В видении Бога

Несколько раз он ходил в Шьям Чоплу, лесной храм вдали от города, где жил старый подвижник. Его детское простодушие притягивало Рамдаса. Святой любил рассказывать о своих странствиях в молодые годы и выпавших на его долю волнующих переживаниях. К храму примыкали два священных водоема. Они содержались в чистоте и порядке, и для святых омовений приходило много паломников из города.

Рамдас удостоился чести познакомиться еще с двумя божьими людьми – святым Нирбхаянанджи и его супругой Пурнананджи. Оба приняли санньясу и носили оранжевую одежду – образцовая пара, посвятившая себя служению Всевышнему. Их постоянной обителью был широко известный ашрам санньясинов «Пиликоти» на горе Читракута. В Джанси они жили в маленьком пригородном домике с садом. Оба были исключительно добры к Рамдасу. Матушка Пурнананджи – поистине сама любовь и чистота.

В связи с этим Рамдас считает необходимым напомнить, что для него нет «нечистых» или «грешных», хотя он и может упомянуть об особенной чистоте и праведности того или иного человека, с которым сталкивала его жизнь. Его задача – просто дать хронологический отчет о своем опыте и осветить события, происходившие с ним и встречавшимися ему людьми. Он преподносит свою историю с позиции бесстрастного наблюдателя божественной игры, ибо мир – это Его проявление, и Он выражает себя в мириадах форм и принимает самые разные облики. Зрение Рамдаса не затуманено различиями, и он питает равную любовь ко всем, будь то святой или грешник. Он не видит никакой разницы. Все роли в мировой драме играет только Бог.

Англичанин Аббот захотел увидеться с Рамдасом и привез его в свое бунгало. Аббот и его сестра, пожилая женщина, приняли Рамдаса на веранде. Английская леди с благоговением заговорила об Иисусе Христе и его учении. Рамдас всей душой приветствовал ее славословие божественному учителю. Но ее религиозный пыл завел ее так далеко, что она с высокомерием отозвалась о Кришне, Будде и других гениях духа.

– Матушка, здесь Рамдас никак не может согласиться с вами, – сказал он. – В его глазах Шри Кришна и Будда стоят так же высоко – если даже не выше, – как Иисус. Вы говорите о них так, потому что не постигли их. Точно так же есть и индуисты, пренебрежительно отзывающиеся о Христе, не имея представления, кто он такой.

Матушка атаковала позиции Рамдаса, пустив в ход армию контраргументов. Но Рамдас не принял боя и сохранил молчание. Аббот был недоволен тем, как его сестра разговаривает с Рамдасом, и попытался урезонить ее. В конце концов она успокоилась, и Рамдас распрощался с ними.

Рамкинкер и другие друзья в Джанси предложили Рамдасу подучить разговорный хинди, поскольку многие люди, приходившие послушать его, не знали английского. Они чувствовали, что многое теряют, не понимая смысла бесед. Один из друзей вызвался подтянуть его в хинди и снабдил Рамдаса школьным учебником первого класса, грифельной доской и карандашом. Рамдасу казалось, что его только что приняли в «приготовишки». Он быстро делал успехи: за десять дней прошел учебник первого класса, а за следующие пять – второго. Потом он начал читать простые книжки на хинди – Бала Рамаяну, историю Самартхи Рамдаса и Гита-санграху[31 - Бала Рамаяна – Рамаяна для детей; Самартха Рамдас (1608–1682) – великий святой и поэт Махараштры, преданный Раме и Хануману, учитель царя маратхов Шиваджи; Гита-санграха – краткий облегченный вариант Бхагавадгиты.].

Приближался Рам-навами, святой день явления Шри Рамачандры, и Рамдас подумывал о том, чтобы встретить его в Читракуте, где, как говорили, по традиции устраивается грандиозное празднество. Вскоре пришел день, когда он объявил своим друзьям в Джанси, что собирается уехать вечерним поездом. Рамкинкер и другие друзья пришли провожать его на вокзал. Рамдасу предстояло путешествовать в одиночку.

Глава 9. Читракут

Отречение лавочника

Перед отъездом Рамкинкер сказал, что не хочет отпускать Рамдаса одного и нужно найти ему спутника, который присматривал бы за ним. На эту роль вызвался банья (мелкий лавочник), стоявший рядом с ними у вагона.

– Я тоже еду в Читракут, – объявил он, – и был бы счастлив сопровождать его и служить ему.

Предложение было принято, и Рамдас с баньей уселись рядышком. Поезд отъехал от платформы. У баньи имелись стеганое одеяло и лота. Он расстелил одеяло на полке и, уложив на него Рамдаса, стал массировать ему ноги. Оказывая эту услугу, он изливал душу Рамдасу.

