«Дева со знаменем». История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк

Каждому из этих чудесных деяний предшествовало «пророчество» (prophеcie), которое давала Жанна д’Арк и которое в обязательном порядке исполнялось, что для орлеанских авторов являлось еще одним неоспоримым доказательством святости девушки. Так, по их мнению, она верно предсказала благополучное завершение путешествия из Вокулера в Шинон[421 - «Par quoy lors lou?rent Nostre Seigneur de la gr?ce qu’il leur avoit faicte, ainsi que leur avoit promis la Pucelle par avant» (Journal du si?ge d’Orlеans. P. 46). «Ladicte Jeanne congneut bien la crainte et doubte qu’ils faisoient; si leur dist: „En nom Dieu, menez-moi devers le gentil daulphin, et ne faicte doubte, que vous ne moy n’aurons aucun empeschement“» (Chronique de la Pucelle. P. 273). «Enffans, n’ayez de riens soussy. / En nom Dieu, nous eschapperons, / je le vous promеs tout ainsi, / n’empeschement ne trouverrons» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 9157–9160).]; положительное решение, вынесенное университетскими докторами относительно характера ее миссии[422 - «Elle demanda o? on la menoit; et il luy fut respondu que c’estoit ? Poitiers. Et lors elle dist: «En nom Dieu, je s?ay que je y auray bien affaire; mais Messires m’aydera; or allons, de par Dieu» (Chronique de la Pucelle. P. 275).]; смену ветра при приближении к Луаре, что позволило королевскому войску без проблем переправиться в Орлеан по воде[423 - «Laquelle chose fut dicte ? la dicte Jeanne, qui dist: «Attendez un petit, car, en nom Dieu, tout entrera en la ville». Et soudainement le vent se changea» (Chronique de la Pucelle. P. 284).]; смерть английского военачальника Гласдейла[424 - «Et la fut accomply la prophecie que on avoit dict audit Clacidas» (Chronique d’еtablissement de la f?te du 8 mai. Fol. 74v).]; удачную атаку на крепость Ла Турель[425 - «Et lors elle luy respondit: „Tout est vostre, et y entrez!“. Laquelle parolle fut toust apr?s congneue prophеcie» (Journal du si?ge d’Orlеans. P. 86).] и многое-многое другое[426 - См. также: Тогоева О. И. Жизнь как чудо. Стилистические особенности первых хроник о Жанне д’Арк // Человек читающий: между реальностью и текстом источника / Под ред. О. И. Тогоевой и И. Н. Данилевского. М., 2011. С. 163–175.].

Все это давало орлеанцам основание прямо называть Жанну д’Арк в своих сочинениях «святой девой»[427 - «Creurent tous fermement qu’elle estoit saincte pucelle et envoyеe de Dieu» (Journal du si?ge d’Orlеans. P. 117).], «Божьим творением»[428 - «C’estoit une crеature de Dieu» (Chronique de la Pucelle. P. 295).], «святой рукой Господа»[429 - «Dame Jehanne, / que ces faiz sont deliberez / de Dieu, comme la sainte manne» (Mistere du siege d’Orleans. V. 16174–16176).], «[девушкой,] преисполненной святости»[430 - «Remplye est de devoc?on, / sainctе et debonneretе, / que a toujour mes menc?on / en sera de sa saintetе» (Ibid. V. 16069–16072).] и уподоблять ее местным, официально канонизированным святым – Эверту и Эньяну. Автор «Хроники 8 мая» сообщал, что своих небесных покровителей жители регулярно видели на крепостных стенах: их молитвами – а также удачными военными операциями, осуществленными Девой, – город и был в конце концов спасен[431 - «Car en celuy temps fut recite par aulcuns des anglois estant pour lors oudict siege avoir veu durant yceluy siege deux prelatz en habit pontificat aller et circuir en cheminant par sus les murs deladicte ville d’Orleans» (Chronique d’еtablissement de la f?te du 8 mai. Fol. 76). Тот же пассаж повторялся в «Мистерии об осаде Орлеана», где Господь лично посылал двух святых на помощь Жанне д’Арк: «Vous, Euverte, et vous, Aignan, / Allez a Orleans la garder, / Et aydez sur toute rien / a la Pucelle, et entendez. / Gardez la ville et deffendez» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 12581–12585).].

К сожалению, нам не известно, имелись ли хотя бы в одной оригинальной рукописи сочинений, созданных в Орлеане и посвященных деяниям Жанны д’Арк, миниатюры или инициалы с ее изображением[432 - Мы не располагаем оригиналом «Дневника осады Орлеана», который неизвестный автор вел с начала противостояния с англичанами осенью 1428 г., и даже самая первая копия, снятая с этой рукописи примерно в середине 60?х гг. XV в., не сохранилась. Отсутствует у нас и оригинал «Хроники Девы»: ее текст был впервые опубликован в 1661 г. Дени Годфруа, который не указал, каким манускриптом он для этого воспользовался. Обе рукописи «Хроники 8 мая», как полагают исследователи, также являлись более поздними копиями. Текст «Мистерии об осаде Орлеана» свидетельствует о том, что над ним трудились в разные годы сразу несколько авторов, а ее единственный манускрипт был переписан набело по имевшимся, очевидно, в распоряжении последнего редактора черновикам только в начале XVI в. Что же касается «Компиляции о миссии, победах и пленении Жанны Девы», то ее единственный дошедший до нас экземпляр также не был оригиналом. Подробнее см.: Тогоева О. И. Кодекс Fr. F. IV. 86 (РНБ) и круг орлеанских источников о Жанне д’Арк.]. Тем не менее на волне неподдельного интереса, проявленного местными жителями к своей освободительнице во второй половине XV столетия, именно в их городе был установлен первый официальный и предназначенный для всеобщего обозрения памятник Орлеанской Деве, вполне, как кажется, подтверждавший идею ее возможной святости.

