Послание в будущее

2. Грезы Ясема

Ясем грезит на рассвете, перед пробуждением.

Сквозь пелену тумана он видит изображение таинст–венной реки.

Подталкиваемый любопытством, он скользит по речной воде, где все меняется в непрерывном колебании, и начинает понимать – это Река Времени. Поток течет из прошлого в будущее, и если скользнуть по туману вверх по течению, то попадаешь в берега прошлого. Он непроизвольно стремится против течения, пока не встречает причудливые тени величественного здания с громадными колоннами.

Это дворец или храм?

Ясем почему-то решает, что ему туда и надо.

Он плывет внутрь и находит себя посередине огромного зала.

Здесь готовится какой-то праздник.

Прибывает народ. На всех торжественные костюмы и пестрые галстуки с диковинными узорами. Люди важно поправляют эти галстуки, пожимают друг другу руки и рассаживаются по креслам, пролистывая записные книжки. Некоторые держат в руках горящие трубочки, время от времени прикладывают их к губам, затягиваются и пускают мутный дым друг другу в лицо, совершая взаимное обкуривание.

Языческий ритуал?

Таинство какое-то?

Перед амфитеатром – сцена, где висит гигантский портрет задумчивого человека, сидящего перед открытой книгой с пером в руках.

Похож на учителя Яна?

Что за странная надпись под портретом?

«360 лет».

Ясем скользит, увлекаемый своими чувствами, и понимает, что эти люди – ученые мужи, которые начинают диспут. Непонятно, почему они не в докторских или магистерских мантиях?

На сцене появляется наиученейший, наиглавнейший и наиумнейший среди собравшихся. Почему-то Ясем знает имя – профессор Давид Вихонековский.

Все долго и упорно аплодируют ему, пока он поднимется на кафедру. Затем наступает тишина, и он обращается к собранию с торжественной речью.

Ясем пытается понять суть сказанного, что весьма нелегко, ибо говор у профессора причудливый, доклад мудреный, а усилившаяся зыбь Реки Времени искажает и без того очень искаженные образы. Живые картины становятся расплывчатыми, однако, до Ясема доходит некоторый смысл, а в его сознание врезаются даже некоторые фразы.

– В этот торжественный день мы празднуем 360–летие великого сына чешского народа – Яна Амоса Коменского…

– Для правильного понимания Коменского необходимо помнить, что его философия двойственная. Есть полезное зерно в виде его реалистически–материалистической линии, что дало всходы в наш прогрессивный век. Но есть у него и ложная направленность, религиозно–идеалистическая. Он не смог порвать с господствовавшим миропониманием феодальной эпохи – христианством. Коменский сидит на двух стульях…

– Сегодня мы читаем Коменского демистифицированно. Нельзя воспринимать всерьез его ложные воззрения о том, что на Земле будет установлено тысячелетнее «царство Божие». На самом деле, подготовка к «вечной жизни» была для Коменского подготовкой к жизни именно земной, и притом к жизни в коммунистическом общежитии.

– Великий Маркс открыл нам глаза, написав, что христианство превозносит трусость, презрение к самому себе, самоунижение, смирение, покорность, словом – все качества черни. Но для пролетариата, который не желает, чтобы с ним обращались, как с чернью, смелость, сознание собственного достоинства, чувство гордости и независимости – важнее хлеба…

– Великий Ленин учил нас, что религия – средство закабаления трудящихся масс, средство одурманивания рабочего класса. Тем, кто живет чужим трудом, религия продает билеты на небесное благополучие по сходной цене…

– Гениальные Маркс и Ленин дали нам великий метод марксистско–ленинского диалектического материализма и доказали лживость всех религий…

– Но в начале семнадцатого века Коменский не мог уйти от религиозности. Потому он и писал, что Бог назвал себя альфой и омегой, началом и концом всех вещей, из него же, им же и в нем же вся суть.

