Багровый – цвет мостовых

Заявление только распалило гнев старика, и он собрал все силы, не желая поднимать руку на девушку. В разговор вступила женщина, сохранившая внешнее спокойствие; хладнокровие делало мать и дочь необычайно схожими.

– Для тебя он так же важен, – сказала она. – Можешь это отрицать сколько угодно твоей душе, Рене, но это так.

– Спасибо, что у меня еще есть право отрицать, – ответила ей Рене и вздернула подбородок. – Япродолжу.

– Что ты продолжишь? – процедил сквозь зубы мужчина. – Прогулки по сомнительным закоулкам с не менее сомнительными людьми?

– Сомнительным мне кажетесь вы, месье.

– Она смеет дерзить!

– Как и вы смеете оскорблять моих друзей.

– Замолчи! – прорычал он и с трудом подавил желание побольнее оскорбить ее. – Предупреждаю, мадемуазель, завтра на обед к нам пожалует барон Нестор д'Арно, который был очень опечален вашим отсутствием сегодня и три прошлых дня подряд. Извольте явиться во всем своем великолепии.

– Мое решение мне, да и вам, уже ясно, – бросила девушка, гордо проходя мимо собеседников и направляясь к лестнице.

Старик стиснул зубы. Повелительный голос дамы снова зазвучал в зале, словно приговор сурового судьи:

– Ты будешь завтра дома.

Рене обернулась на первых ступенях и встретилась с ней взглядом. Одна молния пыталась поразить другую.

– Нет.

– Обязана. Я лично проверю твой гардероб и то, как ты готова, перед обедом.

Девушка, все еще не двигаясь, сжимала перила бледными руками.

– Ступай, – продолжала женщина. – Хороший сон будет тебе на пользу.

Повинуясь ее приказу, Рене резко отвернулась и, быстро поднявшись на второй этаж, скрылась в своей комнате.

Заперев дверь на замок, она долго не могла выпустить ручку из подрагивающих пальцев. Лицо ее было уже не так сурово, как прежде; губы слегка приоткрыты, а в глазах – замешательство.

Единственным источником света в комнате являлась с жалостью смотревшая в окно луна. В сумраке Рене подошла к кровати и обессиленно упала.

Спустя некоторое время тучи плотно окутали небо. Звуки дождя донеслись до слуха девушки, вкрадываясь в ее мысли. Она уткнулась головой в подушку, желая скорее уснуть.

Скрипнула вторая дверь, ведущая в комнату служанки. Пожилая дама, вглядываясь во тьму, с трудом различила силуэт юной госпожи и с тревогой вздохнула. Чувствуя ее присутствие, Рене вздернула голову и приподнялась на локтях.

– О Полетт! – воскликнула она, и нежданные слезы потекли по ее розовым щекам; девушка снова поникла.

Служанка приблизилась и присела на стул у изголовья кровати. Она ласково коснулась рукой волос госпожи, и та затряслась от рыданий.

– Дорогая Рене, – тоскливо шепнула старушка. – Мое сердце разрывается каждый раз, когда я вижу вас в печали.

– Завтра!.. – она обратила заплаканное лицо к милому другу. – Завтра я должна… Я хочу быть там, с ним! Боже, разве это слишком много? Я не прошу ни мира, ни жизни! Лишь его! Лишь его…

Взрыв глухих рыданий снова пробился из ее груди. Рене протянула ослабевшую руку служанке.

– Не нужны мне бароны! – всхлипывала юная госпожа. – И свадьба, и деньги тоже, ничего не хочу! Пусть лучше буду одинока в своей любви, но буду иметь возможность навещать его… О боже мой, я должна быть там завтра! Но они запретили мне, Полетт! Утром не смогу уйти, подготовка к обеду слишком долгая. И все это затянется до вечера! Целый день!

Крепко сжимая ее ладонь, старушка сочувственно смотрела и внимательно слушала.

– Всего лишь день, – успокаивающе проговорила она. – А после вы снова будете видеться с ним.

Рене грустно качнула головой.

– Они не остановятся, пока не выдадут меня замуж, – огромными глазами, вместившими в себе всю черноту мира, девушка посмотрела на служанку и горько пробормотала: – Если бы он меня мог любить. Хоть немного. Он бы мог меня спасти. Мы бы убежали. Куда угодно! Далеко…

Понурив голову, Рене зажмурилась от душевной боли. Слезы часто-часто закапали на белоснежное одеяло.

– О, мой милый Франц!

Обитель

молодых

умов

Медовое солнце скользнуло между штор в маленькую меблированную квартиру.

В прихожей, приблизительно в трех метрах от входной двери, располагался хромоногий газетный столик. Стершийся малиновый коврик растянулся от порога до медно-коричневого дивана с одинокой декоративной подушкой; вторая, видимо, была утеряна или украдена. За парой кресел, не похожих на диван узором и обивкой, находилась дверь; в другой части комнаты, прямо напротив, была точно такая же. Ручка ее издала щелчок, и на пороге показался молодой человек.

Сонливость уже покинула его; по виду человека становилось ясно, что он проснулся давно. Причесанные бледно-золотистые волосы слегка завивались на концах, противясь аккуратности и порядку. Он подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое лицо; румяные щеки и отнюдь не бледная кожа, однако синие глаза блестели от усталости и точно молили о лишнем часе сна. Юноша поправил кофейный жилет, надетый поверх блузы, и внимательно осмотрел светло-серые брюки. Убедившись, что все в полном порядке, молодой человек подошел к запертой двери и постучал.

– Леон? – негромко позвал он. – Ты спишь?

Из недр комнаты послышались шаги; дверь отворилась.

– Доброе утро, – сказал призванный обитатель. – Как видишь, нет.

– Думаю, можно позволить себе позавтракать, – предложил юноша, вопросительно глядя на друга. – Мар был бы рад нас видеть.

Леон сомнительно покачал головой.

– Иди без меня, если хочешь, – посоветовал он. – Я перебираю учебники, вспоминаю забытое. Это займет много времени.

– Но можно же все это сделать после завтрака!

– Я хочу скорее покончить с этим и пойти в библиотеку,– не желая расстраивать товарища, он добавил: – Мы можем пойти в «Зонт» вместе после обеда. Все равно людей будет не много.

Юноша виновато поджал губы и почесал золотистый затылок.

– Прости, не получится после обеда, – вздохнул он.

– Ладно, ничего страшного! – ободряюще заключил Леон. – Иди без меня. До вечера?