Погребенные. Легенда о Маат

– Никогда не позволяй так с собой обращаться. Никому. Особенно смертным, поняла? – спросил Анубис, пнув трагично почившего ногой.

Люди – поразительные создания. Гораздо более умные, чем боги. Лишившись милости последних, они не просто выжили и победили в сражении с природой, но и обуздали её, подчинили себе. Нас, богов, Источник наделил силой. Люди же пришли в этот мир ни с чем.

Но чего всё это стоило на самом деле? Чего стоили все эти тысячелетия кропотливого труда и войн, когда, вернувшись из заточения, боги могли стереть всё в пыль одним щелчком пальцев?

Перевернувшись на живот, я нащупала мобильный телефон, который выпросила у Вивиан на одну ночь, и юркнула под одеяло.

Александр Робинс не доверял социальным сетям. Чтобы следить за друзьями, он завёл пару пустых аккаунтов. Я силой заставила его выложить фотографию, сделанную на приёме у Пьера Бенетта: немного смущённый, раскрасневшийся от комплиментов и шампанского, он держал в руках нелепую статуэтку-приз за вклад в развитие истории человечества. Фотографировала не я, поэтому снимок был немного смазанным, но сам Робинс выглядел великолепно. Я почти влюбилась в него, когда увидела таким… живым.

Теперь он был мёртвым. Канули в небытие все карьерные достижения, попытки наладить отношения с окружающими, слабая социализация и доброта. Ничего не осталось. Лишь фотография в профиле, под которой знакомые и незнакомые люди писали соболезнования и скорбели об утрате такого великого человека и прекрасного отца.

Он не был прекрасным отцом, да и великим не успел стать. Но он был живым, он был хорошим. И умер из-за меня.

За окном медленно восходило солнце, обращая ночную прохладу в очередной жаркий день. Божественных сил в моём теле оказалось недостаточно, чтобы справляться с последствиями чрезмерного воздействия ультрафиолета. Начиная от шеи и поднимаясь выше, к бровям, кожа покрылась мелкими прыщами.

Я открыла список контактов в телефоне Вивиан. Ввиду отсутствия знакомых, на шесть первых букв английского алфавита номер Габриэля расположился в самом верху.

Палец задрожал, прижавшись к сенсорному экрану.

«Только не пиши ему», – попросила Вивиан, протягивая телефон. Но она ничего не говорила про звонки.

Всего через три гудка на другом конце послышалась возня и негромкое, скорее девичье, чем женское:

– Да? Вивиан?

Сатет. Дочь Габриэля. Это казалось странным, но её не существовало в моей памяти. Совсем. Каждый день в голову приходили образы. Среди них были все, кроме этой загадочной девочки.

– Вивиан? – повторила она и возмущённо охнула.

– Вивиан? – голос Габриэля обжёг ухо, и я не сдержала сдавленный всхлип. – Маат?

Не рассчитывая на разговор по душам, я не сильно расстроилась, когда он сбросил звонок. Не знаю, чего вообще ожидала, но от звука его голоса стало немного легче. В нём не было боли, которую я так боялась услышать. Мне показалось, что Габриэль устал и, осознав, кто позвонил ему, просто растерялся.

Ещё немного подремав, я окончательно проснулась через два часа и, переодевшись в тонкий белый гольф с закрытыми рукавами и бежевые штаны длиной чуть выше середины голени, вышла на улицу, на ходу покрывая голову платком.

Сегодня был рыночный день. Вчера вечером Фирузе и Ахмет предупредили, что будут отсутствовать с самого утра. Остальные любили поспать до обеда, поэтому я не готовилась к тому, что кто-то выпрыгнет на меня из кустов по дороге на кухню.

– Солнышко!

Я вскрикнула и прижала руки к груди.

– Твою мать!

Рядом с мечетью, в тени буйной растительности, которую Фирузе поливала трижды в день, раскинулся самый настоящий оазис. Здесь журчал маленький фонтанчик и стоял раскладной стол, за которым мы провели последние несколько дней, помогая Фирузе с коврами или другими домашними делами.

Обнажённый сверху, в пижамных штанах, Дориан сидел на своём привычном месте с дымящейся кружкой кофе в руках.

– Будь ты богом, ты был бы тем, кто всех раздражает, – усевшись рядом с ним, проворчала я.

– Будь я богом, солнышко, я бы был тем, кого все хотят.

– Ты сказал это, сидя в пижамных штанах с пятнами от горчицы. – Я закатила глаза.

– Ладно, бог, которого все хотят, у нас уже есть, мы с моей пижамой можем удостоиться звания «бог секса». – Прежде чем я успела отпустить ядовитую шуточку, он дополнил: – Поверь, эти штаны никому ещё не мешали. Женщинам нравится моя естественность.

– А то, что ты воняешь мокрой кошачьей шерстью, им тоже нравится?

– Ты всегда мне завидовала, – запальчиво заявил он.

– Всегда? Когда мы познакомились?

– Мы с Вивиан появились в Дуате последними. Больше Бастет не обращала кошек в людей, а нас выловили в какой-то реке, когда хозяйка пыталась избавиться от ненужного потомства.

– Номера у вас за ухом… – я интуитивно коснулась мочки, – кто это сделал?

– Бастет. Она нумеровала нас, потому что не могла углядеть за всеми. Даже имена нам придумал Габри… – Дориан запнулся, высунул сигарету изо рта и посмотрел на меня неестественно серьёзным образом. – Габриэль дал нам имена. Вообще-то, это он выловил нас в той реке.

– То есть животное – буквально ваше истинное обличье? – Часть меня всё ещё считала происходящее дерьмовым сном. Кошки-люди? Серьёзно?

– От моего истинного обличья ни черта не осталось. После первого обращения в человека всё, что было до, стёрлось. Я ошеломительно прекрасен вот уже две с половиной тысячи лет.

– Ошеломительный – да, прекрасный? Где выдают такую самооценку?

– Я заслужил, солнышко. Вам не понять, как непросто построить свою личность, когда основа – четыре лапы и хвост, а все вокруг считают тебя идиотом, – хмыкнул Дориан.

– Знаешь, я бы с радостью поменялась жизнью с любым домашним котом, чтобы умереть пухлой и счастливой на пятнадцатом году в жизни.

– На твоём месте я бы тоже этого хотел.

Скорчив крайне недовольную физиономию, я бросила на парня хмурый взгляд. Он открыл рот, но захлопнулся ещё до того, как успел сказать что-то неприятное.

– Доброе утро, – прозевала Вивиан, кутаясь в кимоно и прижимая руки к груди. – Дориан опять несмешно шутит, а на часах всего девять утра?

– Она первая начала. Между прочим, с шутки про вонючую кошачью шерсть.

Вивиан села рядом со мной и вырвала из рук брата кружку с подостывшим кофе. Дориан обиженно пробубнил что-то о неуважении личных границ, на что девушка показала ему средний палец. Я улыбнулась, но семейная идиллия прервалась, когда Вивиан спросила:

– Ты готова к сегодняшней ночи?

– Готова? К чему?

Часть меня поняла, о чём зашла речь, другая же восприняла сказанное вчера за ужином шуткой.

– Охота, Маат.

Из горла вырвалось что-то среднее межу «хи» и «хрю», и я с немым вопросом уставилась на девушку. Это прикол?

– Это не прикол, – даже не подумав рассмеяться, сказала Вивиан.