Дедовские страсти

– Да хорошо! Кормят аж три раза за день, отдельный тюфяк выделили в каморке под лестницей… Ой! – Иван, стиснул Любашу так, что кости затрещали.

– Каморку?! – гневно воскликнул он, – и барин-то поди уж к тебе наведался! Сарафан новый подарил за что?

Любаша оттолкнула своего ревнивого дружка, она совсем его не боялась.

– Задушишь, медведь! Наш барин не такой, да он и старый совсем! А платье баское всем дворовым пошили, парням рубахи рудые, а девкам – сарафаны. Мне еще рубаху дали беленого холста. Смотри, какая красота! – и Любаша закружилась по полянке – алый сарафанчик колокольчиком, пшеничная коса вразлет, из-под юбки промелькивают розовые пяточки, нежные, как у ребенка.

Ивану показалась она райской птицей иноземной, не узнавал он свою родную Любашу, не ведал с какого боку к ней подступиться, а так хотелось… А она все говорила, говорила про то, что в доме полы-то все вощеные, а мебеля, мебеля то какие: с вензелями!

– Меня в ранжарею определили, барыня Анна Липольдывна дюже цветы разводить любит, а я ей помогаю. Это как на огороде на грядках работать, только в тепле в чистоте и дождик не мочит, потому как крыша из стекла и стены все застеклены, все насквозь видно! Красота! Вот бы тебя к нам! Надобно с нянюшкой поговорить, она заправляет среди дворовых, намекнула бы барыне, чтоб пристроить тебя куда.

– Да мне и в деревне хорошо. – Иван успокоился и обнял по-хозяйски свою Любашу. – Земли много, хлеба хватит и на оброк и на зиму, избу к осени дострою. Возвращайся, свадебку сыграем!

– Кто меня пустит, мы ж подневольные!

– А я у барина испрошу позволенья жениться на тебе.

– Не-а, барыня откажет, я у ней первая помощница по ранжарейному делу, меня цветы любят. – Любаша только вошла во вкус новой жизни, такой отличной от однообразного тяжкого крестьянского обыкновения.

– Воля твоя. – Иван резко развернулся и пошел в лес.

– Ванюш, а котомку-то моим передать? – Любаша, маленькая, юркая как ртуть, мигом подхватив узелок, встала поперек дороги, напирая грудью Ивану чуть повыше живота, сверкнула карими очами, неожиданными на белокожем лице, обрамленном выгоревшими соломенными кудряшками, выбивающимися из туго заплетенной девичьей косы.

Иван глянул на раскрывшийся ворот рубахи, угадываемое за ним белое тело, полновесную грудь, ямочки на щеках – и пропал! Обнял свою шаловливую подругу и кинулся целовать в задорные ямочки, еще и еще. Душой чувствовал, что не следует, что аукнется ему эта встреча большими бедами, но не мог остановиться. Любаша радостно смеялась. Звонким серебряным колокольчиком отдавалось эхо. Сердце парня ухнуло вниз, и тут раздался выстрел, искры посыпались из глаз, что-то сбило с ног. Иван, крепко обнимавший Любашу, увлек ее за собой вниз, и они одним большим кулем повалились на траву.

Пес огненный

Мрак, искры, и …тяжелое смердящее дыханье. Иван очнулся и увидел клыки, разверстую пасть, огненный язык. Душа ушла в пятки. «Как тяжко! Сердце давит! Изыди сатана!» Иван мотнул головой, неожиданно легко скинул гнетущую тяжесть и провалился в небытие. Где-то глухо зарычала, взлаивая, большая собака.

Любашу не так легко было застать врасплох. Она шариком скатилась с Ивана, который, падая, потянул ее на себя, и, вскочив на корточки, увидела перед собой большого рыжего пса, с оскаленной пастью. Взъярившись из-за прерванного поцелуя, девица взмахнула рукой, в которой крепко сжимала драгоценный узелок и крикнула: «Пошла отсюда!» Собака отпрянула, зарычав.

Иван пошевелился и вновь открыл глаза. «Живой!» – вскричала Любаша. «Живо-о-о-ой!» – бухающим колоколом отдалось в голове. Иван попытался подняться. Собака зашла с другой стороны и, оскалившись, приготовилась наброситься на очумевшего парня. Он испугался как в детстве, закрыл лицо руками в попытке спрятаться, свернувшись в клубочек. Но разве спрячешься на голой поляне, если ты лежишь на траве и не можешь поднять головы?

