Сочинения

– Разве это может быть? – сказала Камиль, показывая на Калиста.

– Однако, – возразил Виньон, – они очень подходили бы друг к другу. Ей на десять лет больше, чем ему, и он в данном случае будет играть роль молодой девушки.

– Молодая девушка, мосье, уже два раза была под выстрелами в Вандее. Если бы нашлось еще двадцать тысяч таких девушек…

– Я сказал вам это в похвалу, – сказал Виньон, – и мне это было гораздо легче сделать, чем вам побрить бороду.

– У меня есть шпага, которой я могу побрить бороду тому, у кого она слишком длинна, – отвечал Калист.

– А я прекрасно могу писать эпиграммы, – улыбаясь, заметил Виньон, – мы оба французы, дело можно сладить.

Мадемуазель де Туш бросила на Калиста умоляющий взгляд, который сразу охладил его пыл.

– Почему, – спросила Фелиситэ, – молодые люди, как мой Калист, любят всегда женщин известного возраста?

– Нет ни одного чувства, которое было бы так наивно и вместе благородно, – ответил Виньон, – оно вытекает из отличительных свойств очаровательной юности. Кроме того, чем, как не такой любовью могут кончить старые женщины? Вы молоды, красивы и останетесь такой еще лет двадцать, поэтому я могу говорить об этом при вас, – сказал он, бросив хитрый взгляд на мадемуазель де Туш. – Во-первых, полупожилые женщины, на которых обращают свое внимание молодые люди, умеют гораздо лучше любить, чем молодые женщины. Юноша слишком имеет много общего с молодой женщиной, чтобы она могла ему нравиться. Такое увлечение напоминает мне о Нарциссе. Кроме того, мне кажется, их разделяет обоюдная неопытность. Поэтому-то сердце молодой женщины легче понимают те мужчины, у которых за искренней или притворною страстью скрывается известная опытность. По этой же причине, если не принимать во внимание различие умственного развития, женщина средних лет легче может увлечь юношу: он прекрасно сознает, что будет у нее иметь успех, а женское тщеславие с другой стороны бывает очень польщено его преследованием. Юношество любит набрасываться на плоды, а женщина в осенний расцвет свой представляет чудный, сочный плод. Как много значат взгляды смелые и сдержанные, а когда нужно, томные, взгляды сладостные, горячие, озаренные последними лучами любви! А искусство говорить, а роскошные золотистые плечи, красивые, полные формы, руки с ямочками, свежая упругая кожа, а лучезарное чело с печатью глубоких дум и чувств, а волосы, так искусно положенные, так заботливо охраняемые, волосы, с тонкой линией пробора, где белеется нежная кожа. А эти воротники, сложенные в красивые складки, а разные ухищрения, благодаря которым особенно рельефно и вызывающе оттеняется белизна кожи на затылке, там, где кончается прическа, точно этим контрастом женщины хотят подчеркнуть пленительную силу жизни и любви? В эти года и брюнетки чаще всего принимают более светлый оттенок, цвет янтаря. Женщины и улыбкой, и словами показывают свое уменье жить в свете: они отлично умеют разговаривать, чтобы заставить вас улыбнуться, они готовы вам рассказать, что угодно; они умеют напустить на себя необыкновенное достоинство и гордость, могут притворно испускать крики отчаяния, от которых, кажется, душа рвется на части; они посылают последнее прости любви, но только пользуются им, чтобы разжечь страсть. они молодеют, усердно играя роль наивных простушек; они заставляют говорить себе самые горячие уверения в уважении, кокетливо распространяясь о своем падении; опьянение, которое доставляет им их торжество, действует заразительно; преданы они бесконечно: они будут вас слушать, любить, они цепляются за любовь, как приговоренный к смерти цепляется за жизнь, они похожи на адвокатов, которые умеют, не надоедая суду, горячо отстаивать свое дело; они пользуются всевозможными средствами и только у них можно узнать, что такое безграничная любовь. Я не думаю, чтобы их можно было бы забыть когда-нибудь, как не забывается ничто великое, недосягаемое. У молодых женщин есть тысяча развлечений, а у этих женщин нет их вовсе; у них нет более ни самолюбия, ни суетности, ни мелочности; их любовь – это Луара у своего истока: она бесконечно велика, она разрослась из всех разочарований, из всех жизненных притоков, и вот почему… моя дочь нема, – докончил он, видя экстаз мадемуазель де Туш, которая с силой сжимала руку Калиста, вероятно, желая поблагодарить его за то, что он был невольной причиной этого лестного панегирика, за которым она не видела никакой западни.

Весь вечер Клод Виньон и Фелиситэ блистали необычайным остроумием, рассказывали анекдоты и описывали парижское общество Калисту, который был теперь совершенно очарован Клодом: на людей с нежным сердцем всегда неотразимо действуют умные люди.

– Я нисколько не удивлюсь, если завтра приедут маркиза де Рошефильд и Конти, который, по всем вероятиям, сопровождает ее, – сказал Клод уже поздно вечером, – когда я уходил из Круазига, моряки заметили маленькое судно, датское, шведское или норвежское.

