спросила меня, что с тобой, и дала мне вот это. Она сказала: «Передайте Игорю». Понимаешь? Знакомая твоя. Я обалдел, какие у тебя знакомые есть!

Сапожников подал ему визитку из плотной глянцевой бумаги. Щуря глаза – не от близорукости, а от растущей головной боли, – Игорь прочёл: «Станислав Сирин. Театральный агент». И номер телефона.

– Паш, ты ошибся, или у меня опять бред?

Сапожников хохотнул.

– Это не её карточка, конечно, она так и сказала. Но если ты позвонишь, то этот Сирин тебя с ней свяжет.

– С кем?

– С красавицей, богиней, которая ещё и беспокоилась по поводу твоего здоровья. Её зовут Любовь. Без шуток.

Игорь ещё не до конца верил этой истории, но сердце уже начало тяжело и часто биться, и он понимал, что за услышанные новости ему придётся расплачиваться новым скачком температуры. Он знал всего одну женщину по имени Любовь. И да, она была актрисой. Так что у неё вполне мог иметься агент. Правда, когда они виделись в последний раз, она жила в Москве. Но это было давным-давно… Так значит, она не пригрезилась ему там, у Штаба. Карточка мелко задрожала в его пальцах.