***

В действительности скульптурная группа, появившаяся на мосту через Луару, призвана была в первую очередь увековечить главное событие Столетней войны, с точки зрения орлеанцев, – снятие английской осады с города 8 мая 1429 г. Воспринимаемая как истинное чудо[433 - Анонимный автор «Хроники 8 мая» писал, что взятие его родного города англичанами означало бы практически гибель всего королевства: «Et aussi plusieurs autres villes en font solempnitе car si Orleans fust cheu entre les mains desditz Anglois le demourant du royaulme eust estе fort blessе» (Chronique d’еtablissement de la f?te du 8 mai. Fol. 76v).], эта победа положила начало уникальному местному празднику, впервые проведенному при участии самой Девы и с тех пор отмечаемому ежегодно[434 - Тогоева О. И. Долгое торжество: праздник 8 мая в Орлеане в политической истории Франции XV–XXI вв. // Событие и время в европейской исторической культуре (XVI – начало XXI в.) / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2018. С. 150–178.]. Памятник занимал одно из центральных мест в «топографии» торжеств. В 1650 г. местный знаток древностей Симфорьен Гуйон специально отмечал в своей «Истории церкви, диоцеза, города и университета Орлеана», что религиозная процессия и примкнувшие к ней горожане, покинув после утренней службы 8 мая собор Святого Креста, обходили город по тем улицам, которые существовали на момент осады 1428–1429 гг.[435 - Это обстоятельство также специально оговаривалось в тексте: «Ainsi on va en ordre de procession faire le tour ou circuit de la Ville, comme elle estoit lors qu’elle fut delivrеe» (Guyon S. Histoire de l’еglise et dioc?se, ville et universitе d’Orlеans. Orlеans, 1650. P. 261–262).], и делали обязательную остановку на мосту перед памятником Жанне д’Арк, где предавались молитве[436 - «Sur le pont d’Orleans devant la belle Croix on fait la premi?re station, ? laquelle on chante le Respons» (Ibid. P. 262).].

И все же, несмотря на столь важную роль, которую играла данная скульптурная группа в празднике 8 мая на протяжении нескольких столетий[437 - Подробнее см.: Тогоева О. И. Между собором и городской площадью: топография праздника 8 мая в Орлеане (XV–XXI вв.) // Вестник РГГУ. Серия «Литературоведение. Языкознание. Культурология». 2020. № 5. С. 71–86.], об обстоятельствах ее создания мы не располагаем практически никакими достоверными сведениями. Неизвестным остается, когда и кому она была изначально заказана, кто ее оплатил и как выбиралось место для ее установки.

По мнению Шарля дю Лиса, издавшего в 1613 г. сборник поэтических произведений, написанных в честь Жанны д’Арк, и присовокупившего к ним тексты различных коммеморативных табличек из тех французских городов, где бывала при жизни его героиня, памятник в Орлеане был установлен в 1458 г. В подтверждение своих слов он приводил запись некоего «Д. Парана, доктора Сорбонны», якобы лично видевшего скульптуру на мосту[438 - «Nomen Iohannae Darciae hic exaratum literis Hebraicis, Graecis, et Latinis, ut in titulo crucis Christi (quam ipsa unic? coluit). Cuius nominis unaqueque litera numerum sublignatum prisco more denotat. Et numeri singuli antiquo, seu Romano caractere designati, simul iuncti, annum a Christo nato M CCCC LVIII conficiunt, quo monumentum istud in memoriam ipsius Ioannae Darciae, Urbis Aureliae ponti constitutum est… D. Parent, doct. Sorb.» (Lis Ch. du. Recueil de plusieurs inscriptions proposees pour remplir les Tables d’attente estans sous les statu?s du Roy Charles VII et de la Pucelle d’Orleans… et de diverses poesies faites a la lo?ange de la mesme Pucelle, de ses freres et leur posteritе. P., 1613. P. 2).]. Однако, кем являлся в действительности этот человек и когда именно он побывал в городе, Шарль дю Лис не уточнял. В 1648 г. те же сведения воспроизводились в «Истории и древностях Орлеана» Франсуа Лемэра, ссылавшегося уже на самого Шарля дю Лиса[439 - Lemaire F. Histoire et antiquitez de la ville et duche d’Orleans… Augmentеe des antiquitez des villes dependantes du chastelet et bailliage d’Orleans. 2 vol. Orleans, 1648. T. 1. P. 187, 203.]. Но уже в 1650 г. Симфорьен Гуйон высказывался относительно даты установления памятника более осторожно: он полагал, что это произошло «спустя небольшое время после [вынесения] знаменательного решения», т. е. после окончания процесса по реабилитации Девы[440 - «Les Orleanois… peu apres ce celebre iugement, erigerent sur le bord du Pont ? l’entrеe de leur ville l’Image de bronze de Nostre-Dame de Pitiе representеe au pied de la Croix, tenant le Corps du Sauveur en son giron, et d’un costе la Statu? du Roi Charles VII et de l’autre celle de la Pucelle pareillement de bronze» (Guyon S. Histoire de l’еglise et dioc?se, ville et universitе d’Orlеans. P. 255–256, курсив мой – О. Т.).]. Более того, немецкий врач и географ Иероним Мюнцер, в 1495 г. проезжавший через Орлеан и отметивший его «великолепный, в двадцать арок» мост через Луару, ни словом не упомянул о какой бы то ни было возвышающейся на нем скульптуре[441 - Michaud-Frеjaville F. Images de Jeanne d’Arc: de l’orante ? la sainte // Cahiers de Recherches Mеdiеvales. 2005. Т. 12 spеcial: Une ville, une destinеe. Recherches sur Orlеans et Jeanne d’Arc. En l’honneur de Fran?oise Michaud-Frеjaville. P. 249–257, здесь Р. 250.]. И хотя 1458 г. по-прежнему периодически возникает в исследованиях в качестве «точной даты» создания первого памятника Жанне д’Арк[442 - В последний раз эта ничем не подтвержденная информация оказалась воспроизведена в монографии Гейл Оргелфингер 2019 г.: Orgelfinger G. Joan of Arc in the English Imagination. P. 161.], в современной историографии отныне принято считать, что его появление следует отнести к самому концу XV в. или к первым годам XVI в.[443 - Франсуаза Мишо-Фрежавиль полагала, что памятник не мог появиться ранее 1502 г. Именно в это время Эньян и Этьен де Сен-Месмен, прокуроры города, ответственные за содержание моста через Луару, заказали и оплатили возведение постамента, на котором следовало затем установить некий крест. Возможно, речь шла об интересующей нас скульптурной группе, тем более что родной дед братьев де Сен-Месмен являлся соратником Жанны д’Арк в дни снятия осады с города, а затем свидетельствовал на процессе по ее реабилитации: Michaud-Frеjaville F. Images de Jeanne d’Arc: de l’orante ? la sainte. P. 249–250. О датировке памятника см. также: Brun P.?M. Le premier monument ? Jeanne d’Arc // Dossiers d’archеologie. 1979. T. 34. P. 70–76; Pessiot M. Illustre ou infortunеe. Figures de Jeanne d’Arc au dеbut du XIX

