Джевдет-бей и сыновья

Вот он сидит – отец семейства, возвращающийся из поездки по Европе. Гордится своей молодой женой, со счастливой улыбкой разглядывает фотографии сына. Занимается импортом… Иногда вспоминает, что он сын паши, и расстраивается. «Нет, у меня все будет по-другому, – говорил себе Омер. – Совсем по-другому! Я преодолею эти искушения. Я буду хозяином своей жизни!»

– Саит, ты начал говорить о Европе, – нарушила затянувшееся молчание Гюлер.

– И правда, – отозвался Саит-бей. – О Европе и о нас… Я ведь рассказывал вам о моем покойном отце, паше? Так вот, он вместе с моей матерью сосватал Ниган-ханым за того самого Джевдет-бея, с сыном которого вы знакомы. Свадьба тоже была в нашем особняке. Мы потом этот особняк капитально перестроили, привели в соответствие с требованиями времени.

– Интересно, какими мы будем через двадцать лет, через тридцать? – вздохнула Атийе-ханым, глядя на Омера.

«Они ждут, что я буду их занимать, рассказывать что-нибудь интересное», – подумал Омер и решил довериться покачиванию вагона и вину.

– Возьмем еще бутылочку?

– Конечно возьмем! – согласился Саит-бей, ласково и немного задумчиво глядя на вступающего в жизнь молодого человека, – должно быть, вспоминал свою собственную молодость и ушедшие безвозвратно годы.

Официант принес новую бутылку.

Омер вспоминал те времена, когда он много пил. Начал после смерти отца, а когда умерла мать, пристрастился к выпивке по-настоящему. Он тогда учился в Стамбульском инженерном училище. Часто бывало, пил всю ночь напролет, шатаясь по увеселительным заведениям Бейоглу, и приходил на лекции в стельку пьяным. В Англии временами тоже начинал прикладываться к бутылке. Окончив инженерное училище, он решил, что неплохо было бы повидать Европу. Друзья говорили ему то же самое: «Деньги у тебя есть, время есть, здесь тебя ничто не держит – зачем тебе копаться в этой мусорной куче? Езжай, посмотри, как люди живут, путешествуй, развлекайся, заодно чему-нибудь и научишься!» Живя в Англии, Омер следовал этим советам. Потом влюбился в девушку-англичанку, стал подумывать о том, чтобы жениться и осесть за границей… Глядя на принесенную официантом бутылку, он думал: «Вот и у нас теперь кое-чему научились!» Одно время он начал жалеть, что приходится возвращаться в Турцию – снова рыться в старой мусорной куче, но сейчас был рад, что все так повернулось. «Хоть мусорная куча, да своя. Все здесь по моей мерке». В Европе, впрочем, Омер давно уже освоился. «Возможно, это немного по-детски, но я боялся там жить, – думал он, глядя на бутылочную этикетку. – Небо Англии казалось мне свинцовым. В Турции все по-другому, по-новому. По мне».

– Э, как вы, эфенди, однако, быстро пьете! Я за вами не поспеваю! – перебил ход его мыслей Саит-бей.

– И правда, что это я? – смутившись, ответил Омер. – Мне это вино вдруг так понравилось!

– Но вы, когда пьете, становитесь грустным и все молчите, – сказала Атийе-ханым. – Ну-ка, скажите, о чем вы сейчас думаете? Только сразу!

Саит-бей бросил на жену укоризненный взгляд: ну что ты, мол, пристала к мальчику! – и улыбнулся Омеру, пытаясь сделать вид, что ему вовсе не интересен ответ и Омер, если хочет, может держать свои мысли при себе. Но вслух сказал другое:

– И правда, о чем это думаете?

– О себе, – ответил Омер.

– А-а-а! – протянула Атийе-ханым и вскинула голову. – И что же вы о себе думаете?

– Я многое хочу сделать. И думаю, у меня получится.

– Конечно, конечно, – сказал Саит-бей. – Молодость!

– Нет, я не про то! Я другое имею в виду. Я думаю, что мне нужно многое сделать, но… но совсем не то, что делают другие! – Омер почувствовал, как загорелись у него щеки.

