Предатели. Цикл рассказов

– Никем я не притворяюсь. Мне нравятся люди, у которых дома есть книги.

– Да глупости это. Сейчас можно все в приложухах читать и не иметь ни одной книжной полки.

– Приложение не то. Разница, как между аналоговой и цифровой музыкой.

– О том и речь, Стасов! Это как иметь проигрыватель и пластинки, но не слушать винил. Можно придумывать тысячу причин, почему ты их не слушаешь, что нужен повод, настроение и т. д. Или что наступит какое-то специальное время, когда ты начнешь это делать. Но это все отговорки. А можно просто включать патефон каждый вечер своей жизни. Включать вместо того, чтобы соглашаться на цифровую жизнь. День за днем.

Стасов подошел к столу и сел напротив.

– Да, нажать на пару иконок на смартфоне проще, чем открыть проигрыватель, достать пластинку, установить ее. Но можно же развить эту привычку и получать в разы больше удовольствия. Но это только при условии, что ты любишь это и разницу эту понимаешь. Как и с книжными шкафами. Идти надо от себя, а не от того, что тебе нравится идея о людях с этими полками или патефонами.

– Любишь ты поспорить, – Стасов смотрел умиленно.

– Мы еще ни разу не спорили, – Стася улыбнулась широким ртом. Было в ней что-то от Буратино и Мальвины, вместе взятых. Кудрявая озорная смесь.

– Откуда сырники?

– Налепила из творога твоего. Он бы испортился точно.

– Понятия не имею, откуда в моем холодильнике творог. И где ты вечно находишь еду? – Стасов взял сырник из тарелки и целиком отправил себе в рот. – Обалдеть, вкуснота. – Он прихватил второй и макнул его в тут же стоящую креманку со сметаной.

– Чай у тебя вкусный.

– С шиповником.

– Я люблю шиповник. У меня есть один куст шиповника, с которым я дружу.

– С шиповником? Дружишь? – Стасов многозначительно закивал, – Так-так, интересно. И как давно вы общаетесь?

– Да прекращай свой сарказм. Ну правда. Шиповник же, он очень круто меняется, у него то эти рыжеватые плоды, то цветы розовые. То он весь высыхает, сморщивается, колючки у него обнажаются, а то снова такой радушный, полный жизни. Так вот я ходила через проходной двор, и там целая клумба шиповником засажена. Я бывала там в разные моменты жизни и в разных настроениях и останавливалась около него, думала о своем. Трогала плоды или листья, они мне нравились. И как-то так просто начала сама с собой болтать типа: «Ну привет, шиповник, это опять я и опять у меня жопа». И знаешь, мне как будто пришел от него ответ. Мне стало все так понятно, и потом я снова, проходя мимо него, останавливалась там и болтала с ним.

– Ну это хорошо, что ты такая дружелюбная!

– Ха-ха!

– Стась.

– Ау?

– Я хотел сказать кое-что, – он опустил лицо и принялся ковырять стол ногтем.

– Только не опять вот это вот все, что любишь меня и я такая, какая сама не знаю, – Стася начала было растягивать рот в улыбке, как заметила, что Стасов посерьезнел. Она посмотрела на него внимательнее, чем обычно. Между бровей у нее пролегла складочка.

– Я перебираюсь в головной офис в Москве. Подавал заявку на перевод перед корпоратом. Босс говорил, что дело дрянь и он меня не отпустит ни за какие коврижки. Но сверху поднажали и дали добро.

– И когда перевод?

– Я думал, после лета, с сентября, но они забирают меня прямо сейчас.

– Прямо сейчас? – Лицо у Стаси вытянулось, и он впервые заметил на нем выражение беспомощности.

– На следующей неделе. Мне уже организовали корпоративную квартиру. Заканчиваю тут несколько дел и могу отчаливать.

Стася улыбнулась, но немного сдавленно.

– Это же очень хорошо, Стасов. И почему ты вообще передо мной отчитываешься, мы же сразу с тобой решили, что это у нас на выходные. Сегодня мне мелкого от бывшего забирать. – Она глянула на часы. – Так уже вот времени совсем не остается. Вот это я балда. Надо гнать домой, переодеваться, и за ним, а я расселась.

Стася вскочила на ноги, задела рукой креманку со сметаной, та с брызгами полетела на пол, измазала стену по касательной и дверь. Оба кинулись убирать. Стася размазывала сметану по полу, Стасов рыпнулся за мокрой тряпкой у раковины.

– Я уберу, собирайся за мелким! – приговаривал Стасов, растирая жирную сметану по полу.

– Я уберу, уберу, вот я неуклюжая, – причитала Стася, пытаясь снять следы своего свинства со стены.

Кое-как, больше растерев, чем убрав, оба они поднялись на ноги и посмотрели друг на друга.

– Давай я тебя отвезу, – произнес Стасов тихо и неуверенно.

– Нет, не нужно, я сама.

– Но я хочу.

– Не надо, правда. Перед смертью не надышишься.

– А мы вроде бы и не собирались тут помирать.

– Это верно. А что собирались?

– Жить и радоваться жизни.

– Это верно.

– Ты сможешь приехать ко мне как-нибудь. Может, даже с мелким, а?

Стася смотрела на Стасова внимательно.

– Да, погуляем там. Ну я обустроюсь сначала. А потом приезжайте, правда! Будет весело.

– Да, я помню, что ты любишь детей. – Стася обошла Стасова и направилась к прихожей.

Одним движением сняла свитер и осталась совсем голой. Стасов замер, уставился на ямочки на ее пояснице. Вокруг них пестрела россыпь веснушек взрывом конфетти.

– Может, я все-таки отвезу тебя? У меня сегодня все еще свободный день.

– Стасов, – она развернулась к нему и посмотрела в глаза, как охотник перед медведем-шатуном. – Не надо меня никуда везти! Я хорошо понимаю свое место. Всё классно. Было мило, правда. – Она надела платье в цветочек и тельняшку парня из кафе. – Кстати, я кофту отхватила. Вчера еще не подозревала, что будет так холодно. Что погода испортится. – Она сняла с плечиков косуху, надела и вышла за дверь.

Стасов глянул за окно. От утреннего солнца не осталось и следа. Небо стало темным и тяжелым. И правда, погода испортилась. Очень сильно испортилась.

Дома делать было нечего, Стасов не находил себе места. Вроде бы все у него было хорошо. Стася такая адекватная. Расстроилась, конечно, но могло быть и хуже. Правда, перед глазами стояла ее дрожащая нижняя губка. Может, ему показалось. Но как будто бы дрожала. Так бывает у детей, готовых вот-вот разрыдаться. Дрожь, которую она скрывала, больно покалывала Стасова в области груди. Скорее всего, показалось, решил он, стараясь об этом не думать.