Волшебное дуновение

Но Антипкина с прежней квартиры съехала и как сквозь землю провалилась: сколько ни искали её потом – не нашли.

Так и потеряли они всякую надежду стать прежними, человеческими. Мало-помалу устроились на работу – кто куда: Девушка-Корова стала славной дояркой, коровы её просто обожали; Человек-Кот нанялся танцовщиком в ночной клуб, а Человек-Индюк и Человек-Крыса – охранниками в банк.

– И ты, Свиной, не надейся, – посоветовали товарищи по несчастью, – свыкнись – и так живи. А мы тебе поможем, поддержим.

В подвальчике наступила тишина. Все сидели молча: каждый думал о своей нелёгкой судьбе.

Молчал и Человек-Свинья. Впервые он оказался среди своих, впервые в жизни. Даже раньше, когда он ещё просто был человеком, не довелось ему испытать такой доверительной близости, такого тёплого чувства родства и покоя. Перед ним были люди – такие, каковы они на самом деле: люди с настоящими открытыми лицами.

– Нет, – сказал наконец Человек-Свинья, – я её найду, тётку Антипкину. И себя, и вас, товарищи, спасу. Найду. Из-под земли её, ведьму, достану!

И стал он Антипкину искать. Всю Лиговку исходил, да заодно – и пол-Питера. Воздух нюхал, у людей спрашивал, читал разные объявления.

Помог ему случай.

Как-то в пятницу два грузчика буднично матерились, шумно забивая фургон стеклотарой. И вдруг явственно прозвучало: «Антипкина». Человек-Свинья вздрогнул, прислушался.

– Вот, – ворчал грузчик Вова Кучерявый, – всё вдребезги, блин-тын-тын! Машина набок, блин-тын-тын – и всё в хлам! Колян, правда, цел, чего ему, Коляну-бормоту, сделается. А убытку, блин, всю на него повесили. Верняк, её работа, её – Антипкиной! Так ведь и говорила она ему, Коляну-то: «Чтоб ты перевернулся!» Я сам слышал, блин. Ведьма она!

– Да, – вздыхал второй грузчик, тяжело звякая ящиком, – бывает же!

Человек-Свинья рванулся к грузчикам:

– А какая Антипкина? Не с Лиговки ли?

– Да нет, с Лесного, блин-тын-тын, тутошняя. Коляна, водилы нашего, соседка. Что, Свиной, никак – и твоя знакомая?

– Знакомая, – нехорошо ухмыльнулся Человек-Свинья. – Давно свидеться желаю…

Оказалось, что живёт теперь Антипкина неподалёку, на Лесном проспекте, в угловом жёлтом доме – где-то с полгода живёт. Рассказывают, что с Васькиного острова переехала по обмену, что нигде она подолгу не задерживается из-за нехорошего своего языка.

– Ты её легко найдёшь, – охотно объяснял Вова Кучерявый. – Она на лестнице, блин, теперь одна осталась. Все соседи от неё разбежались со страху. По родственникам, блин, живут. Только Колян ещё хорохорился, петухом ходил, да и он теперь к тёще разлюбезной съедет, блин-тын-тын, после такого случая. Так что тебе, Свиной – зелёная улица! Похрюкайте-ка вместе!

Грузчики заржали, а Человек-Свинья опрометью кинулся на Лесной проспект.

Ноги сами привели его к нужному дому. Дом темнел окнами, точно нежилой. В нахлынувших осенних сумерках лишь одно оконце скучно светилось линялой шторой. Человек-Свинья поднялся по вымершей разбитой лестнице, глубоко вдохнул – и толкнул незапертую дверь.

Антипкина сидела в комнате, спиной к двери.

Он сразу узнал её.

Она сидела у выключенного телевизора и что-то бормотала.

Человек-Свинья осторожно приблизился.

– Ти-ихо, – покачиваясь, бормотала Антипкина, – ти-и-ихо как… Все пришипились – боятся меня. Пусть боятся!

Она захихикала, затрясла головой и, не оборачиваясь, спросила:

– Тебе чего, Колян? Извиняться пришёл? Пшёл вон! Не прощу.

Человек-Свинья сглотнул и ответил:

– Я не Колян. Посмотри на меня.

Антипкина медленно обернулась, так медленно и жутко, как это бывает только в кошмарном сне, сверкнула зеленоватым глазом – и вдруг рассмеялась громко и оскорбительно.

– Свинячее рыло! Это ты, свинячее рыло! – всё приговаривала она, тыча в непрошеного гостя жёлтыми пальцами. – Надо же! Здрасьте, пожаловал!

– Заткнись! – рявкнул Человек-Свинья. – Заткнись! И слушай меня!

Антипкина, сражённая внезапной его смелостью, замолчала.

– Я пришёл к тебе спросить, – сказал Человек-Свинья, – я долго тебя искал. Скажи мне: почему ты делаешь такое с людьми?

– А я и сама не знаю, – призналась вдруг Антипкина. – Дар у меня такой, особельный. Чего плохого в сердцах пожелаю – то и сбудется. Сила великая во мне!

– Отчего же ты не желаешь людям хорошего? – тихо спросил Человек-Свинья.

– Хорошего? А за что это им – хорошего? – искренне изумилась Антипкина. – Сволочи же все!

– Так уж и все? – удивился Человек-Свинья. – Неужели же нет никого, кто был бы тебе дорог?

– Все! – тряхнула головой Антипкина. – И подружки-стервочки, и муженёк мой бывшенький, и соседи-паразиты, и торговки ларёчные, и менты поганые, и…

– А дети? – с надеждой перебил её Человек-Свинья. – Ты и детей не любишь?

– Да за что их-то любить? – зевнула Антипкина. – Мелочь пузатая, хулиганы! Понавырастают из них те же сволочи… И ты, свинячее рыло… Шёл бы ты отсюдова, пока я совсем не рассердилась, а то, гляди, хуже будет.

– Нет, хуже уже не будет, – покачал головой Человек-Свинья. – Значит, помочь мне ты не захочешь…

– Не то что – не захочу, а не положено мне, – гордо объяснила Антипкина. – Дар мой особельный – только на плохое устроен. Никому вам от меня халявы не будет.

Человек-Свинья задумался – и тут внезапная мысль озарила его уродливую голову.

– А знаешь, – сказал он, – я ведь познакомился с твоим мужем.

Антипкина насупилась.

– И с девчонкой его, – продолжал Человек-Свинья. – Они ведь живут счастливо! Ты очень им помогла. И мне помогла, и Человеку-Крысе, и даже Индюку! Ты показала нас настоящими, и люди нас приняли такими. У нас у всех хорошая работа, мы крепко дружим, мы счастливы – и это всё благодаря тебе. Такое тебе и не снилось! Нам всем уже нечего бояться, совсем нечего – вот какая у нас теперь сила! А ты сидишь тут одна в пустом доме, и никто тебя не любит. И не полюбит! Так и сдохнешь одна!

Антипкина побагровела, вскочила и с кулаками стала наступать на Человека-Свинью.

– Ах, вот вы как? Дружите? – завопила она. – Гадины! Хорошо живётся вам, морды противные?! Ну погодите! Да чтоб вам всем… Да чтоб…

Антипкина запнулась – она выдумывала кару пострашнее.

И вдруг затряслась от мелкого мстительного смеха.