– Я как будто вас понимаю, – сказал Саит-бей.

– Это очень трудно объяснить…

– А вы все-таки попробуйте! – потребовала Атийе-ханым. На лице ее было все то же игривое выражение, с каким она задавала свой вопрос.

Гюлер подняла голову от меню, которое она с самого начала ужина изучала с такой тщательностью, будто читала интересную книгу (хотя в прошлый раз уже просмотрела его вдоль и поперек), и взглянула на Омера.

– Есть ли… есть ли у вас, Саит-бей, какое-нибудь страстное, необузданное желание? – спросил Омер.

– Что? Как вы сказали? – удивился Саит-бей. Улыбнулся, однако тут же сдвинул брови.

– Есть ли у вас стремления? Горячие, необоримые?

Саит-бей, будто пытаясь что-то вспомнить, посмотрел на жену:

– Замечала ты за мной что-нибудь в этом духе?

– Нет, – быстро ответила Атийе-ханым. – Он у меня спокойный. Как ягненок. – Кажется, она хотела улыбнуться, но, увидев выражение лица Омера, испугалась.

– Хвала Аллаху, я человек умеренный, – проговорил Саит-бей. – Меня вполне устраивает моя жизнь, ее маленькие радости и заботы.

На этот раз все улыбнулись.

– Ну а я, хвала Аллаху, человек неумеренный! – сказал Омер и, снова почувствовав на себе взгляд Гюлер, прибавил: – Маленьких радостей и маленьких забот мне недостаточно! – Внезапно ему стало неудобно за свою резкость, захотелось как-то ее смягчить. – Мне хочется многого добиться. Я не хочу довольствоваться малым. Не уверен, понятно ли я излагаю?.. Говоря о стремлениях, я не имею в виду стремление к чему-то определенному. Мне нужно все. Вся жизнь, все, что в ней есть! Уловить, овладеть, добиться!

– Молодость, молодость, – тихо проговорила Атийе-ханым.

– И чего же вы хотите добиться? – спросил Саит-бей.

– Всего! – ответил Омер, принимая из рук Саит-бея тарелку с сыром – не потому, что хотелось сыра, а потому, что отказываться неудобно.

– Этот сыр французы едят перед фруктами. Неприятный у него запах, не правда ли? Но когда привыкнешь к запаху…

– Саит, дорогой, ты перебил Омер-бея, – вмешалась Атийе-ханым.

– Да нет, конечно же мы вас слушаем!

Все трое посмотрели на Омера.

– Я, должно быть, выпил лишнего, – сказал он.

– Нет-нет! Вы очень интересно говорите, – заверила Атийе-ханым.

– Моя супруга обожает занимательные рассказы, – сказал Саит-бей и тут же, решив, должно быть, что не совсем удачно выразился, прибавил: – Ее вообще интересует все занимательное и любопытное. Прошу вас, продолжайте!

– И меня тоже интересует! – взволнованно сказал Омер. – Мне все интересно, все желанно. Вы сейчас спрашивали, чего я хочу добиться. Всего! Любви красивых женщин, денег, известности, славы, почета! Безоглядно, чего бы мне это ни стоило – хочу!

Саит-бей с предостерегающим видом обернулся к своим дамам:

– Осторожно, подливка у этого мяса очень острая! Я эту приправу знаю…

Омер мучительно покраснел. «И все-то мне хочется пустить пыль в глаза, произвести впечатление на женщин! Когда же я повзрослею? Мне ведь уже двадцать шесть!»

– А, должно быть, я вас поняла, – воскликнула вдруг Атийе-ханым. – Вы – Растиньяк наших дней. Помните Растиньяка из бальзаковского романа «Отец Горио»? Вот и вы такой же. Завоеватель… Да, это так будет по-турецки, правильно?

– Как вы раскраснелись, эфенди! – сказал Саит-бей. – Эти батареи так и пышут жаром. Возьмем еще бутылочку? – Он снова улыбался добродушно, по-дружески.

– Возьмем!

– Да-да, завоеватель… Растиньяк! – бормотала себе под нос Атийе-ханым, довольная, что придумала такую аналогию.