Его слова вызвали краску на лице спокойной Камиль. В этот вечер г-же дю Геник пришлось своего сына прождать опять до часу утра; она никак не могла понять, что он делает в замке Туш, когда он сам сказал ей, что Камиль не любит его.

– Он им только мешает, – говорила себе эта чудная мать. – О чем вы там говорили? – спросила она его, когда он вошел.

– Ах, матушка! Я никогда еще так восхитительно не проводил вечера. Великая, чудная вещь – талант. Отчего ты меня не наделила им? Люди талантливые могут выбрать себе любимую женщину, никто не устоит перед ними.

– Но ты красив, мой Калист.

– Красота только в ваших глазах имеет значение. Клод Виньон к тому же красив. У гениальных людей всегда лучезарное чело, глаза блестят и метают молнии, а я, несчастный, только и умею, что любить.

– Говорят, что этого довольно, ангел мой, – сказала она, целуя его в лоб.

– Правда?

– Мне говорили так, сама я этого никогда не испытала.

Калист с благоговением поцеловал у матери руку.

– Я буду тебя любить и заменю всех тех, которые могли бы преклоняться перед тобой, – сказал он ей.

– Дорогое дитя! Это отчасти твой долг, я отдала тебе все мое сердце. Не будь же неосторожен, постарайся любить только достойных женщин, если уж тебе суждено любить.

Какой молодой человек, полный любви и рвущийся к жизни, не возымел бы победную мысль пойти в Круазиг, чтобы видеть, как приедет г-жа де Рошефильд и рассмотреть ее инкогнито? Калист неприятно поразил отца и мать, ничего не знавших о прибытии красавицы маркизы, тем, что вышел из дому с утра и не захотел завтракать. Ноги молодого бретонца едва касались земли: Его точно влекла какая-то неведомая сила, он чувствовал себя замечательно легким и проскользнул мимо стен Туша, чтобы не быть замеченным. Очаровательный ребенок стыдился своего пыла, а, может быть, всего больше боялся вышучивания: Фелиситэ и Клод Виньон были так проницательны! Обыкновенно, молодые люди в подобных случаях думают, что их лоб делается прозрачным, что мысли их могут прочесть все. Он шел по дороге, между лабиринтом соляных болот, дошел до песков и, несмотря на палящий солнечный зной, миновал их в одно мгновенье. Затем он дошел до края откоса, который выложен камнями для прочности; внизу находится дом, где путешественники находят приют от бури, сильного морского ветра, дождя и урагана. Не всегда бывает возможно переправиться через узкий морской рукав, не всегда здесь бывают лодки, а пока они приедут из гавани, иногда бывает необходимо поставить в крытое место лошадей, ослов, товар или багаж пассажиров. Отсюда видно открытое море и город Круазиг; отсюда Калист вскоре увидал приближающиеся две лодки, нагруженные вещами, пакетами, сундуками, несессерами и ящиками, всем своим видом говорившими местным обитателям, что в них находятся разные необыкновенные вещи, которые могут принадлежать только привилегированным путешественникам. В одной из лодок сидела молодая женщина, в соломенной шляпе с зеленой вуалью, и с ней мужчина. Их лодка пристала первая. Калист вздрогнул; но, увидав их, он разглядел, что это лакей и горничная и не осмелился обратиться к ним с расспросами.

– Вы в Круазиг, господин Калист? – спросили матросы, знавшие его, но он отрицательно покачал головой, сконфуженный тем, что его имя было произнесено.

Калист пришел в восторг при виде большого ящика, затянутого засмоленным полотном, на котором было написано: «Г-жа маркиза де Рошефильд». Эта фамилия блеснула перед ним, как талисман, в ней ему почудилось что-то роковое. Он ни минуты не сомневался, что полюбит эту женщину: малейшие подробности, касавшиеся ее, уже интересовали его, занимали и возбуждали его любопытство. Почему? Молодость, полная беспричинных и безграничных кипучих желаний, со всей силой отдается власти чувства, вызванного в ней первой встретившейся на пути женщиной. Беатриса получила по наследству любовь, которую отвергла Фелиситэ. Калист смотрел за разгрузкой, не покидая надежды увидать лодку, выходящую из гавани, увидеть, как она подойдет к маленькому мысу, около которого ревут морские волны, и покажет ему Беатрису ставшей для него тем же, чем была Беатриче для Данте – бессмертной, мраморной статуей, которую он хотел бы увенчать цветами и гирляндами. Скрестив руки, он погрузился в мечтательное ожидание.

Мы мало обращаем внимания на один факт, который стоит того, чтобы его заметили: мы часто заставляем наши чувства подчиняться одному желанию и точно иногда заключаем сами с собой договор, который решает нашу судьбу; случай играет здесь гораздо меньшую роль, чем мы думаем.

– Я не вижу лошадей, – сказала горничная, усаживаясь на чемодан.

– А я не вижу проложенной дороги, – сказал лакей.

– А между тем сюда подъезжали лошади, – сказала горничная, указывая на их следы. – Сударь, – сказала она, обращаясь к Калисту, – будьте добры сказать мне, та ли это самая дорога, которая ведет в Геранду?

– Да, – отвечал он. – Кого вы ждете?

– Нам сказали, что за нами приедут из Туша. Если они промедлят, то я не знаю, как будет одеваться маркиза, – сказала она лакею. – Вам следовало бы пойти к мадемуазель де Туш. Какая дикая страна!

У Калиста явилось смутное предчувствие, что он попал в фальшивое положение.

– Ваша госпожа едет в Туш? – спросил он.

– Барышня увезла ее сегодня утром в семь часов, – отвечала она. – А! Вот и лошади…

Калист бросился к Геранде с быстротой и легкостью серны, сделав большой крюк, чтобы не быть узнанным прислугой из Туша; но на узкой дороге, между болот, он все-таки столкнулся с двумя слугами.

– Войти? Или нет? – думал он, завидевши вдали сосны Туша.

Но он не решился войти и весь сконфуженный и растерянный вернулся в Геранду и, прогуливаясь по главной аллее, продолжал раздумывать. Увидав Туш, он весь вздрогнул и принялся разглядывать флюгера на доме.

– Она не подозревает о моем волнении, говорил он себе.

Эти мысли точно острием кололи его прямо в сердце, и в нем все глубже внедрялся образ маркизы. Калист не испытал по отношению к Камиль ни этих преждевременных страхов, ни радостей: он встретил ее, когда она ехала верхом, и в нем сразу разгорелось влечение к ней, как при виде красивого цветка, который ему захотелось бы сорвать.

Чувство нерешительности, охватившее его теперь, составляет своего рода поэму робких людей. Они раздувают в сердце искру, заброшенную туда их собственным воображением, начинают волноваться, то раздражаются, то успокаиваются и наедине сами с собой доходят до апогея любви, еще ни разу не видав объекта своих треволнений. Калист заметил издали шевалье дю Хальга, гулявшего с мадемуазель де Пен-Холь; услыхав свое имя, он спрятался. Шевалье и старая барышня, думая, что они одни, говорили громко.

– Так как Шарлотта де Кергаруэт приезжает, – говорил шевалье, – удержите ее здесь три-четыре месяца. Как ей пококетничать с Калистом? Она никогда не остается здесь достаточно долгое время, чтобы приняться за это; если же они будут видаться каждый день, то наши милые дети, в конце концов, почувствуют друг к другу сильную страсть, и вы их пожените будущей зимой. Если вы скажете Шарлотте два словечка о ваших планах, то она не замедлит сказать Калисту четыре, и шестнадцатилетняя девушка, конечно, без труда одержит победу над женщиной сорока с лишком лет.

Оба старика повернули назад; Калист не слышал больше ничего, но он проник в планы мадемуазель де Пен-Холь. Это имело роковые последствия при его настоящем душевном состоянии. Молодой человек, влюбленный, полный надежд, может ли согласиться взять в жены навязываемую молодую девушку? Калист, до сих пор относившийся к Шарлотте де Кергаруэт совершенно равнодушно, чувствовал, что теперь в нем поднимается к ней неприязненное чувство. Его не интересовали денежные соображения, так как он с детства привык к скромной жизни в родительском доме, да к тому же он и не подозревал, какое большое состояние у мадемуазель де Пен-Холь, видя, что она ведет такую же бедную жизнь, как и дю Геники. Вообще молодой человек такого воспитания, как Калист, главным образом обращает внимание на чувство, а он всеми своими помышлениями стремился к маркизе. Что такое ничтожная Шарлотта в сравнении с тем образом, который нарисовала ему Камиль? Она была для него подругой детства, с которой он обращался, как с сестрой. Домой он вернулся только к пяти часам. Когда он вошел в залу, мать с грустной улыбкой протянула ему письмо от мадемуазель де Туш.

«Дорогой Калист, красавица маркиза Рошефильд приехала, и мы рассчитываем на вас, чтобы отпраздновать ее приезд. Клод, вечный насмешник, уверяет, что вы будете Беатриче, а она Данте. Честь Бретани и дю Геников требует, чтобы урожденная Кастеран была хорошо встречена. Итак, до скорого свидания».

Ваш друг Камиль Мопен».

«Приходите без церемонии, в чем сидите; а то мы покажемся смешными».

Калист показал письмо матери и ушел.

– Кто такие Кастераны? – спросила она барона.

– Это древняя нормандская фамилия в родстве с Вильгельмом Завоевателем, – отвечал он. – Их герб – лазурное поле с красными и желтыми пятнами и на нем серебряная лошадь с золотыми подковами. Красавица, из-за которой был убит мой друг в 1800 году, в Фужере, была дочь одной из Кастеран, которая после того, как ее покинул герцог Вернель, постриглась в монахини в Сееце и стала там настоятельницей.

– А Рошефильды?

– Я не знаю этой фамилии, надо бы посмотреть их герб, – сказал он.