Любаша отважно ринулась на защиту любимого, и заметила в головах его какую-то серую кучку. То был подстреленный селезень. Схватив мертвую птицу, геройская девица зашвырнула ее далеко, как смогла. Описав дугу, тушка грохнулась в колючие кусты малины на краю поляны. Собака с заливистым лаем умчалась за добычей. А девушка склонилась над поверженным любимым, пытаясь привести его в чувство.

– Ванюша! Ванюша!

– А? Что? – Иван сел на траве, держась за голову.

– Тебе селезень подстреленный на голову упал. Видно, кто-то в наших лесах пошаливает.

Люба помогла Ивану встать. Они представляли комическое зрелище: миниатюрная куколка в красном сарафанчике и повисший на ней гигант цыганской наружности, похожий на чудище неведомое, страшное и беспомощное одновременно.

– А пес огненный?

– Да то собака лягавая, слышь, лает, охотника зовет, добычу кажет.

– Люба моя! – Иван кинулся обнимать свою милую, – спасительница моя!

Встреча на охоте

В этот момент собака затихла. Андрей (а это была его охота), наконец-то нашедший свою добычу, глянул из-за кустов на поляну. Видно было неважно, но происходило там нечто непонятное. Здоровый парень сгреб в охапку маленькую девочку в красном сарафанчике, желая унести подальше в лес. Девочка вырывалась, колотила кулачонками ему в грудь, сучила ножками, выкрикивая истошным голосом: «Пусти! Охальник! Пусти!». Андрей, возмутившись разбойным нападением, ломанулся через колючие кусты шиповника и влетел на поляну. За ним – верный пес.

– А ну пусти девчонку!

Охальник развел руки от удивления, и девица соскользнула на землю. Она оказалась прехорошенькой, фигуристой, в самом соку. Сам бы сгреб ее в охапку да унес в дальние дали!

– Ты что это творишь, разбойник?

– Виноват, барин, виноват.

Парень начал суетливо мелко кланяться. Тут рыкнула собака, обнажив клыки. Девушка вдруг выступила вперед.

– Барин, убрал бы ты пса от греха подальше – неровен час, порвет.

– Он тебя обидел?

– Да не, я собак не боюсь…

Андрей посмотрел через голову девушки на парня, который бочком стоял, спрятавшись за дуб, и взглядывал на злобную псину.

– А Ваню мальчонкой собака сильно порвала, так он и опасается, – девушка была заметно смелее парня.

– Так Ваня этот, – Андрей кивнул в сторону дуба, – не нападал на тебя?

– Да не, баловались мы, а вы что, барин, удумали? – лукаво взглянула девица, поправляя сбившийся платок.

– А я думал, этот грозный герой хотел в лес тебя умыкнуть и непотребство какое совершить, теперь вижу – ошибся! Прости красавица. Ты чьих будешь? И как зовут?

– Любаша я, Страстновская. Меня недавно господа в дом взяли. А Ванюша – Дедовский.

Андрей мельком глянул на трусоватого деревенщину, который кланялся, выйдя из-за дерева. Много интереснее ему была девушка – кареглазая, щечки румяные, как яблочки, и не по-крестьянски белокожая с толстой соломенной косой, которую она, поправляя, перекинула на грудь.

– Давай-ка я провожу тебя до дому, чтоб никто в лесу на тебя не напал, – сказал Андрей, любуясь красной девицей.

– Да мне этот лес, как дом родной, я здесь каждую травинку знаю! Кто ж на меня нападет?

Иван выдвинулся поближе к Любаше, порываясь что-то сказать. Пес предупредительно рыкнул.

– Да вот этот, хотя бы, собачий царь! – Андрей указал на Ивана.

Любаша звонко рассмеялась. Подбежала к Ивану, сунула ему оброненную котомку и погладила по плечу.

– Ванюш, мне возвращаться пора, а то хватятся. Гостинец передашь?

Иван хотел было ответить, но не нашел, что сказать, только мотнул головой и стоял столбом, прижимая котомку к груди. А Любаша обернулась к новому знакомцу и, заливисто посмеиваясь, взглянула лукаво и задорно.

– А вы, барин, откуда будете?