si?cle. P. 18; Heimann N. Joan of Arc in French Art and Culture. P. 7.]

Кто являлся заказчиком скульптурной группы, сказать также очень сложно. Симфорьен Гуйон полагал, что это были местные жители (les Orleanois)[444 - См. прим. 3 на с. 132.]. Понтус Хетерс, автор «Истории герцогов Бургундских в шести книгах» (1583 г.), посетивший город в 1560 г. и лично видевший памятник на мосту, утверждал, что он был установлен на средства «девушек и матрон Орлеана»[445 - «Positam fuisse hoc tempore opera sumptuque virginum ac matronarum Aurelianensium in memoriam liberatae ab ea urbis Anglorum obsidione» (Pontus Heuterus. Rerum Burgundicarum libri VI // Proc?s de condamnation et de rеhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 4. P. 448, курсив мой. – О. Т.). В 1612 г. информацию П. Хетерса приводил и Жан Ордаль, никак ее не комментируя: Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc Lotharingae vulgo Aurelianensis Puellae Historia. Pont-Masson, 1612. P. 123.]. По мнению Франсуа Лемэра, заказчиком являлся сам Карл VII, желавший увековечить в бронзе встречу в Шиноне, в ходе которой Дева раскрыла ему тайное содержание его молитвы о спасении Франции: вот почему оба персонажа оказались изображены коленопреклоненными[446 - «Ce qui emut tellement le Roy, qu’il reconnut que c’estoit Dieu qui avoit donnе cette revelation ? la Pucelle, parce qu’il n’en avoit parlе ? aucun homme. En memoire dequoy le Roy Charles VII fit mettre l’an 1458 sur les Ponts d’Orleans ces images et statu?s de Bronze» (Lemaire F. Histoire et antiquitez de la ville et duche d’Orleans. T. 1. P. 187).]. В XIX столетии эти две гипотезы слились воедино, и Шарль Офрер-Дюверне, не ссылаясь при этом ни на какие документальные источники, заявлял, что король, пойдя навстречу настойчивым просьбам горожан увековечить память об их освободительнице, выдал разрешение на возведение памятника, а все расходы взяли на себя «дамы и незамужние девицы Орлеана»[447 - «Charles VII, sur leurs vives instances, leur accorda l’autorisation d’еriger un monument ? la Pucelle. Les dames et les demoiselles d’Orlеans en firent tous les frais» (Aufr?re-Duvernay Ch. Notice historique et critique sur les monumens еrigеs ? Orlеans en l’honneur de Jeanne Darc. Orlеans, 1855. P. 13).].

Ил. 15. Памятник Жанне д’Арк в Орлеане (до 1567). Гравюра XVI в.: Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrеe d’apr?s les Monuments d’Art depuis le quinzi?me si?cle jusqu’? nos jours. 3 еd. P., 1877. P. 378.

Время не сохранило для нас, к сожалению, и имя человека, изготовившего первый вариант скульптурной группы. Известно лишь, что в своем изначальном виде она представляла собой Распятие, у подножия которого возвышалась фигура скорбящей Девы Марии, а по бокам от нее в безмолвной молитве застыли Карл VII и Жанна д’Арк (ил. 15). Именно в таком виде созерцал памятник Понтус Хетерс[448 - «Vidi ego meis oculis, in ponte Aureliano trans Ligerim aedigicato, erectam hujus Puellae aeneam imaginem, coma decore per dorsum fluente, utroque genu coram aeneo crucifixi Christi simulacro nixam» (Pontus Heuterus. Rerum Burgundicarum libri VI // Proc?s de condamnation et de rеhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 4. P. 448, курсив мой – О. Т.).], а также «доктор Паран», упомянутый Шарлем дю Лисом[449 - См. с. 131–132.].

Однако в 1567 г., в ходе Религиозных войн, Орлеан был захвачен гугенотами, полностью уничтожившими скульптуру. Она была восстановлена только в середине XVII столетия, когда ее подробно описал Симфорьен Гуйон. Отныне, правда, памятник выглядел совершенно иначе (ил. 16):

Образ, отлитый в бронзе и [представляющий собой] скорбящую Богоматерь у подножия Креста, сжимающую в объятьях тело Спасителя и [окруженную] статуями короля Карла VII, с одной стороны, и Девы, с другой, также отлитыми в бронзе[450 - См. прим. 3 на с. 132.].