– Махарадж, мне опротивела мирская жизнь. Я устал от всех этих хлопот и напастей и тоже хочу стать садху. Возьмите меня под свою защиту и считайте своим учеником.

– Рамджи, – ответил Рамдас, – в мире нет ничего плохого. Это просто неверный настрой твоего ума. Нет никакого смысла давать обет отречения, пока твой ум не охватила острая потребность сорвать покров иллюзии, прячущий Истину у тебя внутри. Иначе ты просто угодишь из огня да в полымя. Нам нужно научиться верному отношению к жизни и миру, только в этом истинное счастье. А чтобы правильно относиться к миру, нужно правильно видеть его. Это видение приходит в процессе постижения Истины, или Бога. Если ты просто отвернешься от мира, то не придешь к освобождению и покою. Взгляни в себя поглубже. И свобода, и радость – в тебе самом. Нужно только победить вожделение, гнев и жадность. Не цепляйся за Рамдаса, он не гуру. Он может показать тебе, где путь, но пробиваться по нему и бороться с препятствиями тебе придется самому. Так что стань учеником Истины.

Похоже, проникновенная речь заставила ум баньи лихорадочно заработать. За весь вечер Рамдасу не удалось вытянуть из него ни слова. Он как воды в рот набрал, и по его виду было невозможно понять, дошел ли до него смысл сказанного. Ночь прошла, и ранним утром поезд прибыл на станцию Читракут. Рамдас и банья вышли в город и двинулись к гряде холмов. Им предстояло одолеть три мили, и по пути между ними вновь завязалась беседа.

– Рамджи, занимаешься ли ты какой-нибудь садханой для концентрации ума? – спросил Рамдас банью.

– Ну а как же. – Банья почувствовал себя задетым. – Иногда я повторяю Божье имя.

– «Иногда» не годится, – возразил Рамдас. – Имя нужно повторять беспрестанно и следить, чтобы поток мыслей о Нем не замирал ни на секунду.

– Лично у меня с этим делом все в порядке, – отрезал банья.

– Рамджи, оставь Рамдаса в покое, – сделал попытку Рамдас. – Ступай своей дорогой, так как Рамдас – одинокий бродяга.

– Нет, нет, – всполошился банья. – Я не собираюсь бросать вас.

– Путь, избранный Рамдасом, чреват страданиями и опасностями. Он храбр и не боится смерти. Ты не представляешь, какие невзгоды и лишения ожидают его спутника, – увещевал его Рамдас.

– Я тоже ничего не боюсь, и как бы вы ни жили, могу приспособиться к любым условиям. Я твердо решил разделить с вами свою судьбу, – торжественно провозгласил банья.

Рамдасу оставалось лишь покориться. Так пожелал Бог. Они достигли центра города и вышли к набережной реки Мандакини. На главной гате[32 - Гата – место у реки, где совершаются омовения и пуджи, и прилегающий к нему жилой квартал; спуск к реке.], где совершали омовение паломники, Рамдас уселся на низкий облезлый помост. Приступ вайрагьи[33 - Вайрагья – отрешенность, отказ от привязанности к миру.], напавший на банью, был в разгаре. Он скинул рубашку и, подозвав проходившего мимо брадобрея, сел на каменную ступеньку, скрестив ноги.

– Обрей меня наголо, – велел он брадобрею. – Я вступаю в санньясу.

– Не за того меня принимаешь, – почуял опасность цирюльник. – Я не собираюсь становиться твоим сообщником и накликать на свою голову проклятия твоей жены и детей.

– Брат, не думай о таких пустяках! Сделай, что я прошу, – уговаривал банья заискивающим тоном. – Ты получишь не только плату за бритье, но рубашку и часы.

Но брадобрей отказался наотрез. Страх проклятия пересилил все прочие соображения, и он не поддался на искушение. Он уже собрался встать и уйти, но банья крепко схватил его за руку.

– Ну тогда обрей голову и лицо, кроме бровей, и оставь только маленький пучок на макушке. На это у тебя не должно быть возражений[34 - Пучок волос, оставленный на макушке, означает, что путь назад отрезан не полностью и остается возможность вернуться к мирской жизни.]. Ну так что, сделаешь? – взмолился банья.

Брадобрей решился на компромисс и снял с плеча свою кожаную сумку с принадлежностями для бритья. После пятнадцатиминутной обработки на лице и голове баньи не осталось ни единой волосинки, кроме бровей и пучка на затылке. Рубашка и часы перешли во владение брадобрея вместе с деньгами, причитавшимися за услугу. Банья повернулся к Рамдасу, предвкушая одобрительный отзыв. Но Рамдас мог быть лишь веселым зрителем, наблюдавшим представление со стороны.