– Прогрессивность Коменского проявляется и тогда, когда он справедливо ставит под сомнение само существование Бога. Выражая горячий протест против тяжелой действительности, он заявляет – лучше бы мне никогда не родиться, не проходить врата жизни, если после всей мирской суеты мой удел – темнота и ужас. Ах, боже, боже, боже! Если ты существуешь, то смилуйся надо мной, несчастным…

– Даже сам Коменский, этот глубоко верующий человек, справедливо ставит под сомнение само существование Бога…

Ясем поражен диким кощунством ученого мужа. Он взрывается от бессильного негодования. Он думает, что услышав поругание священных предметов, собравшиеся будут возмущаться, но они спокойно соглашаются, кивают и записывают, полностью разделяя эту скверну.

Чем дальше, тем больше содрогается Ясем. Он повержен в жуткий страх от слов этого хулителя Бога по имени профессор Давид Вихонековский.

Ясем не может это стерпеть и скользит прочь отсюда, подмечая в самый последний миг большую надпись на стене: Всемирный Конгресс Комениологов.

Он вылетает из здания и проваливается в Реку Времени, захлебывается в потоке, тонет, но, превозмогая себя, выплывает на поверхность.

Оглянувшись назад, он замечает, что высокое, величественное здание с громадными колоннами, где он только что был, разваливается под ударом разрушающей силы какого-то нечеловеческого оружия.

В испуге Ясем плывет против течения Реки Времени, прочь от жутких картин, назад в свою эпоху. В надежде увидеть что-нибудь хорошее, он осматривается на окружающие берега и, к своему ужасу, видит лишь бедствие, войну и мучение.

Наконец, появляется знакомый городок Пшеров. Здесь вырос учитель Ян. Естественный интерес подталкивает Ясема к Пшерову, он скользит и все разом оживает…

Ясем с тревогой осматривает улицы города и чувствует, что здесь поселилась беда. На улицах никого, кто-то передвигается по кладбищу. Ясем устремляется туда и видит монаха, копающего лопатой одну могилу для десятка усопших. Тела завернуты в грязные тряпки, нет слез и скорбной родни, не горят свечи. Уставший монах возводит взгляд к небесам, и Ясем узнает его. Это преподобный Лукаш, верный член Братства! Сознание Ясема взрывается от мучительных вопросов:

«Какое несчастье здесь приключилось?»

Вместо ответа до Ясема доносится смрадный запах, и неожиданно возникшая кошмарная мысль отбрасывает его куда-то далеко.

«Неужели это мор?»

Ясем невольно плывет по улицам, пропитанным трупным смрадом, и убеждается – в городе гуляет чума…

Ясем попадает в заброшенную таверну. Там несколько грязных мужчин и женщин губят свои души, бездумно упиваясь вином, наслаждаясь грязными ласками и обжираясь. Они поют похабные песни, а один из мужчин в лохмотьях держит огромный бокал вина и кричит:

– Да здравствует день сегодняшний! Есть, пить и отдаваться прихотям! Что же нам еще осталось? Я не знаю, когда и как призовет мою душу Господь? Заколет ли меня саблей солдат сегодня или чумные опухоли покроют мое тело завтра? Но времени я терять не буду! Пью за сегодняшний день!

Осушив весь бокал, он, качаясь, наваливается на пьяную женщину рядом…

Ясем думает:

«Эти несчастные махнули на себя рукой, прячутся через похмелье от самих себя, как будто гнев божий не покарает грешников, где бы они ни были… Пшеров накрыла чума…».

Ясем невольно выскакивает на улицу, и через маленькую форточку его забрасывает в дом с закрытыми ставнями. За ними – мать с двумя детьми стоят перед отцом, главой семейства, который приказывает им:

– Держаться обособленно, подальше от всех. Не смейте трогать чужие вещи и ни с кем не общайтесь. Молитесь, и Бог убережет вас. Мать, иди, повесь тяжелый замок на дверь. Мы не впустим в наш дом черную смерть.

Услышав это, Ясем в ужасе смотрит на мать, которая идет к двери, вешает замок, но ее лицо покрыто черными пятнами, быстро перерастающими в бубонную опухоль…

От болезни ничего не спасает!

Вдруг Ясем вспоминает: