Погребенные. Легенда о Маат

Я подошла ближе к зеркалу и коснулась щёк. Трогая мягкую кожу, опустила руки. Что-то изменилось, но я не могла понять, что именно.

Дверь скрипнула. В комнату зашли, но я не стала разглядывать лицо женщины и, набросившись на неё, вырвала из рук кувшин. Эта вода была холодной и на вкус гораздо приятнее, от чего по щекам потекли слёзы радости.

Незнакомка опешила.

– Госпожа, – сдавленно пробормотала она, видимо, уже смирившись с тем, что на кровати валялся труп, – я…

– Ещё воды, умоляю! – простонала я.

Она вышла за дверь и через минуту вернулась с кружкой и плоской посудиной, на которой лежали яблоки.

У меня совсем снесло крышу. Я пыталась пить и кусать одновременно, но подавилась и закашлялась. Когда приступ прошёл, засунула половину яблока в рот и, не разжёвывая, проглотила его и запила водой.

– Ох, слава Бастет, вы живы, госпожа, – лепетала маленькая женщина с круглым лицом. Мне наконец довелось разглядеть её, хотя глаза ещё слезились. Серое платье в пол с закрытыми рукавами подчёркивало полноту её тела. Такого же неприглядного цвета платок болтался на шее, частично цепляясь за узел чёрных волос на затылке.

– Вы знаете Бастет? – в надежде, что не всё ещё потеряно и никаких богов не существует, уточнила я.

– Конечно, госпожа. Ох, простите меня, дуру старую!

Я ничего не поняла, когда Фирузе – кажется, так её звали – упала на пол и вскинула вверх обе руки в странном молитвенном жесте.

– Великая, великая Маат…

Я только нелепо замычала, с уже меньшим остервенением продолжая хрустеть яблоком.

– Слава, слава великим богам! – продолжала причитать она, в силу возраста с трудом сгибаясь в спине, чтобы удариться лбом о пол в сантиметре от кончиков моих пальцев.

Дверь снова открылась, и на пороге замер мужчина. Нижняя половина его лица была закрыта тканью, но морщины в уголках чёрных глазах выдавали количество прожитых лет. Он был ровесником Фирузе, но на колени упал с большей прытью и гибкостью.

– Благословите, о великая богиня!

Мужчина сорвал с лица повязку, скомкал её в руке и обтёр вспотевший лоб, при этом странно на меня поглядывая. Когда в его глазах задрожали слёзы, я совсем запуталась в происходящем, положила огрызок от яблока на стол и неловко сцепила руки за спиной.

Фирузе тяжело задышала, будто тоже готова была расплакаться.

– Объясните мне, где я.

И желательно добавьте, кто я.

– Вы в храме, госпожа. В храме великой Бастет, – с благоговением почти пропела Фирузе.

– А вы кто такие?

– Мы те, кто ждал вашего появления несколько тысячелетий, – вызвался отвечать мужчина. – Мой отец ждал, мой прадед ждал, мой прапра…

– Я поняла, не продолжайте. – Я перекатилась с носка на пятку. – Как я здесь оказалась?

– Великая госпожа Бастет привела вас, когда вам было совсем плохо. Она попросила нас приглядывать за вами и защищать ценой собственных жизней.

– Она сказала, от кого вы должны меня защитить?

– От предателей, – закивала Фирузе.

– Понятно. – Ничего не было понятно. – Что ж, тогда начнём с того, что я голодна. Безумно.

– Возьмите меня, госпожа. Я, Ахмет, ваш покорный слуга…

Что бы он ни имел в виду, я попятилась и выставила вперёд две руки.

– Я бы предпочла… ну… – Дико захотелось сладкого. – Круассан с шоколадом.

– К… курсан с шоколадом? – Мужчина нахмурился, будто я попросила стейк из единорога.

– Круассан, – вежливо поправила я.

Ахмет встал с пола, шепнул Фирузе что-то такое, от чего она покрылась красными пятнами, и жестом руки предложил пройти в дверь. Я поторопилась, прижимая к урчащему животу ладонь.

Мы оказались в небольшом коридоре, в котором было всего две двери. Одна из них вела наружу. Фирузе и Ахмет спешно обулись, не забывая пугливо на меня поглядывать, и вышли на улицу. Я прошмыгнула следом, уже с порога зарывшись босыми ступнями в раскалённый песок.

– Дерьмо.

Фирузе и Ахмет переглянулись.

– Жарко тут у вас, – пожаловалась я, вскинув голову навстречу палящему солнцу. Вокруг простирались километры пустыни. Несколько таких же крохотных домиков, как тот, из которого мы вышли, замыкали круг, внутри которого возвышалась небольшая мечеть.

К ней вела каменная тропинка, по бокам утыканная иссохшими кустарниками и такими же обезвоженными деревьями, не дающими тень. Я чувствовала себя яйцом на сковородке, пока мы шли к мечети, у которой росли пальмы и журчал маленький фонтанчик.

– Это и есть храм Бастет? – обливаясь по?том, спросила я.

– Нет, госпожа, – ответила Фирузе. Взяв со скамейки у подножия мечети сумку, она вернулась обратно, и мы двинулись дальше, к другому жёлтому домику. – Храм великой Бастет был разрушен полтора тысячелетия назад. Мы заботимся об его останках, но они погребены под землёй, под мечетью, под этим поселением. Этот круг, – она взмахнула рукой, – прежние границы храма, от которого остались лишь подземные этажи.

– Мы хоть в Египте?

– Да, госпожа.

Здесь было жарко, как в аду, что, казалось, надоедало только мне. Пышногрудая, с широкими бёдрами Фирузе быстро, словно мячик, прыгала вперёд под невыносимой жарой. Достав моток с ключами из сумочки, она открыла дверь.

Вопреки надеждам, внутри оказалось так же душно. Ни о каком кондиционере не шло и речи, но солнце хотя бы перестало пытаться поджечь мои волосы.

– Госпожа, присядем. Пока Фирузе будет готовить обед, вы можете отдохнуть в нашей скромной гостиной.

Ахмет махнул рукой. Край рукава задрался, и я увидела странный, но знакомый символ на его предплечье: вытянутая в профиль кошачья морда, переливающаяся золотом.

– Что это, Ахмет?

Он проследил за моим взглядом и, прочистив горло, ответил, когда мы зашли в гостиную и сели на расстеленный на полу красный ковёр, перед которым стояло что-то наподобие стола, только без ножек:

– Госпожа Бастет вознаградила нас и наших предков за верную службу. Видите ли, у нас с Фирузе не получались дети. Мой брат умер пару лет назад, а его единственный сын вырос и уехал в Каир. Больше в этой деревне, кроме нас, никто не живёт. Но мы всё равно остались верны великим богам, и спустя столько тысячелетий вы наконец проснулись. – На этих словах он заплакал, промакивая глаза тем же платком, которым вытирал пот. – Великая Бастет оставила эти метки, и теперь моя Фирузе беременна.