На сей раз заказчиками выступили мэр и эшевены города, которые наняли местного художника Гектора Леско, пообещав заплатить ему за «восстановительные работы» огромную сумму в 130 турских ливров, не считая расходов на материалы[451 - «Par devant Girard Dubois, notaire du roy nostre sire en son Chastellet d’Orlеans, est comparu Hector Lescot, fondeur,… lequel a confessе qu’il avoit entreprist et entreprent des maire et eschevins qui luy ont baillе et baillent ? faire ce qui s’ensuist. En ce qui convient refondre et ressoulder les effigyes Nostre-Dame de Pitiе et la Pucelle, qui soulloient estre d’anciennetе sur les ponts de ceste ville… Et ladicte Pucelle et tout le contenu cy dessus, ycelluy preneur rendra reparrе… moyennant la somme de syx vingt dix livre tournoys que lesdictz maire et eschevins on promis payer» (Marchеs pour la restauration du monument de la Pucelle ? Orlеans // Proc?s de condamnation et de rеhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 221–225, здесь Р. 222–224).]. В новом виде памятник просуществовал до Революции: осенью 1792 г. муниципалитету Орлеана было предложено уничтожить скульптуру как «оскорбляющую чувство свободы французского народа»[452 - «La section de Saint-Victor vous propose de faire dеmolir le monument de Charles VII, monument qui insulte ? la libertе du peuple fran?ais» (Destruction du monument de la Pucelle ? Orlеans // Proc?s de condamnation et de rеhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 239–243, здесь P. 240).]. Власти города пытались противодействовать данному решению, упирая на то обстоятельство, что памятник Деве представляет собой «славное свидетельство» способности французов «освободиться от английского ига»[453 - «Le Conseil gеnеral de la commune d’Orlеans, sur la pеtition des citoyens…, estime que le monument de la Pucelle, loin de pouvoir ?tre regardе comme un signe de fеodalitе insultant ? la libertе du peuple fran?ais, n’annonce au contraire qu’un… tеmoignage glorieux de la valeur de nos anc?tres qui ont dеlivrе la nation fran?aise du joug que les Anglais voulaient lui imposer» (Ibid. P. 241).]. Однако 21 сентября решение о сносе скульптурной группы было принято, и представители муниципалитета добились лишь того, чтобы одна из пушек, на изготовление которых пошел весь металл, носила имя Жанны д’Арк[454 - «Les figures en bronze, formant le monument de la Pucelle, seraient employеes ? la fabrication des canons, et que pour conserver la mеmoire du monument de la Pucelle, un des canons porterait le nom de Jeanne d’Arc, surnommеe la Pucelle d’Orlеans» (Ibid. P. 242–243).].

Ил. 16. Памятник Жанне д’Арк в Орлеане (до 1792). Гравюра XVII в.: Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrеe d’apr?s les Monuments d’Art depuis le quinzi?me si?cle jusqu’? nos jours. 3 еd. P., 1877. P. 379.

***

Имеющаяся у нас весьма скромная информация, собственно, и объясняет тот факт, что изучался первый официальный памятник французской героине крайне мало. Единственной специальной работой, посвященной его иконографии, остается упоминавшаяся выше статья Оливье Бузи, настаивавшего, что прототипом для данного образа Девы – как и в случае с «портретом» Клемана де Фокамберга – послужила библейская Дебора[455 - См. выше с. 40.]. Об этом, по мнению ученого, свидетельствовали ее распущенные волосы – одно из главных иконографических отличий любой женщины-пророка – а также наличие знамени[456 - Bouzy O. Images bibliques ? l’origine de l’image de Jeanne d’Arc. P. 239.].

Подобная трактовка, как я уже отмечала, вызывает определенные сомнения. Связаны они прежде всего с иконографией самой Деборы, которая была не слишком распространена в Средние века и раннее Новое время и не предполагала наличия перечисленных выше атрибутов, поскольку библейская героиня изображалась обычно в женском платье, с покрытой головой, без оружия и доспехов, пусть даже и верхом на боевом коне. Однако Дебора выглядела довольно сомнительным прототипом для орлеанской скульптурной группы еще по одной важной причине – из?за общей композиции избранной сцены, отсылавшей, скорее, к иконографии Нового, а не Ветхого Завета, что было совершенно очевидно для наблюдателей уже в XV–XVI вв.

В первом варианте орлеанского памятника, просуществовавшем до 1567 г., современники без особого труда опознавали сцену Распятия. Во втором, разрушенном в 1792 г., – сцену Пьеты с фигурой Девы Марии, прижимающей к груди Тело Сына. Об этом, в частности, сообщал английский писатель и мемуарист Джон Ивлин, посетивший Орлеан в апреле 1644 г.:

На одном конце моста [возвышаются] крепкие башни, а примерно в середине и сбоку [установлена] статуя Девы Марии, или Пьета, с мертвым Христом на коленях, [выполненная] в натуральную величину. С одной стороны от креста стоит на коленях Карл VII в полном доспехе, с другой стороны – Жанна д’Арк, знаменитая Дева, также вооруженная как солдат, в сапогах со шпорами и с распущенными как у женщины-воина волосами, которая освободила город от наших соотечественников, его осадивших[457 - «At one of the extreames of the bridge are strong toures; and about the middle neere one side, the statue of the Virgin Mary, or Pieta, with a Christo Morto in her lap, as big as the lif. At one side of the Crosse kneeles Charles the VII

arm’d, and at the other Jane d’Arc the famous Pucele arm’d also like a Cavalier with boots ans spurs, her hayre dischevel’d as the Virago who deliver’d the Towne from our Countrymen, what time they beseig’d it» (The Diary of John Evelyn / Ed. by E. S. de Beer. 6 vol. Oxford, 1955. T. 2. P. 137).].

