Друзья и герои

Дубедат, потрясенный и разгневанный, ерзал на стуле. Ему и в голову не приходило, что Гай, самый уступчивый из людей, может оказаться таким несговорчивым. Он впервые столкнулся с упрямством Гая. Во взгляде его вспыхнул нехороший огонь. Он сунул руку во внутренний карман и достал письмо.

– Я надеялся, что мы сможем обсудить всё дружелюбно, и не думал, что мне придется прибегнуть к этому. И всё же. Можете взглянуть.

Дочитав письмо, Гай передал его Гарриет. Напечатанный на машинке документ гласил, что мистер Грейси на период своей нетрудоспособности назначает своим официальным представителем мистера Дубедата. Гарриет вернула письмо Гаю, и тот уставился на бумагу. Лицо его ничего не выражало.

– Так что сами видите. – Дубедат ликовал, и тон его был категоричным. – Я уже всё сказал. Мистер Грейси не может вас принять. Он не будет с вами встречаться и не будет нести за вас ответственность. Таким образом, если вы будете благоразумны, то сядете на первый же корабль.

Он забрал у Гая письмо, свернул его трясущимися пальцами и положил обратно в карман.

Гай поднял взгляд и ничего не сказал.

Смягчившись, Дубедат подался к нему и сказал серьезно, почти умоляюще:

– На вашем месте я бы уехал. Правда. Ради вашего же блага.

Гай молчал. Ему удавалось держать лицо, но он побледнел, и Гарриет с трудом переносила его страдания. Каким бы невзыскательным он ни был, он уважал власть – законную и честную. Он верил в людей. Он полагал, что его щедрость вызовет ответную щедрость. Помогая другим, он полагал, что и сам при необходимости получит помощь. Ему было тяжело признать, что Дубедат – бездарный человек, которого он взял на работу из жалости, – гонит его из Афин. И – что самое удивительное – имеет на это полное право.

Сказать было нечего. Пока они беседовали, солнце село. Глядя, как последние лучи освещают макушку далекого холма, Гарриет ощутила царящее вокруг ликование, которое, однако, они не могли разделить, как если бы смотрели на город из окна скорого поезда. Так, значит, в Афинах им не было места! Но где же оно было? Где им найти дом?

Дубедат тоже посмотрел на небо.

– Ничего себе, нам уже пора, – сказал он. – Очень жаль! В другой раз я пригласил бы вас остаться на ужин.

– Нас пригласили к майору Куксону, – пояснил Тоби. – Своего рода королевский приказ. Он не любит, когда опаздывают.

Принглы не стали спрашивать, кто такой майор Куксон. Это было неважно. Им он не стал бы отдавать королевских приказов. Гай допил пиво, и они ушли, не сказав почти ни слова.

В магазинчиках и кафе на площади Колонаки зажигались огни. В парке было темно. Вдоль тротуаров росли перечные деревья, и их нежная, словно у папоротника, листва клубилась в темноте, подобно дыму. Из магазинов пахло маринованным укропом.

– А ты в самом деле телеграфируешь в Лондон? – спросила Гарриет.

– Да.

Ее встревожила решимость мужа. Их положение было таким ненадежным, что даже улицы стали казаться враждебными. Гарриет подумала, что, возможно, Каир станет для них убежищем.

– Возможно, нам и вправду лучше сесть на ближайший корабль, – сказала она.

– Нет, – ответил Гай. На его лице была написана решимость. – Я не хочу в Египет. Здесь есть работа, и я намереваюсь остаться.

Деньги у них почти закончились. Они уже не могли позволить себе зайти в «Зонар», поэтому прошлись по улице Стадиум и присели в кафе на площади Омония. Попивая дешевое сладкое, сонное, темное вино, Гарриет подумала о Якимове. Как он выживал в те годы, когда нищенствовал в чужих городах? Рядом с ней был Гай, и худшим, что могло с ними случиться, была высылка в Египет, но ей очень хотелось плакать.

