Давид Сасунский

Помчался, во весь дух гоня,
Он залетел в Диарбекир —
И вновь назад погнал коня.

Три тысячи был лидров вес
Огромной палицы одной.
Ударил он – в пыли исчез,
Заколебался шар земной.

«Землетрясенье? Рухнул мир?» —
В смятеньи спрашивал народ,
«О нет, то жаркой крови пир,
То великанов бой идет!»

«Один удар – и пал Давид!» —
Войскам провозгласил Мелик.
Но из-под тучи крик гремит:
«Я жив!» – Давида грозный крик…

«Ай, ай, – разбегу мало нам!
Гляди, как налечу сейчас!» —
Вскричал Мелик. Могуч и прям,
Сел на коня второй он раз.

Теперь уж скачет он в Алепп,
Оттуда вновь погнал коня.
От вихря пыли мир ослеп,
Под бурей задрожал, стеня.

Разит. Услыша грозный гром,
Оглохли люди, нем язык.
«Осиротел сасунцев дом!» —
Спешит похвастаться Мелик.

«Я жив! – воскликнул вновь Давид, —
Скачи еще – черед не мой!» —
«Ай, ай, разбегу мало нам!..» —
Мелик воскликнул, сам не свой.

Мчал в третий раз он горячо,
И в Мсырский ускакал предел,
И с палицей через плечо
Вновь на Давида налетел.

Изо всех сил ударил он,
Ужасен гром был, мир поник,
Окутан прахом небосклон,
Покрылся тьмою солнца лик,

И вот три ночи и три дня
Стоял подобьем тучи прах,
Была три ночи и три дня
Давида смерть на всех устах.

Три долгих дня ушло, и вот
В стоявшем тучей прахе том
Живой Давид горой встает —
Горою в сумраке густом.

«Теперь, – он молвил, – мой черед!»
Припав к земле, дрожит Мелик, —
Смертельный пал на сердце гнет,
Душой кичливой царь поник.

Он сам в ту яму, в глубь и тьму
Под земляной забрался кров, —
Забился он под сорок шкур,
Залег под сорок жерновов.

И с места прянул, и вскричал
Сын-лев, достойный льва-отца.
Сверкнул, взыграл, забушевал
Меч-молния в руке бойца.

Но мать меликова вопит,
Вопит и пряды рвет седин:
«Топчи мне волосы, Давид!
Но мне даруй удар один!»

Вторично меч Давид вознес,
Сестра меликова – к нему:
«Давид, теперь, – вопит сквозь слез, —
Рази по сердцу моему!»

И час последний наступил.
Давид сказал: «Господь, прости!
Я два удара уступил,
Но третий должен нанести».

Тут дядя выступил Торос,
«Его разрубишь пополам,
Потом, Давид, – он говорит, —
Мы тело взвесим по частям.

Две половины мертвеца
Да будут равны, – говорит, —
Иль больше моего лица
Не увидать тебе, Давид».

Воспрял Давид и поскакал,