Данная композиция, близкая по смыслу сцене Оплакивания, в полном соответствии со средневековой иконографией, традиционно оказывалась лишена многочисленных дополнительных персонажей[458 - Покровский Н. В. Евангелие в памятниках иконографии. С. 452–454; Дзуффи С. Эпизоды и персонажи Евангелия в произведениях изобразительного искусства / Пер. В. Ю. Траскина. М., 2007. С. 313–326; Паскале Э. де. Смерть и воскресение в произведениях изобразительного искусства / Пер. М. А. Юсима. М., 2008. С. 164–167.]. В орлеанской скульптурной группе (причем в обоих ее вариантах) в качестве «вспомогательных» выступали всего два героя прошлого, оплакивавшие смерть Спасителя, – французский король Карл VII (справа от Богоматери) и Жанна д’Арк (слева от нее).

Иконография Пьеты и Оплакивания широко распространилась в искусстве Западной Европы в XIII в. и оставалась востребованной вплоть до XVII в.[459 - Upton J. M. Petrus Christus: His Place in Fifteenth-Century Flemish Painting. University Park; L., 1990. P. 51–88.] А потому, видимо, мы можем с большой долей уверенности предположить, что неизвестный автор первого памятника и Гектор Леско были хорошо знакомы с подобными изображениями. В их скульптурах, однако, вызывает сомнения трактовка образа самой Жанны д’Арк. Не совсем ясно, какую аналогию применили в данном случае орлеанские мастера.

По всей видимости, прототипом для них могла стать все же не Дебора, героиня Ветхого Завета, а, скорее, Дева Мария – особенно если учесть, сколь многие французские и иностранные авторы XV–XVI вв. уподобляли ей героиню Столетней войны. Об этом свидетельствует также и то, что Богоматерь очень часто, как в Средние века, так и позднее, изображалась с распущенными волосами, символизирующими ее чистоту и непорочность[460 - Покровский Н. В. Евангелие в памятниках иконографии. С. 124–127; Степанов А. В. Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. СПб., 2009. С. 22–32, 37–42, 61–62, 97–101, 376–377, 393–397, 402–408.]. Впрочем, вполне возможным представляется и сравнение с самим Иисусом Христом, ибо и оно, как мы помним, постоянно возникало в текстах, посвященных Жанне д’Арк, где она провозглашалась новым Спасителем Франции[461 - См. выше: Глава 1. См. также: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 235–266.].

Тем не менее, как мне представляется, речь в данном случае шла не о главных персонажах любого из вариантов Пьеты, а о тех, кто в них отсутствовал, но в обязательном порядке появлялся в сценах Оплакивания. Поза, которую придали освободительнице Орлеана местные мастера, удивительным образом перекликалась с положением, которое занимала в сценах Распятия, Снятия с креста и Оплакивания Мария Магдалина – одна из главных свидетельниц казни Христа и, возможно, самая популярная после Девы Марии святая на протяжении всего Средневековья[462 - Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident d?s origines ? la fin du Moyen ?ge. Auxerre; P., 1959. О двойственной связи, установившейся в этот период между двумя святыми, см., в частности: Warner M. Alone with All Her Sex: The Myth and the Cult of the Virgin Mary. N. Y., 1985. P. 224–235.].

Как отмечала Рут Каррас[463 - Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend // Journal of the History of Sexuality. 1990. Vol. 1 (1). P. 3–32, здесь Р. 17. См. также: Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident. P. 2–6.], в образе Марии Магдалины – такой, какой ее знала Западная Европа в IV–XV вв., – в действительности соединились сразу три персонажа Нового Завета: женщина, которую Христос исцелил от злых духов и которая первая увидела Его после Воскрешения[464 - «Воскресши рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов» (Мк 16: 9).]; сестра Лазаря и Марфы, «избравшая благую весть, которая не отнимется у нее»[465 - «У нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его» (Лк 10: 39).]; и, наконец, не названная по имени в тексте Евангелия от Луки грешница, омывшая ноги Иисуса своими слезами в доме фарисея Симона[466 - «И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром. И, ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк 7: 37–38).]. Все без исключения средневековые авторы придерживались мнения, что грехи Марии Магдалины носили исключительно сексуальный характер. И хотя она никогда не описывалась как профессиональная проститутка, ее почитали как покровительницу раскаявшихся и вставших на путь исправления публичных женщин[467 - Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident. P. 55, 221–224, 267; Jansen K. L. The Making of Magdalen. Preaching and Popular Devotion in the Later Middle Ages. Princeton, 2001. P. 34, 172, 176–184, 322–323.]. Однако если речь заходила о годах, предшествовавших обращению Марии Магдалины в христианство, ее распутный образ жизни упоминался всегда.

Именно так выстраивал ее историю, к примеру, Одон Клюнийский (ок. 878–942), делая особый упор на том, что девушка родом из богатой и достойной семьи пользовалась прекрасной репутацией, но погубила ее своими греховными деяниями[468 - «Fuit igitur secundum saeculi fastum clarissimis beatissima Maria natalibus exorta, quae… a Magdallo castello Maria Magdalene nuncupata est. Quam non solum germinis dignitas, verum etiam patrimonii jura parentum excessu splendidam reddiderunt: adeo ut duplicatus honor nominis excellentiam circumquaque diffunderet… Sed quia rerum affluentiam, interdum voluptas comes sequitur, adolescentioris vitae tempora, lubricis supposuit discursibus, solutis pudicitiae frenis» (S. Odo abbas Cluniacensis Sermo II. In veneratione sanctae Mariae Magdalenae // PL. T. 133. Col. 713–721, здесь Col. 714).]. Ту же версию использовал для своей «Золотой легенды» и Иаков Ворагинский (1230–1298):