У баньи остались засаленная старая шапочка, которую он отшвырнул прочь, два дхоти, маленький кошелек с остатками денег и золотое кольцо на пальце. Одно дхоти он пожертвовал нищему. Теперь его имущество состояло из единственного дхоти, золотого кольца, мелочи и лоты.

Совершив омовение в реке, он пригласил Рамдаса в ближайшую чайную, где они подкрепились молоком и пури. Потом они прогулялись вдоль берега реки, пока не наткнулись на хижину, где обитало больше десяти садху. Эта гата носила название Патакшила. Немного отдохнув под деревом, они повернули назад к городу. Дело шло к полудню, и банья проголодался. Повторный визит в закусочную усмирил прожорливого волка у него в животе.

Ближе к вечеру они обошли вокруг знаменитый холм Камтанатх, где, по преданию, двенадцать лет жили в своей лесной обители Шри Рамачандра и Сита. Вечером они еще раз наведались в закусочную.

Для ночлега Рамдас выбрал место под деревом, банья пристроился у него под боком. Он прилип к Рамдасу словно тень, опасаясь, что тот в любой момент может улизнуть. Утром, проснувшись на травяном ложе, банья выказал явные признаки беспокойства.

– Давайте пойдем в Карви, – сказал он Рамдасу. – Это всего в четырех милях отсюда, к вечеру мы успеем вернуться.

Теперь Рамдасу не пристало спрашивать зачем. Его дело было лишь подчиняться. Посетив притягательную чайную, они отправились в путь. Когда они шли по узкой тропинке на крутом склоне холма, Рамдасу пришлось следовать по пятам за баньей, и он услышал исходящий от него шмыгающий звук и сдавленный стон. Рамдас одним прыжком опередил его и заглянул ему в лицо. Банья плакал.

– Что случилось? – спросил Рамдас.

Вытирая слезы и судорожно всхлипывая, банья с тяжким вздохом признался:

– Я сильно переживаю за жену и детей. Я ведь сбежал, ничего не сказав им. Они, наверное, очень волнуются и страдают из-за моего отсутствия. О себе я не думаю, но из-за них сердце просто разрывается. – И банья горько зарыдал.

– Рамджи, но почему тогда ты не вернешься к ним? – спросил Рамдас.

– Вы же видели, я сжег почти все мосты. О, как прав был этот брадобрей! – Он с нежностью погладил коротенький хвостик на голове. – Действительно, все не так безнадежно. Я все еще могу вернуться к ним.

Провал миротворческой миссии

Они продолжили путь и добрались до Карви. Банья спешно направился к маленькому домику под тростниковой крышей рядом со станцией. Они вошли во внутренний дворик и сели на скамейку в нескольких шагах от дверей. Во дворе играли двое мальчишек. Банья стал делать им знаки, но его внешность столь разительно изменилась, что дети не узнали его и не обратили на него никакого внимания. Тогда он подозвал одного из мальчиков и прошептал ему на ухо:

– Скажи маме, что один человек хочет видеть ее.

Мальчик побежал в дом, и в это время банья раскрыл Рамдасу секрет задуманного предприятия. Это был дом сестры его жены. Он решил признаться ей во всем и надеялся, что с ее помощью ему удастся помириться с женой. Очевидно, что та устроит скандал, который может грозить выдворением из дома с требованием не осквернять впредь ее порога.

Мальчик вернулся и как ни в чем не бывало возобновил игру со своим братом. Разве может порядочная женщина пустить в дом незнакомого мужчину? Банья снова поманил племянника.

– Скажи своей маме, что пришел муж ее сестры, – сказал он ему тихо.

Мальчишка заморгал глазами и уставился на банью. Его толстощекое лицо расцвело в улыбке, он помчался в дом и, тут же вернувшись, сделал банье знак войти. Просиявший банья пулей влетел внутрь. Рамдас остался ждать. Прошло минут пятнадцать – банья появился на пороге. Он был похож на побитого пса. По его жалкому лицу было видно, какой неудобоваримой снедью угостила его свояченица. Должно быть, она не скупясь выдала все, что ему причиталось. В жгучем пламени ее языка его физиономия сморщилась и обуглилась.

– Ее язык остер как бритва. Ох уж этот женский язычок! – воскликнул банья со знанием дела. – Махарадж, – добавил он, приняв решение, – теперь мне все ясно. Я не пригоден для семейной жизни. А жизнь садху – просто мечта. Я никогда не вернусь домой. Зачем – чтобы получить такое же от второй сестры? Махарадж, давайте поскорее уйдем из этого неприятного места, – поторопил он Рамдаса.