Крах Атласа

– Мы же охотимся за Нотазаем, – вслух напомнил Далтон. – Несмотря на мои активные возражения, смею добавить.

Парису затрясло от раздражения.

– Значит, ты ничего не теряешь. Раз уж это пустая трата времени.

Далтон пожал плечами.

– Я не называл это тратой времени. Я лишь говорил, что Нотазай послужит твоим интересам не больше любого другого врага. У Форума нет того, что тебе на самом деле нужно, то есть архивов.

Внезапно разозлившись на себя, Париса вошла под струи воды. Бардак в номере, кровь на руках, время, которое потребуется на сборы… Как она могла быть такой беспечной? Прошло-то всего два года, а она уже забыла, что ей непозволительно устраивать беспорядок.

– Париса. – Далтон по-прежнему ждал от нее ответа. Она со вздохом потянулась за флаконом шампуня.

– Сегодня мне не надо искать Форум, Далтон. Я могу их найти где угодно и когда угодно. – Довольно скоро Нотазай прибудет в Нидерланды вербовать новых адептов. А если нет, то в конце концов он отправится назад в свою штаб-квартиру, и тогда же они с Далтоном вернутся в Лондон. – А захватывать архивы нет смысла, пока у нас на руках нет всех инструментов.

Аромат шампуня на время принес облегчение, однако Далтон заговорил снова:

– Ты его бросила.

– Что? – рассеянно спросила Париса.

– Ты его бросила, – повторил Далтон. – И вот опять послушно торопишься на его зов?

– Чей, Нотазая?

– Нет, мужа. – Далтон словно бы поддевал, и Париса некоторое время делала вид, будто не слышит его, молча намывая голову. Ее мутило. В висках снова застучало от боли. Дум. Дум.

Париса нанесла кондиционер по всей длине волос.

– Мы с Насером не разговариваем, – наконец ответила она, и если Далтон не понимал, что к чему, то ей все было очевидно. Насер бы не стал никуда ее звать, не будь дело очень, очень срочным.

Она намылила руки куском французского мыла, терла их, смывая кровь несостоявшихся убийц, пока вода у ног не приобрела нежный розоватый оттенок.

– Он причинил тебе боль, – напомнил Далтон, и Париса отстраненно заметила, что стиснула зубы.

– Я не говорила, что он…

Слова застряли у нее в горле. Она будто услышала голос Каллума: «Они причинил тебе боль?»

«Кто?»

«Все».

А потом голос Рэйны спросил: «Ты просто неспособна любить, да?»

И снова Далтон: «Мне все равно, все равно, кого ты любишь…»

– Все сложно, – пробормотала в конце концов Париса, перекрывая воду. Потом еще минуту стояла в тишине, окутанная клубами пара. Дверь ванной открылась и снова закрылась.

К тому времени, когда она вышла из душа, Далтона уже не было в номере. Париса вздохнула, как она сама себе сказала, с облегчением, затем зажгла яркие лампы над туалетным столиком.

Телефон куда-то пропал, но она предпочла пока об этом не думать.

Обтерлась полотенцем, поглядывая на себя в зеркало – там, где его не затянуло испариной. Не первый раз задалась вопросом, что она такое на самом деле? Что видят в ней остальные, что видит Далтон и убийцы, она уже знала: прекрасные черты, тонко выверенные пропорции, удачное совпадение данных, преодоленные слабости и несдержанность (только сегодня она позволила себе сладкое и пролила кровь).

А что видел Атлас?

Это уже не имело значения. В два быстрых движения Париса тряхнула волосами – взад-вперед, – запустила пальцы во влажные локоны, взбивая их и позволяя снова упасть каскадом естественного совершенства.

Почему Атлас ее выбрал?

И тут, подобно вселенской каре за нерациональную, бессмысленную рефлексию, в голове зазвучал ее собственный голос:

«Нас, разве я могла быть здесь счастлива? Женой быть не хотела, матерью становиться не собираюсь, а ты хочешь, чтобы я прожила всю жизнь в цепях лишь потому, что благодарна тебе за одну вещь, за один шанс…»

Париса взъерошила волосы. Сделала пробор на одну сторону, потом на другую; и так и так было отлично.

«…мне надоело быть благодарной! Надоело пытаться подстроиться под эту семью, этого бога, эту жизнь. Надоело быть маленькой, я выросла, я уже не тот человек, которого ты спасал, и я уже даже не знаю, кто я…»

Она надула губы и начала приводить себя в порядок. Ущипнула щеку, глядя, как проходит покраснение.

«…я хочу больше, намного больше…»

С помощью бальзама придала губам чувственности, с помощью туши сделала глаза выразительней. С другим лицом она стала другим человеком.

«…я жить хочу, Нас! просто дай мне жить!»

Какой смысл заново переживать свое прошлое? Она гонялась за невидимым воздаянием, боролась за власть, искала новые инструменты контроля. Уж если она самый опасный человек в этом и прочих мирах, ей должно быть совсем, совсем не до мыслей о том, как она стала такой легкой добычей для Атласа Блэйкли, человека, искавшего оружие лишь для того, чтобы создать для себя сносный мир. Зато теперь…

Теперь она думала о Насере. Как будто то, какой она была десять с лишним лет назад, имело хоть какое-то значение.

«Всего лишь по часику, время от времени, о большем и не прошу. Знаю, знаю, в своих мыслях я прошу куда больше, но так нечестно, ведь важно именно то, что я показываю тебе, нет? Возможно, когда-нибудь ты поймешь, какая разница между тем, что человек думает и кем он выбирает быть…»

В зеркале мелькнул проблеск чего-то. Краткая, подозрительная вспышка посреди безмятежной озерной глади ее отражения, картины неизменной красоты, изящества, в которое Париса облачалась без труда. Забыв о внутреннем монологе, отпустив его, она подалась вперед.

«Когда-нибудь эта картина изменится, eshgh, и тогда, я надеюсь, ты увидишь меня в ином, мягком свете…»

– Париса?

Далтон привалился плечом к дверной раме ванной. В левой руке у него было ее платье, в правой – телефон.

– Меня не волнует то, что ты собираешься встретиться с бывшим муж… Прости, с Насером. Хочешь, буду называть его по имени. Думаю, тебе так и так придется с ним встретиться, ведь если сведения о нем нашло Общество, то найдет и Форум. И Атлас. Вообще любой, кто желает тебе смерти. – Сделав еще паузу, Далтон положил ее телефон на стойку в ванной. – Физику я тоже за тебя ответил. Подумал, тебе надо знать, какие у него планы относительно архивов или чем Атлас занимается в доме. Он заполучит обоих физиков, если только ты не перевербуешь хотя бы одного из них.

Париса не ответила, и он нахмурился.

– В чем дело?

Посмотрел, как она перебирает свои густые волосы.