Мария Магдалина получила имя по названию замка Магдал. Она вела происхождение от знатных родителей, потомков царского рода…. Поскольку Мария предавалась плотским усладам, а Лазарь посвятил себя воинской службе, благоразумная Марфа достойно управляла имением брата и сестры, заботясь о нуждах воинов, слуг и бедняков… Известно, что суетным благам сопутствует жажда наслаждений. Поэтому, чем больше, не зная счета своим богатствам, Магдалина блистала роскошью и красотой, тем глубже тело ее погружалось в разврат. Погубив свое доброе имя, Мария заслужила прозвище Грешницы. Когда Христос проповедовал в разных землях, Мария по вдохновению Божию пришла в дом прокаженного Симона, где, как ей сказали, возлежал за трапезой Господь. Будучи грешницей, Мария не осмелилась сесть среди праведных, но расположилась у ног Господних. Она омыла их своими слезами, утерла волосами и умастила драгоценным миром… Она была той Марией Магдалиной, которой Господь оказал столь много благодеяний и явил столь великие знаки любви. Он изгнал из нее семь бесов и воспламенил любовью к Себе (Лк 8, 2), приблизил ее к Себе и пользовался ее гостеприимством (Лк 10, 38–42). Он позволил ей заботиться о Себе в пути и всегда милостиво оправдывал ее. Господь оправдал Марию перед фарисеем, назвавшим ее нечистой, и перед сестрой, назвавшей ее праздной, и перед Иудой, назвавшим ее расточительной… Она была у Креста в день Страстей Господних (Ин 19, 25) и, приготовив бальзамы, пожелала умастить ими Его тело (Мф 28, 1; Мк 16, 11; Лк 24, 1–10; Ин 20, 1). Она не бежала от Гроба, когда удалились ученики (Ин 20, 11). Ей первой явился Господь и, как апостола, послал к апостолам[469 - Иаков Ворагинский. Золотая легенда / Пер. И. И. Аникьева, И. В. Кувшинской. 2 т. М., 2017–2018. Т. 2. С. 71–72.].

К эпохе позднего Средневековья образ Марии Магдалины – образ богатой красавицы, утратившей доброе имя по причине распутства, – превратился в сочинениях западноевропейских авторов в общее место[470 - Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend. P. 21–23; Jansen K. L. The Making of Magdalen. P. 168–177, 333–334.]. В иконографии прямой отсылкой к ее статусу блудницы являлись длинные распущенные волосы: на миниатюрах французских кодексов XIV–XV вв., изображавших обращение самой знаменитой библейской грешницы к праведной жизни, символом этого часто служило ее пострижение. Не менее показательным оказывался и красный (или рыжий) цвет платья Марии Магдалины, также намекавший на сексуальную природу ее грехов[471 - Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend. P. 26–28; Jansen K. L. The Making of Magdalen. P. 130–134, 157–167.].

Впрочем, красный цвет в эпоху Средневековья мог обладать и в высшей степени положительными коннотациями. В некоторых европейских городах местным проституткам запрещалось использовать его в одежде именно потому, что «принадлежал» он прежде всего Деве Марии. Согласно апокрифическому «Протоевангелию Иакова», будущая мать Христа ткала багряницу, что возвещало «прядение» тела Младенца из ее крови[472 - См. выше с. 78.]. Иными словами, трактовка образа Марии Магдалины в этот период по-прежнему оставалась двойственной, о чем ясно говорилось в тексте «Золотой легенды»:

Магдалина происходит от manens rea – пребывающая виновной. Или же Магдалина означает крепкая, либо непобедимая, либо величественная. Эти имена указывают, какой она была до обращения, какой – во время обращения и какой стала после него. Ведь до обращения она оставалась виновной и была осуждена на вечную муку. В обращении, вооружившись покаянием, она стала крепкой, или непобедимой. Магдалина наилучшим образом укрепила себя доспехом покаяния: сколько бы ни было в ней грехов, столько раз она принесла себя саму во всесожжение за эти грехи. После обращения она стала величественной по обилию благодати, ибо, когда умножился грех, стала преизобиловать благодать[473 - Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Т. 2. С. 70–71.].

В начале XV столетия ту же мысль развивал св. Бернардин Сиенский: «Следуя примеру пресвятой Магдалины, пусть бесплодная и пустая мирская любовь преобразится в полноту святой любви»[474 - S. Bernardini Senensis Sermo 46 // S. Bernardini Senensis Opera omnia. 9 vols. Quaracchi, 1950–1965. Vol. 2. P. 73.].

Возможно, именно эту амбивалентность теперь уже героини Столетней войны хотел подчеркнуть Гектор Леско, переделывая по собственному усмотрению памятник на мосту через Луару и превращая французскую героиню во вторую Марию Магдалину в сцене Пьеты или Оплакивания Христа.

Как свидетельствуют сочинения, посвященные Жанне д’Арк и созданные в Орлеане во второй половине XV в., местные жители были отлично знакомы с материалами и обвинительного процесса 1431 г., и процесса по реабилитации 1455–1456 гг. И в тех, и в других документах неоднократно заходила речь и об обвинениях в проституции, выдвинутых против девушки[475 - См. выше с. 113.]; и о ее любви к красивой и дорогой одежде, оружию, упряжи для боевых коней, доспехам[476 - Этому сюжету была посвящена отдельная статья в списке обвинений, составленном в 1431 г. прокурором руанского трибунала Жаном д’Эстиве: «Item dicta Iohanna abusa est revelacionibus et propheciis quas dicit se habere a Deo, convertens eas ad lucrum temporale et questum; nam, per medium huiuscemodi revelacionum sibi acquisivit magnam coppiam diviciarum et magnos apparatus et status in officiariis multis, equis, ornamentis, ac eciam pro fratribus et parentibus magnos redditus temporales» (PC, 1, 263).]; и о ее чисто женской привлекательности, служившей поводом для попыток (реальных или выдуманных свидетелями) ее изнасилования в тюрьме[477 - См. выше с. 116.]. Все эти сведения не могли не оказать на жителей Орлеана воздействия, вот почему памятник их святой Деве вызывал столько вопросов.

