Симметрия пятого порядка

Вызвал такси, пока ждал, сел на скамейку, развернул на линзах виртуальный экран сетевика и попытался усвоить то, что ему скинули из госпиталя. Через несколько минут тоскливо вздохнул и закрыл все к чертовой матери. Главное – Лева жив и жить будет. Остальное неважно.

Через три месяца Леон смог не только садиться в кровати, но и ходить с поддержкой. По его лицу иногда пробегала легкая судорога, брови чуть сдвигались и губы сжимались в гримасу, когда он смотрел на Руслана, но выражение глаз все равно было незрячим. Руслан быстро отводил взгляд, но возвращался к лицу сына снова и снова. Что-то все-таки изменилось…Или нет? Возможно, невольные гримасы – это отражение боли в спине и затылке, думал Руслан. Регенерация идет поразительно быстро, но все-таки травмы были очень серьезными. Или он реагирует на меня, на мой голос? Но Леон по-прежнему не отзывался на свое имя и часто ныл через нос, не разжимая рта.

Строго по субботам выздоравливающего Леона навещала Регина, несколько раз прихватив с собой Патишу. Руслан заранее уходил из дома в эти дни. Ему очень хотелось увидеть их обеих вживую, поговорить о какой-нибудь ерунде. О здоровье, работе, погоде, неважно, главное – услышать их голоса, уловить запах духов, увидеть глаза. Почувствовать хоть ненадолго – как все было раньше, до их ухода. Но он понимал, что не стоит этого делать. Вызывал няню Марту, оставлял на столе в гостиной какую-нибудь игрушку для Патиши и уходил бродить по городку.

Иногда шел в «Красный квартал» и механически, частенько безрезультатно, развлекался с какой-нибудь секс-куклой. Он выбирал кукол с любой внешностью, лишь бы они не напоминали ему Регину. Но чаще заваливался в дорогой бар с живым обслуживанием, опрокидывал в себя залпом пару стаканов чего-нибудь крепкого, а потом шел вперед, отключив навигатор, тупо переставляя тяжелые ноги. После сорокаградусного пойла у него стучало в висках, во рту был гадкий привкус и хотелось его чем-нибудь перебить. Тогда Руслан заруливал в Чайна-таун и надувался там крепким зеленым чаем. Потел, часто смотрел на часы, дурея от запахов специй, настырных головиз рекламы, лезущих, казалось, даже из жерла унитаза, и кошачьих звуков чужой речи.

Получив от Марты сообщение, что гости ушли, Руслан плелся домой вымотанный, будто после марафона на солнцепеке, и, наскоро приняв душ, заваливался спать под гипно-толк в берушах…

Сентябрь в этом году выдался прозрачный и легкий, все было как золото в хрустале. Руслан с удовольствием стал выводить сына на прогулки в парки. Они молча шли куда глаза глядят, шурша сухими листьями, засыпавшими газоны и дорожки. Потом возвращались домой, так же молча переодевались в домашнее, неторопливо ели, и все было как обычно. Только теперь Леон часто шарил около себя рукой, словно проверял – есть ли рядом кто-то, кто сможет его удержать в случае надобности. Но, схватив ладонь Руслана, он по-прежнему плыл в каких-то своих внутренних сумерках, как глубинная рыба в подводной пещере.

Медик, с которым Руслан ехал в госпиталь после той злополучной экскурсии, ошибся: судья-искин не только не отправил мальчика в соцприют, но еще и заставил владельцев парка оплатить лечение пострадавшего и вынужденный трехмесячный отпуск Руслана. И еще приказал усилить ограждение и убрать с площадки зонты, а туристам выдавать одноразовые накидки, защищающие от ветра, солнца и дождя.

Потом была зима.

4

Вчерашняя метель ушла, завалив дом и окрестности ослепительным белым снегом. На стенах комнат и на мебели неподвижно сидели солнечные зайчики. По доскам веранды скакала черная хохлатая рака – некрупная всеядная птица, привыкшая к людям. Она возила серыми когтистыми лапами по свежему снегу. Леон прижался лбом к стеклу и смотрел на звездчатые следы ее лап.

– Лева, пойдем есть, – Руслан легонько взял сына за локоть.

– Мммм…– Леон высвободил руку и стукнул ладонью в стекло.

– Это птица. Она хочет есть, ищет еду. Нам тоже надо поесть, пойдем в кухню.

– Цца…сссь…– сказал Леон и обернулся.

Руслан оторопел. Обычно безвольно приоткрытые губы сына сейчас сложились в неловкое подобие улыбки, а глаза его смотрели требовательно, остро. Леон никогда не смотрел так раньше. Смотрит, подумал Руслан, и видит меня!

Метнувшись в кухню, он взял из холодильника белковый брикет в органической упаковке, из шкафчика – горсть очищенного миндаля, и быстро вернулся в комнату сына. Леон все еще стоял у стеклянной двери, прижавшись к ней лбом.

Он смотрит на птицу уже минуту, отметил про себя Руслан. Мягко отстранив сына, он открыл дверь на веранду, сорвал упаковку и кинул белковый брикет птице. Рака подскочила к угощению, лапой прижала его к доске и стала быстро клевать. От брикета полетели в стороны крошки. Птица жадно зыркала на них, не отрываясь от большого куска.

– Сссть! – сказал Леон и пошлепал ладонью по стеклу.

– Ест, – машинально поправил Руслан, глядя на сына и не веря своим глазам. – На, кинь ей орешки.

