Фрактал Мороса

– А я думал всегда, что она все-таки по-разному бесконечна относительно разных точек. Какое твое число?

– Два.

– Два…

– Это прошлое.

– Женя, ты думаешь, два – это прошлое?

– Не знаю… Настоящее – это тройка.

Они замолчали. Луна передвинулась от левой створки до правой створки оконной рамы. Была уже ночь, и голоса стихли.

– Будем спать?

– Да, – она надела ночную рубашку, и лунное тело ее скрылось во мгле одеяла, погасшее моментально.

Она почти уже протрезвела после студенческой встречи. Но сон уже наваливался, глаза закрывались.

Ликас, разморенный, согревшийся, радостный этой близостью, лежал в полудреме. А дух старого дома, как дух старого Каунаса, зачаровал его, обездвижил.

Звуки борьбы Женя услышала сразу, просто не сразу дошло, что это.

Кухонный нож, черный, висел над ним в свете, падавшем из окна.

Ликас схватил за запястье тонкую, поразительно тонкую руку. «Кто это?» – пронеслось, но думать было некогда.

Старым уличным приемом, не касаясь ножа, он развернул руку и полоснул по горлу этим же лезвием. Но в уличных драках дотянуться до горла все-таки не получалось.

«Почему так легко? Кто это?»

– Ли… Не бойся, не шевелись. Я включу свет, – Женя впервые хотела назвать его Ликас, но не смогла. Руки ее не дрожали. Она включила свет, закрыла дверь.

На полу лежал убитый ребенок.

– Кто это?

– Сын соседей. Он ненормальный.

– Может, это мы ненормальные.

– Давай сотрем твои отпечатки с ножа. Он говорил, что хочет покончить с собой. Вот пришел и зарезался перед нами.

– Там нет моих отпечатков.

Пришли соседи, милиция. Родителей не было.

Неблагополучная семья, ребенок, вернее, подросток, стоял на учете. Никаких мотивов убивать не было ни у кого.

«Вот и приехали. Я собственными руками зарезал ребенка. Раньше все загибались сами, далеко и незаметно…»

* * *

Комар с тонкими волосистыми ножками долго-долго кружил, ища место, очерченное инфракрасным, он подбирался то слева, то со спины на загривок, а потом просто с размаху заехал прямо Юргису в рот, завяз в слюне, затрепетал, утонул.

– Тьфу!

Сентябрьский лес, северный, полный солнца, где деревья растут, поднимаясь на сфагнумных[74 - Сфагнум – род мхов, обитателей верховых и переходных болот.] кочках, ржавь роняя с небесных вершин. Никакого азарта, ни поиска, только свет на отвесную гладь, только холод сквозь солнце, неровности блиндажей на крутицких холмах[75 - Крутицкие холмы – линия фронта в Можайском районе Московской области во время Великой Отечественной войны.]…

Приятели-врачи возвращались к шоссе по бетонке. И вдоль этой дороги стояли дома – старые деревенские, дачи девяностых со львами у ворот, с золотыми шарами вдоль стен глухих заборов. По обе стороны бетонки. Нарские пруды разлились гостеприимным пристанищем белых цапель и рыболовов. Подростки, местные жители, ехали на велосипедах, и бетонная дорога била под колесами на стыках плит паровозным ритмом.

Взрослый дядька доктор Юргис возвращался из загородной поездки за грибами.

«Для кого-то все это родное – привычные: песчаные дали с облаками, расчеркнутыми дефисами цапель, распаханные под зиму поля с тощими ветровыми перелесками. Те, кто живет здесь, не удивляются туманам и птицам как новому. А мое родное осталось за тысячу с лишним километров отсюда, в готических нефах каунасских святынь, в холодной воде литовского Рубикона».

И в глазах доктора промелькнула грусть, ирония, и покой, и улыбка, и смирение.

Он встряхнулся, провел пальцем по щеке, погладил бороду, сказал что-то спутникам, и все прыснули со смеху.

* * *

«Факс. Отправлен 3 марта 1999 года. 16:41. Издательство N. Получен: Поликлиническое отделение, травматология.

Юргис, надо срочно встретиться. Когда ты можешь? Перезвони. Ликас».

* * *

Они пили чай на кухне, вернее Юргис пил чай с какимито шоколадными кренделями, а Ликас сидел присмиревший, радуясь скрытно, что еще не умирает.

– Слушай, ну я не оториноларинголог, но это просто тонзиллит. Ну он у девятерых из десяти бывает.

– У меня не бывает.

– Ну и вот, появился. А ты нотариуса вызвал и трахеотомию собрался делать.

– Я в Литве вообще не болел.

– И я не болел. Все когда-то бывает в первый раз.

– Я в девяностом всю ночь мерз у парламента, а потом меня менты забрали, и я спал на полу в какой-то комнатухе, потом в морг повезли к отцу, и я даже тогда не заболел.

– А здесь из-за чего началось?

– У форточки постоял. На бабу с сиськами в окне смотрел.

– На бабу с сиськами…

– Да, я это замечаю.