***

И тем не менее аналогия между одним из наиболее противоречивых библейских персонажей и «практически святой» Орлеанской Девой лишь на первый взгляд выглядит странно. Если взглянуть несколько шире – учитывая всю раннюю иконографию Жанны д’Арк, – это впечатление рассеивается. Проблема заключается в том, что – в отличие от французских сочинений, созданных в тот же период и отражавших в целом исключительно положительное отношение авторов к своей героине, – практически все дошедшие до нас изображения свидетельствуют о в высшей степени двойственном прочтении ее эпопеи. Они, скорее, указывают на амбивалентное восприятие Девы ее современниками и их ближайшими потомками, нежели рисуют некий образ героини или святой.

Подобная амбивалентность могла быть выражена разными способами. Первый и самый доступный вариант, предпочитаемый миниатюристами XV в., заключался, естественно, в указании на несоответствие общественного положения и пола Жанны основному роду ее деятельности, т. е. ее военной и политической карьере. Ярким примером подобного двойственного прочтения служил уже упоминавшийся выше инициал из парижской рукописи конца XV в., содержащей материалы процесса по реабилитации 1455–1456 гг.[478 - Proc?s de condamnation et de justification de Jeanne d’Arc, prеcеdеs de la chronique du si?ge d’Orlеans // BNF. Ms. lat. 14665. Fol. 340.] В него оказался вписан еще один «портрет» французской героини – не простой крестьянки в подобающем ее социальному статусу женском платье, но юной девушки, отправляющейся воевать, на что указывали боевой топор у нее в руке и меч у пояса (ил. 9, с. 57).

Более изощренный вариант визуализации двойственного отношения к Жанне ее современников мы находим на рассмотренном нами во всех подробностях рисунке Клемана де Фокамберга (ил. 7, с. 26). Воспринимая свою героиню прежде всего как одного из военачальников французской армии, секретарь Парижского парламента представил ее в кольчуге, опоясанную мечом и с личным штандартом в руках, но в женском платье и с длинными распущенными волосами. Более того, он, как мы теперь знаем, вложил в руки Девы знамя с монограммой Иисуса Христа, подчеркнув тем самым свою уверенность в ее близкой победе[479 - См. выше: Глава 1.].

Однако наиболее интересными, с данной точки зрения, представляются, безусловно, иллюстрации к «Вигилиям на смерть Карла VII» Марциала Овернского. Как я уже упоминала, их автор уделил внимание всем ключевым, с его точки зрения, моментам эпопеи Орлеанской Девы, и почти на всех этих миниатюрах вновь бросалась в глаза двойственность ее образа. На подобное неоднозначное его прочтение указывал прежде всего тот факт, что художник запечатлел Жанну в красном платье: в нем она «красовалась» даже в сцене казни на площади Старого рынка в Руане[480 - BNF. Ms. fr. 5054. Fol. 71. См. также: Ibid. Fol. 60v, 62, 66v, 70.]. Эффект усиливали длинные распущенные – как у Марии Магдалины – волосы, которые также присутствовали у девушки на большинстве ее изображений в рукописи «Вигилий»[481 - Ibid. Fol. 55v, 60v, 62, 71.]. Иными словами, здесь оказывался представлен в высшей степени амбивалентный образ французской героини, интерпретировать который было возможно, лишь обратившись непосредственно к тексту Марциала Овернского, для которого Жанна д’Арк являлась «Божьим ангелом», т. е. персонажем абсолютно положительным. Однако сказать, что именно думал о ней миниатюрист, иллюстрировавший парадную рукопись «Вигилий», оказывалось уже значительно сложнее[482 - В XV в. мнение миниатюриста уже далеко не всегда совпадало с мнением автора текста, который он иллюстрировал. Художник все чаще полагался на собственный жизненный опыт и отстаивал свою точку зрения: Alexander J. J. G. Medieval Illuminators and Their Methods of Work. New Haven; L., 1992. P. 144–149.].

***

Как мне представляется, именно эта, легко считываемая по иным изображениям XV в., двусмысленность образа Орлеанской Девы отразилась и в интересующем нас первом ее официальном памятнике. Фигура Марии Магдалины – раскаявшейся блудницы, ставшей святой, – вполне могла быть избрана в данном случае в качестве прототипа. Ведь именно так – в красном платье, с распущенными рыжими волосами – и представляли ее многочисленные художники эпохи Средневековья и Нового времени[483 - Такую Марию Магдалину мы наблюдаем на полотнах Уголино Лоренцетти (1350), Луки Синьорелли (1490), Альбрехта Дюрера (ок. 1500), Ганса Бальдунга Грина (1517). О рыжем цвете волос как о еще одном признаке занятий проституцией см.: Пастуро М. Рыжий // Пастуро М. Символическая история европейского Средневековья. С. 210–224; Тогоева О. И. Короли и ведьмы. С. 223–238. Любопытно, что на миниатюре из «Вигилий» Марциала Овернского, изображавшей сцену казни, Жанна д’Арк была также представлена с рыжими волосами: BNF. Ms. fr. 5054. Fol. 71.]. И если изображения Жанны д’Арк на миниатюрах Гектор Леско мог и не видеть, то с иконографией Марии Магдалины он был, безусловно, знаком[484 - Как отмечал Джонатан Александр, конец XV в. ознаменовался расширением кругозора европейских художников, их знакомством с особенностями различных национальных школ и, как следствие, ростом заимствований в изобразительной манере: Alexander J. J. G. Medieval Illuminators and Their Methods of Work. P. 124–142.]. Конечно, при создании бронзовой статуи Девы цвет неминуемо терялся, однако сам образ – длинные распущенные волосы и коленопреклоненная поза – никуда не исчезал. И при всей общей положительной концепции памятника (ведь в качестве второго «плакальщика» выступал сам Карл VII) и здесь присутствовал намек на все еще существовавшие, вероятно, у орлеанского скульптора сомнения относительно героического (или святого) прошлого той, кого он увековечил.