3

Гостиницу, в которой они остановились, Гарриет рекомендовали как самую дешевую из центральных. Это было мрачное и неуютное здание, но англичане предпочитали именно его – благодаря местоположению и высшей степени респектабельности. С 1939 года беженцы шли в Афины плотным потоком, и даже до прибытия поляков тут было множество греков из Смирны и русских белоэмигрантов, которые надеялись обрести здесь дом. Свободные номера в гостиницах были редкостью; квартиры и дома встречались и того реже.

Принглов поселили в комнату, предназначенную для одного постояльца, но пообещали дать номер больше, если таковой освободится. Когда Гарриет напомнила об этом портье, тот сказал, что комнаты здесь не освобождаются. Люди жили в гостинице месяцами. Некоторые и вовсе поселились тут. Миссис Бретт, к примеру, жила здесь уже больше года.

Гарриет знала миссис Бретт, сухопарую англичанку, которая при каждой встрече окидывала ее осуждающим взглядом. Как-то раз, через неделю после приезда Гая, миссис Бретт остановила ее и спросила:

– Так, значит, ваш муж всё-таки приехал?

Гарриет попыталась обойти ее, но миссис Бретт продолжала:

– Вы что же, не помните меня?

Гарриет прекрасно ее помнила. Когда она только приехала в Афины и страшилась вестей из Румынии, она как-то заговорила со своей соотечественницей и призналась, что ее муж остался в Бухаресте.

– Его отправят в лагерь для военнопленных, – ответила ей миссис Бретт. – После войны он к вам вернется. Мой муж умер.

Возможно, она хотела успокоить Гарриет, но ее слова послужили слабым утешением. Теперь Гарриет старалась по возможности избегать ее.

– Мне бы хотелось познакомиться с вашим мужем, – сказала миссис Бретт. – Приводите его ко мне на чай в субботу. Я живу в этой гостинице на первом этаже, третья комната. Приходите к четырем.

Не дожидаясь согласия или отказа, она ушла.

Гарриет поспешила рассказать об этом Гаю:

– Эта жуткая тетка пригласила нас на чай.

– Как мило с ее стороны! – ответил Гай, для которого любое общение было лучше, чем его отсутствие.

– Но это та женщина, которая заявила, что тебя отправят в лагерь для военнопленных.

– Уверен, она не имела в виду ничего дурного, – убежденно сказал Гай.

Принглы жили на последнем этаже. Их крохотная комнатка выходила окном на кирпичную стену; в ней помещались две узкие кровати вдоль одной стены, платяной шкаф и туалетный столик. Комната миссис Бретт выходила на улицу и являлась одновременно и спальней, и гостиной: кресло и обеденный стол теснились рядом с широкой кроватью. Миссис Бретт повесила на стены два натюрморта: на одном были изображены анемоны, на другом – ландыши. К приходу гостей она выставила на стол фарфоровый сервиз и шоколадный торт.

Радуясь тому, что хоть кто-то проявил к ним дружелюбие, Гай держался так мило и любезно, что миссис Бретт, в свою очередь, пришла в восторг и принялась хлопотать вокруг них, приговаривая:

– Садитесь же, садитесь!

В комнате был еще один гость: грузный и коренастый мужчина среднего возраста.

– Надо же, вы оба такие крупные! – пожаловалась миссис Бретт. – Что же мне с вами делать! Да и к тому же, – она повернулась к первому гостю, – Элисон Джей обещала заглянуть.

– Вот это новости, – пробормотал тот.

– Мы справимся. Справлялись же раньше. Миссис Прингл может сесть на тот стульчик – она такая худенькая, – а мисс Джей я отдам кресло. Так, вы двое! Садитесь сюда.

Она усадила мужчин на кровать.

– Сидите здесь, – велела она. – Помощь мне не нужна.

Гостиничный официант внес чайник, и, пока миссис Бретт разливала чай и по несколько раз спрашивала собравшихся, нужно ли им молоко или сахар, сосед Гая обратился к нему:

– Меня зовут Алан Фрюэн.

– Разве я вас не представила? – воскликнула миссис Бретт, раздавая чашки гостям. – Вечно я забываю всех представить.