Лева посмотрел на протянутую к нему ладонь Руслана, сгреб орехи и неловко кинул их на доски. Орехи упали в снег веером, и рака, бросив остатки белкового брикета, начала скакать, суетливо совать клюв в снег и глотать орехи. Дергая головой, она закрывала глаза, как это делает человек, чувствуя наслаждение.

– Это птица рака, – сказал Руслан медленно и громко, как глухому. – Есть и другие птицы. Много. Разные. Хочешь, пойдем в парк, посмотрим других птиц?

– Па-ахк… – отозвался Лева. Под ногами его таял снег, вывалившийся из-под двери.

– Мы тоже пойдем есть. Потом пойдем в парк, да?.. Надень тапки, – сказал Руслан, и с изумлением увидел, как сын подошел к тапкам и старательно засунул в них ступни.

– Тап.. Ки, – Леон потопал ногами и пошел в кухню.

Он понимает. И говорит!

Включив пол на режим влажной уборки, чтобы затереть лужицу, Руслан закрыл дверь на веранду и пошел вслед за сыном.

В кухне Лева уже сидел за столом и крутил в руках солонку и перечницу. Соль и перец сыпались на стол. Руслан смахнул салфеткой со стола просыпанное, взял тарелку, наложил в нее кашу и поставил перед сыном. Ложка уже лежала на столе, Руслан обычно с вечера ставил приборы для завтрака на стол.

– Мииии!…– Лева заскулил, засунул в рот палец, и стал его кусать.

Руслан озадачился. Что не так? Каждое утро он кормил сына кашей. И няня кормила. Лева послушно ел все, что ему запихивали в рот, никаких эмоций привычная еда у него не вызывала: он открывал рот, почувствовав прикосновение ложки к губам, медленно жевал, глотал.

– Не кричи! Тихо! Тихо…– Руслан сильно и осторожно взял сына за руку и заставил его вытащить палец изо рта, – Я малиновое варенье тебе в кашу добавлю…Сладкое. Хочешь сладкое?

Он взял банку, щедро зачерпнул из нее ложкой и вывалил варенье в тарелку с кашей. Леон посмотрел на тарелку, со слезой вздохнул, зажал ложку в кулак, зачерпнул кашу и неловко запихал ее в рот.

– Не торопись, – посоветовал Руслан, наблюдая за сыном.

Обалдеть, подумал он. Сам ест. Пусть неряшливо, но сам. Значит, кое-что он запоминал. Не совсем овощем был. Значит, есть надежда…

Он дал сыну чашку с чаем и, увидев, как тот стал пить, обливаясь, но все-таки без помощи со стороны, улыбнулся.

В голове у Руслана стучало одно: понимает!

«Говорить пытается…Может, приучить его к туалету? Книжки надо…Что вчера случилось тут без меня? Врач лекарства новые прописал?.. Няня какую-то лечебную травку дала? Нет. Она бы сказала…Как это – вдруг?! …Завтра он будет таким же, как сейчас?.. Это временно или…» – мысли скакали в голове.

Поменяв сыну памперс, Руслан взял Леву за руку, отвел в туалет и показал, как пользоваться унитазом, на своем примере. Тот смотрел, но Руслан не понял – дошло ли до сына, что от него требуется. Контроль за мочевым пузырем дети осваивают в раннем возрасте, а Леве уже скоро шестнадцать, подумал Руслан, натягивая брюки. Сможет ли он контролировать свое тело? Выражение лица сына было неопределенным, но не таким, как обычно.

Он понимает!

Пока Руслан одевал его для прогулки, Леон взял лежавший на тумбочке разноцветный шарик и, покрутив его в руках, сказал: «Па…Та». «Патара? Патиша?» – спросил Руслан, глянув на сына снизу вверх, сидя перед ним на корточках и надевая на его ноги кроссовки. «Па. Та», – повторил Денис с утверждающей интонацией и прижал игрушку к груди.

Он вспоминает. Память!

Господи, пусть завтра все будет так же, как сегодня, взмолился про себя Руслан. Пусть это будет не случайная короткая ремиссия. Его разум проснулся, господи, не дай ему заснуть снова. Пожалуйста.

За отведенные на прогулку полчаса они не отошли от дома даже на пятнадцать метров. Мальчишка разглядывал все, что попадалось на его пути, мычал требовательно, заставляя Руслана произносить названия предметов, осматривал найденное со всех сторон, щупал, нюхал, даже пытался облизывать, и ввел Руслана в состояние такого же изумления, в каком, по-видимому, был сам. Кое-как затащив сына домой, снимая с него верхнюю одежду и помогая ему надеть домашнее, Руслан связался с няней:

– Марта, вы могли бы у нас пожить пару недель? – он едва сдерживал возбуждение, старался говорить спокойно.

– Да, – неуверенно ответила няня, – а что случилось? Вы уезжаете куда-то?

– Нет, я буду дома. Но Лева…Нам выписали новое лекарство, и оно очень помогло, – соврал он радостно, – Ему нужна ваша…Ваше присутствие. С ним надо говорить, он много спрашивает.

– Он…спрашивает? Он говорит?!

– Да.

– Я сейчас приеду, – ответила няня и отключилась.

Когда Марта приехала, Леон вышел вместе с Русланом в прихожую и сказал: «Нньня!». Няня от неожиданности попятилась к двери, всмотрелась в Левины глаза, улыбнулась и заплакала беззвучно, прижав ладонь ко рту. Леон не понял ее и взвыл басом. Слезы брызнули из его глаз, как из лейки. Эмпатия, боже мой, подумал Руслан, он отвечает на эмоции!

– Марта, не пугайте его, все хорошо. Снимите верхнее и идите попейте с ним чаю в кухне, – торопливо сказал Руслан, обнимая сына и гладя его по спине.