Любопытно, что двусмысленность памятника понимали, вероятно, многие из тех, кто имел возможность видеть его лично. И если Жан де Лафонтен, посетивший Орлеан в 1633 г., отмечал лишь общую «убогость» статуи Жанны[485 - «En allant sur le pont, je vis la Pucelle; mais, ma foi, ce fut sans plaisir. Je ne lui trouvai ni l’air, ni la taille, ni le visage d’une amazone… Elle est ? genoux devant une croix, et le roi Charles en m?me posture vis-?-vis d’elle; le tout fort chеtif et de petite apparence. C’est un monument qui se sent de la pauvretе de son si?cle» (Proc?s de condamnation et de rеhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 222).], то Даниэль Поллюш в 1778 г. обращал особое внимание на ее распущенные волосы:

Эта знаменитая девушка [представлена здесь] в костюме мужчины и отличается от него только длиной волос, перевязанных неким подобием ленты и ниспадающих ниже пояса[486 - «Cette fille cеl?bre est en habit d’homme, et distinguеe seulement par la forme de ses cheveux, qui sont attachеs avec une esp?ce de ruban, et qui tombent au-dessous de la ceinture» (Polluche D. Essais historiques sur Orlеans ou Description topographique et critique de cette capitale et de ses environs. Orlеans, 1778. P. 110).].

Тем не менее, скульптурная группа Гектора Леско получила необыкновенную известность в последующие годы и даже столетия. Правда, французские художники и граверы, похоже, старались всячески смягчить скрытую символику памятника. Именно такую попытку мы наблюдаем, в частности, на гравюре Леонара Готье 1611 г., ставшей фронтисписом к труду Жана Ордаля[487 - Гравюру сопровождала надпись «Статуя, установленная на мосту в память о Жанне, Орлеанской Деве» (Statua in memoriam Johannae virginis aureliae ponti superposita): Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc.] (ил. 17). В среднем регистре – прямо под изображением коленопреклоненной Жанны д’Арк с распущенными длинными волосами – художник представил аллегорическую фигуру Девственности (Virginitas) с цветком лилии в правой руке – знаком чистоты и непорочности, символом самой Богоматери.

Ил. 17. Леонар Готье. Жанна д’Арк. Фронтиспис к изданию: Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc Lotharingae vulgo Aurelianensis Puellae Historia. Pont-Masson, 1612.

Благодаря именно этому изображению, бессчетное количество раз воспроизведенному на фронтисписах и иллюстрациях к разнообразным жизнеописаниям Жанны д’Арк XVII–XIX вв.[488 - Их полный перечень см. в: Lanеry d’Arc P. Livre d’or de Jeanne d’Arc. P. 77–80, 138–139, 591–592, 600, 679–682.], памятник, установленный в ее честь в Орлеане, оказался прекрасно известен европейцам Нового времени[489 - Например, он упоминался в «Хронографии» Петера ван Опмеера (1611), цитату из которой приводил Жан Ордаль. Правда, житель Амстердама полагал, что памятник был установлен в честь Карла VII и Жанны д’Арк «сенатом Орлеана»: «Gratitudinis ergo posuere Regi Ioannaque aeneas statuas in ponte Ligeris S. P. Q. Aurelianus» (Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc. P. 142).]. Как следствие, именно он явился прародителем одной из двух самых известных иконографических схем, согласно которым в последующие века изображали героиню Столетней войны[490 - О второй иконографической схеме см. далее: Глава 5.]. Однако с прочтением данного образа все же произошли любопытные метаморфозы: желая уйти от его явной двусмысленности, художники и скульпторы отныне радикально изменили общую композицию сцены. Эти изменения мы видим уже на одном из самых ранних «повторов» орлеанского памятника – на знаменитом полотне Питера Пауля Рубенса «Молящаяся Жанна д’Арк», созданном около 1620 г. (ил. 18). Здесь перед зрителем представали уже не сцены Пьеты или Оплакивания, но их, если можно так выразиться, «усеченный» вариант – изображение одинокой, предающейся молитве девушки, в облике которой уже практически ничто (за исключением, быть может, распущенных рыжеватых волос) не напоминало о двойственном восприятии ее образа.

Ил. 18. Питер Пауль Рубенс. Молящаяся Жанна д’Арк. Ок. 1620 г.

Ил. 19. Памятник Жанне д’Арк в соборе г. Туля (Франция). 1890 г. Фотография автора.

Однако наиболее востребованным данный вариант «портрета» Жанны д’Арк оказался начиная со второй половины XIX в., когда во Франции развернулись ожесточенные дебаты о необходимости ее официальной канонизации[491 - Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 491–517.]. Именно так изображали свою героиню Лор де Шатийон («Жанна д’Арк посвящает свое оружие Деве Марии», 1869 г.), Феликс-Ипполит Люка («Ангел Жанны д’Арк», 1887 г.), Поль-Ипполит Фландрен («Молитва Жанны д’Арк в церкви г. Севр», 1901 г.)[492 - Jeanne d’Arc. Les tableaux de l’Histoire. P. 59–60, 67, 81–91, 104–107.]. Именно в этой позе она была представлена в соборе города Туля, памятник для которого в 1890 г. изготовила фирма Пьерсон из Вокулера (ил. 19).

Наконец, точно так же Жанна оказалась запечатлена в церкви Сакре-Кёр в Париже, эскизы мозаик для которой были созданы Люк-Оливье Мерсоном и Марселем Имбсом в 1911–1917 гг. Впрочем, строительство и отделочные работы в церкви затянулись: они велись вплоть до 1923 г., и к этому времени Орлеанскую Деву уже успели канонизировать (что произошло 16 мая 1920 г.). А потому в ее образ, изначально «зеркаливший» фигуру Девы Марии, были внесены существенные поправки: Жанна обрела нимб над головой, что отныне подтверждало ее официально признанную святость.